Плечи отца расправились, он строго выпрямился и сурово поглядел на Егора. От столь грозного его вида в покоях будто стало темнее.
– Ты давно не мальчишка и ослушаться моего слова я тебе не позволю, – пробасил он. – Помни, сколько людей тебе доверяют! В твоих руках вся община: склады, оружие, припасы. Ты лучше любого с Монастырём управляешься, ты второй человек после меня. Значит так Господь рассудил, что не тебе к Городам ехать! – отец прервался и долго вздохнул. Егор несогласно глядел исподлобья, Настоятель добавил уже примирительнее.
– Благословление на дорогу даю только Евгении, она поедет вместе с Василием за топливом, ты останешься в Монастыре.
– Отче прав… – вдруг сказала Женя, – пусть я дочь Настоятеля, но сейчас моя жизнь не дороже, чем жизнь казначея. Эконом и келарь и другие чины охотнее будут слушаться мужчину, если только… – она осторожно поглядела на отца, – если только Монастырём управлять станет некому. Тогда, кто топливо привезёт – не так важно.
– Егор, мы семья, – ещё бережнее сказал отец. – А в семье не только друг за друга боятся, но и доверяют, что каждый справится с порученным ему делом. Если Бог надоумил Евгению Серые Города изучать, то ей и ехать в конвое: за весь Монастырь, за всё христианское дело.
Егор с досадой растрепал волосы и огляделся по залу, словно искал подсказки у каменных стен, как ему образумить их. Сизый солнечный свет лился сквозь окна, с козырька звенела капель, где-то с крыши тяжело ухнул снег. На него недовольно и немного растеряно пялилось собственное отражение в стеклянных дверцах шкафов. Тарахтел генератор, то и дело мигала люстра.
Мирно в Обители. Тихая жизнь по уставу и обиходнику. Но стоит выехать за ворота, как в конвой вцепятся десятки озлобленных глаз, алчные руки потянутся к беззащитным, кто поедет по пустошам и заночует в пути. Не нужно напоминать, чем опасна дорога, и всё-таки Егор не утерпел.
– Не правильно это. Помяните моё слово – не правильно. Не в топливе дело, а в том, что не всё отдаём для дороги. Если есть опытные и умелые люди, так значит их и нужно ставить в конвой, иначе беда.
– Не пророчь, – ответил отец и свернул рукописную карту.
– Может с этим наш путь станет легче? – Женя снова открыла планшет и достала тетрадь в чёрной обложке. – На Вороньей Горе мы нашли следы племени людоедов. Один из дикарей не сбежал и стащил мой рюкзак. Он зачем-то подбросил в него чужую тетрадь с какими-то записями. Я ни слова не поняла, хотя руны знакомые.
– Ещё одно племя зашло в крещёные земли? И тоже Навь? – поинтересовался Егор.
– Нет, уклад Навьего рода запрещает пожирать человечину, – отец взял тетрадь и заглянул под обложку. На титульном листе заплелись хитрые руны. Он нахмурился, явно не сумев их прочесть.
– Не похоже на Навь, – согласилась Женя. – Племя на Вороньей Горе совсем дикое, носит маски, грязные шкуры и соплеменников держит за скот. Со мной тот дикарь не разговаривал. Рядом с его пещерой стоял идол с пустыми глазами, весь в стекле и осколках зеркал. Мы сбросили его вниз по склону горы.
– Это Дивы, – оторвался от изучения рисунков отец. – Мне ещё дед рассказывал, что они встречали их у подножья Пояса, но с восточной стороны гор.
– Если это так, значит с оттепелью Дивы перешли в Междуречье, – поняла Женя. – Перевалы и вправду оттаивают. Я думаю, в тетради рассказывается о Повелителе Серых, на рисунках ордынское солнце, значит записи в ней делал кто-то из них.
Женя приложила медальон к тетради. Отец мельком оглядел и вернул его дочери, после чего вновь присмотрелся к таинственным рунам.
– В Монастыре много кто знает письмо всебожцев, но эти, кажется, составлены тайнописью, –спешила объяснить Женя, к горлу вновь подкатывала тошнота. Свет люстры резанул по глазам будто лучистыми звёздами.
– Это Навий рунскрипт, – неожиданно догадался отец. – Охранные символы, известные лишь ведуньям. Но Навь книг не пишет и дневников не ведёт. Вся их история хранится в устных преданиях – ведах, рунскрипты пишут на стенах или сторожевых камнях при входе в логово.
