– Я не настоятельская дочь, ты ошибся.

Берислав окинул её взглядом с ног до головы, явно сравнивая с донесениями язычников.

– Нет, не верю, – наконец, сказал он. – Ни одному твоему слову не верю. Значит поедешь с нами. В Китежских тюрьмах языки горазды развязывать. Сразу не сознаешься – ещё пожалеешь, что не у Нави осталась. Не страшно тебе врать нам, Евгения?

– Меня Тамарой зовут.

– А я верю! – неожиданно выступил вперёд Воисвет, и пичуга у него на плече защебетала. – Навь бы с дочерью Настоятельской обошлась много хуже. Да и мы хороши: сначала спасаем, теперь смеёмся над ней и угрозами сыплем. Неужто Совесть позволяет судить вам без проступка и без вины приговаривать? Вы, чьи хоромы и капи не в горах, не в лесах, не в брёвнах, не в каменных стенах, а в душах чистых и в сердцах вещих, в словесах честных и в делах Правых, – вы, на пытку девушку слабую приговариваете? Не зазорно?!

– Доверчив ты, волхв, – с укоризной сказал Берислав. – Глаголешь словесами красными, речами из уст самой чаровницы подхваченными, хочешь нас пристыдить. Разве что бабьей красоты в тебе нет!

Вокруг опять грянули смехом, но ясаков перекрыл громкий оклик.

– На просеке! Четыре машины едут – броненосцы из Монастыря!

– Что, выследили?! – Берислав подхватил из кузова штурмовую винтовку с подствольным гранатомётом и принялся коротко раздавать указания. – Машины в полукольцо, ящики между ними, броню вперёд, пленницу в мой внедорожник! Две Мухи на левый фланг – живее! Живее!

Дружинники забегали, инструменты умолкли, от остова корабля вернулись остальные бойцы. В ту же минуту лагерь перестроился в крепость. Каждый штабель ящиков и каждую машину заранее ставили так, чтобы отбиться при неожиданном нападении. Броневик выехал к просеке лобовой частью. По бокам от него поставили внедорожники, между ними втиснули ряды набитых металлом ящиков. На левой, более пригодной для стрельбы стороне, затаились двое гранатомётчиков. Около двадцати Китежцев приготовилось к бою, хорошо вооружённых, и, судя по подготовке, не раз сражавшихся вместе.

Женю усадили в машину. Берислав распорядился огня без приказа не открывать. Он позволил четырём монастырским внедорожникам выехать с просеки на открытое место, хотя отдавал этим христианам позицию лучше. Как только машины с восьмиконечными крестами на дверцах вырулили на простор, они лихо развернулись бортами к ясакам и остановились. Каждый христианский броненосец венчала рубка с торчащим из неё стволом пулемёта. Из машин с противоположной стороны от ясаков выскочили вооружённые ратники.

– Десять, двенадцать, пятнадцать… – тихо пересчитывал их Хотимир за внедорожником воеводы. – Ещё четверо у пулемётов стоят. Всего человек двадцать будет, как и нас. Но с нами броня.

– У них тяжёлое вооружение, оно нашу броню в лоб прошибает, – оценил Берислав, также укрываясь за внедорожником.

– Это если бронебойки заряжены, а у нас гранатомёты и на бронемашине КПВТ. Да и, кто знает, может их корыта даже обычные пули не держат и с первой тычки развалятся.

– Не зря же они железок на них наварили, значит держат, – Берислав присмотрелся к христианам получше. – Ах ты, тёмная сила! Да это же Волкодавы, наши перебежчики, на кровь Настоятелем натасканные. Говорил я, что девка совсем не простая. На кой ляд было её в конвой подбирать? Слушай меньше волхва, проживёшь дольше. Теперь, если схлестнёмся, можем не вырваться.

Дверь одной христианской машины открылась, навстречу ясакам вышел светловолосый парень в бронежилете поверх куртки песчаного цвета. Он улыбался той самой белозубой улыбкой, какой привык встречать направленное на него оружие, хотя руки держал приподнятыми.

– Гой вам, Родные! – воскликнул он. Никто не ответил, но парень заговорил так, словно с ним только что тепло поздоровались. – И мы рады вас видеть, сердечные! Жаль разговаривать под прицелом приходится. Восточный берег Кривды – земля христианская, так в союзном договоре написано, заключённом восемнадцать Зим назад с Ваном. В Монастыре и не знали, что к нам гости пожаловали, да без полслова по нашим же задворкам пошли. Или ищите чего?