– Ты сможешь перевести, что написано? – спросила Женя с надеждой. – Если удастся прочесть что-нибудь новое про восток, это станет хорошим подспорьем в пути. Всей правды о Серой Орде не знает никто, больше рассказывают о выдумках, мы могли бы…
– Я плохо знаю рунскрипты, – закрыл отец рукопись. – Это письмо ведуний, а они редко делятся тайными знаниями. В последний раз я видел рунскрипты ещё в старом логове и не понимаю, как можно их перевести. Но предостерегаю тебя…
Он подошёл к столу, выдвинул ящик, положил тетрадь внутрь и крепко задвинул обратно. Жене оставалось лишь с сожалением смотреть, как забирают дневник.
– Истории, записанные рунскриптами Навьих ведуний, ничего хорошего не принесут. Ты ищешь знаний, но этот плод – один из запретных. Тетрадь останется у меня. В изучении городов на востоке полагайся больше на карты и записи из библиотеки.
– Все карты мною изучены. Ничего лучше уже не найти, – поникла Женя. Ржавое солнце так и осталось у неё в ладони, как обломок нераскрытого прошлого. Но Егор вдруг опомнился.
– Послушай, хорошо бы ещё один караван собрать. Ехать недалеко, всего-то полдня пути от нашей общины, на Старое Кладбище.
– Зачем? – строго спросил отец.
– Да есть старый слушок – догадка и только; мол, спрятан на кладбище чей-то схрон. Давно собираюсь съездить, да всё никак не получается вырваться.
– Вернее скажи, что ищешь?
– Закладку оружия, схрон шатунов… – развёл руками Егор, – точнее сейчас не скажу, но нынче дороги любые припасы. Женьку хочу взять с собой, вместе караван проведём, последние наставления ей дам на дорогу. Если в Серые Города меня не пускаешь, то дай хоть побыть с племянницей в малом конвое.
Женя притихла в ожидании решения отца. Только мельком, но с большой благодарностью она искоса глянула на Егора.
– Евгения и двух дней не пробыла в общине, а ты её снова в конвой? – отец говорил рассудительно, хотя ответ его всё равно звучал странно. Он был готов отправить родную дочь через горы в неизведанные восточные земли, но беспокоился из-за поездки до ближнего кладбища. Женя ещё больше смутилась, когда отец, заметив их удивление, неожиданно разрешил.
– Благословляю. Но поедите не одни, а под охраной Василия. Волкодавы теперь присматривают за Евгенией всегда. Заодно друг к другу привыкните и поближе сойдётесь.
– Спаси Бог, отче, – не удержалась Женя и поблагодарила. Он улыбнулся, хотя взгляд его оставался встревоженным.
– Дашутка в сознание пришла? – переменил тему он.
– Нет. Медики обещают, что с ней всё будет в порядке, – ответила Женя. – Сон этот… а, впрочем, со дня на день очнётся, тогда и увидим. Сейчас с ней Тамара.
– Хорошо. Тоже ступайте, вам самое трудное послушание нести.
Женя поклонилась отцу и быстро вышла за дверь, за ней вышел Егор. С первых шагов в коридоре её повело, она сильно качнулась.
– Ух ты ж! – скорее поддержал её дядя. – Ты как?
Его голос отозвался резким звоном в ушах. Опёршись о стену, Женя скорее добралась до туалета, ввалилась внутрь и закрыла дверь. До кабинки она дойти не успела и согнулась над раковиной, её обильно стошнило тёмными сгустками.
– Женя! – забарабанил по двери Егор. – Ты в порядке? Женька!
– Ни кричи, Егор, людей перепугаешь, или отче услышит, – отдышалась она. По раковине растекался кровавый след. Женя вытерла дрожащими пальцами губы. Остатки ужасны, но после рвоты ей полегчало: ни рези в желудке, ни головокружения, от живота по всему телу расходилось тепло, совсем не похоже на внутреннее кровотечение.
– Это после каравана? Что с тобой сделали? – спросил Егор из-за двери вполголоса, чтобы не слишком шуметь в коридоре. – Может быть позвать Серафима?
– Нет, не надо.
Женя опёрлась руками о раковину и смотрела на себя в надтреснутое зеркало. Прядь мокрых золотистых волос прилипла ко лбу, губы горели, но всё-таки на лицо возвращался румянец. Она нарочно открыла кран, чтобы скрыть за шумом воды дрожание в голосе.