– Берегиня никаких договоров с Монастырём не заключала! И не по твоему разумению знать, чего мы тут ищем. Всё нашли, осталось только до дома добраться! – выкрикнул Берислав.

– Выходит, что набрали гостинцев, а с хозяевами не попрощались? – догадался с кем следует говорить парень и повернулся к внедорожнику воеводы. – От таких гостей всякого лиха дождёшься... а может вы чего чужое, не нарочно, конечно, забрали?

– Это Егор – казначей Монастырский, – указал на христианского переговорщика Хотимир. – Ох и хитрожопая сволочь! Не верь ему, Берислав. Глазом моргнуть не успеешь – обманет и своего недочтёшься.

Услышав такое, Воисвет горячо возразил.

– Всё не так! С ним можно договориться. Подумай, Берислав, что же лучше: девушка, серебро или жизни дружинников? Берегиня конвой ждёт, мёртвые ясаки без небесного серебра ей без надобности.

Двигая крепкой челюстью, Берислав размышлял. Он не выглядел мудрецом, но в голове, годившейся, казалось, только под каску, скрывался догадливый и изворотливый ум. Тишина затягивалась. Не дождавшись ответа, Егор сам продолжил, но теперь без обманчивого дружелюбия.

– Вот что, отдавайте нам пленника, а всё, что награбили – можете забирать!.. на этот раз. До Китежа дорога неблизкая, половину пути через христианские земли проехать придётся. Решитесь драться с нами сейчас – домой всё равно не вернётесь.

– Как бревно не плывёт против течения, так и воин не бежит от сражения, – откликнулся Берислав, дружинники поддержали его одобрительным гарком. – Если помешаешь каравану пройти, мы сметём тебя. И по земле твоей не раз хаживали. Чего навязался? Никакой пленницы у нас нет!

Воисвет с тяжким вздохом прикрыл ладонью глаза, Хотимир переложил руки на автомате. Из-за укрытия они не видели, как изменилось лицо Егора. Казначей помрачнел, приподнятые руки опустились к оружию.

– Значит, нет при вас ничего, что нам нужно… – сказал он, но вдруг встрепенулся и громко спросил. – Постой-ка, а ведь про пленницу я ничего не говорил! Откуда знаешь, что мы за девушкой приехали?

– Вот путало… – сплюнул под ноги себе Берислав.

– Не перехитришь ты его, договаривайся! – настаивал Воисвет.

– А если я не хочу договариваться? Не хочу отдавать ему ни заложницы, ни серебра? Настоятельская дочка для Ксении во сто крат будет дороже, чем все мы вместе взятые!

– Да ты не знаешь, точно ли она дочь крещёного Волка! Хочешь перед Берегиней выслужиться, а то, что через минуту нас всех убьют, не подумал? – вразумлял его Воисвет. – Немудрая сила – поистине не сильна, Берислав, а бессильная мудрость – воистину не мудра.

Берислав подтянул его за ворот пальто к себе.

– Не учи меня воевать, волхв. А не то, видят Предки, первый в Сваргу отправишься. Лучше потерять всё добытое серебро, чем одну такую заложницу.

– Не возьмут они твоё серебро, под ним же тебя и похоронят, – отчитал его Воисвет.

Берислав замычал, как взъярённый бык, но выпустил волхва из рук.

– Хорошо, крестианец! – выкрикнул он из-за укрытия. – Договор будет такой: караван с серебром пропускаете в Китеж, за это мы отдаём вам заложницу, но только когда до южного моста через Кривду доедем!

– Нет, не пойдёт! – отозвался Егор, хотя голос его запрыгал от радости. – Отдавайте заложницу прямо сейчас, и тогда, Богом клянусь, никто вас ни до, ни после моста не тронет!

– Клятвы твоим богом – для меня пустой звук! – огрызнулся Берислав. – Я сказал, заложница поедет с нами до южного моста через Кривду. Мы и сейчас сражаться готовы, но, если твоей девчонке пуля в башку попадёт, «не нарочно, конечно», то не серчай!

Между двумя караванами вновь повисло молчание, лишь ветер громыхал металлической обшивкой на остове скайрена. Как весенняя погода могла в любой миг низвергнуться на землю с дождями и снегом или согреть её светом солнца, также и люди с разных берегов Кривды могли напасть друг на друга или же разойтись миром – в лесной глуши чужакам не доверяли.