На душе сгустилось дурное предчувствие. Плохая ночь – безлунная, тёмная, и хмарь низкая и густая. В такую ночь даже Навь видит плохо и в пути может случиться всё, что угодно. Именно поэтому Олеся отправила Риту на дозорную лёжку. Только так она могла избавить сестру от ночной дороги.

– Олесенька, ты, когда на ребятишек глядишь, так улыбаешься, – заметила Снежка. Вместе с матерью она уселась на собранных к дороге вещах. Не всю утварь переносили из старой норы, взяли только самое необходимое на новом месте.

Олеся стёрла с лица улыбку. И правда, потомство вест чисто́ сердцем, не то что взрослые соплеменники.

– Своих бы она по-иному наставила, – протянула к ней руку мать. На запястье перестукивали костяные браслеты из добытых Олесей и Ритой клыков. Она наклонилась и прижалась щекой к натруженной кисти.

– Не тужи, Олесь. Буде срок, и у тебя народятся чада. К сединам на внуков хочу поглядеть.

– Перед сем надоть вас охранить, мати.

– Охрани. Лучше тебя опоры нам нет. А ежели ведунья на нашу семью худо подумала, так мы ей раденьем и доброй волей ответим. По-иному никогда не бывало. Пущай знает, ще мы верны роду.

Олеся кивнула и покосилась на кашляющую рядом Снежку. Рабыне полагалось сегодня нести самые тяжёлые вещи, но сердобольная мать наверняка потащит сама, дабы поберечь больную служанку.

– Погляди, Олесь, даже Снежа радуется. Серьгами её одарили, сватались значит. Весь вечер мне щебечет о сем. Нешто вы, ладные мои, мужей добрых не сыщите? На заре Рита придёт к нам в новую нору, сызнова вместе все соберёмся и род нас оборонит.

– Род оборонит, – согласилась Олеся, и мать отпустила её, тепло улыбаясь.

Охранники начали созывать семьи в путь, соплеменники начали подниматься, окликали детей, подбирали готовые к дороге тюки. От головы соньмы к Олесе широко подходил Сивер. Он хмурился и недовольно приглядывался к охране. Таким и должен быть сегодня вожак, иначе не все доберутся целыми и невредимыми. Сивер – хороший вожак. Но Олеся всё равно ему не доверяла, так как он был предан ведунье как пёс.

– Гойко с тобою в хвосте пойдёт. В голову соньмы поставлена Навья Стража, о десницу Святовит, о шуйцу Колгота. Так до норы и дойдём, – объяснил Сивер.

– Навьих Рёбер ще-то не видно, – Олеся нарочно сказала об этом, хотела поглядеть, как поведёт себя Сивер: отпрыск ведуньи недавно нарушил черту.

– Отаилися где-нибудь, не ведаю где. Сегодня Яра не буде, – в свой черёд Сивер не спускал глаз с вожака стаи Колготы. Гойко уходил из старого логова вместе с семьёй, как и остальные несогласные с Единением. Но семья теперь у него маленькая: круглолицая веста, да взятая из глухой деревни чернуха, моложе и красивее хозяйки, но глупая, как сковородка. Единственного сына Гойко шесть Зим назад убил Чёрный Зверь. И в этом тоже нашлась вина Яра.

Куда не глянь – кругом в соньме идут имевшие зуб на ведунью. Пусть так, пусть крамолу отделят от согласного племени, они сами на то напросились, но семья Олеси тут не при чём, её семью зря примкнули к отступникам. Олеся на своей шкуре изведала всю злопамятность и подлость ведуньи. Может Гойко успел взбаламутить охотников и теперь только из-за него остальных отселяли?

Олеся перед Сивером не волновалась, хоть звериная и человеческая часть души неприятно ворочались. Отряды по бокам и в голове соньмы выстроились как положено, Чертог замыкал. Жестом руки Сивер велел отправляться. Весты подхватили на руки малых детей. Сумки, тюки, корзины и короба полагалось нести молодняку и чернушкам. Так и двинулись сквозь лесной мрак за дозорным отрядом.

Первое время шли совсем молча. Шуршала одежда, постукивали костяные украшения и обереги, сипло кашляли больные чернухи и гнусаво пищали младенцы. Но вот женщины зашептались друг с другом об увиденном в темноте. В лес они выходили не часто, разве что собирать коренья и ягоды, и то под присмотром. Волчицы знали только семью и детей, как мачехи изводили чернушек, считали добычу в норе и грызлись с соседками – так размышляла Олеся о вестах. И ради этого повязать себе красную нить, отказаться от белой охотничьей воли и выйти из стаи?

Чуткий слух распознал, о чём шепчутся весты: что если сейчас, именно в эту ночь, к ним заявятся чужеяды? Тогда соньму рассеют, отнимут и перережут детей, самих вест полонят на благо чужого рода. Ничего хуже Волчицы и представить себе не могли. Да, это они заражали охотников своим страхом. Весты всегда боялись: за семью, за потомство, за привычный уклад. Ведунья их успокаивала, обещала поставить Зимних Волков над всеми прочими племенами, а Сивер держал в кулаке матёрых охотников. Но Гойко и его веста наверняка подпитывали страхи Волчиц, сулили им рабство и смерть в Единении. Одно Навье племя призывало к себе сразу многих – алчных и злых. Что за лютые звери придут в родной лес? Весты не знали и снова боялись.

Семьи шли по лесу, в Олесе же нарастало предчувствие, что развязка вскормленной страхом крамолы близка. О, она знала, чего стоят бунты. Однажды к ним в нору влетели обезумевшие от злости охотники, напали на мать и наверняка бы убили её вместе с маленькой Олесей и Ритой, если бы Первая Волчица не заступилась. Охотники пытались отомстить им за отца – за Деяна. Олеся невольно поглядела на правую руку. Два пальца теперь не сгибались. Но что она тогда могла сделать? Пытаясь защитить мать, она сама чуть не погибла.

– Я не предатель… – вполголоса обронила Олеся.

– Болят? – спросил Сивер, должно быть следил за каждым её шагом и вздохом. Он сам и его Навья Стража – небольшой отряд в соньме. Вдруг до Олеси дошло, что они могут служить приманкой для бунтовщиков, чтобы Гойко набросился на сородичей в открытую поднял бунт против ведуньи.

– Привыкла уже. – Спрятала руку Олеся. – Сегодня вечером Вольгу увидала.

– И где? – прищурился Сивер внимательно.

– У Крывды, монастырскими рясами тряс. За чертою Счастье добыл. Крестианку, верно, какую с Яром ограбили или из тепла умыкнули. Ще буде с наследком Белой Волчицы?

– Не твоя кручина. Свиря вместе с Вольгою не видела?

– Нет, такого не бысть. На кой ляд тебе однослухий Волчонок сдался?

Сивер ничего не ответил, указал ей кивком приглядывать за Чертогом лучше. Молодняк успел устроить шутливую потасовку. Чем дальше от родового гнезда, тем больше мальчишки свыкались с дорогой. Слишком уж тихо в лесу, слишком спокойно идут.

Олеся скорей подошла, без лишних слов оттолкнула одного шутника, второго встряхнула за шиворот, так что у мальчишки затрещала одежда. Волчата, пусть и со злобой, но вожаку подчинились и заняли место в охране. Показав твёрдость руки, Олеся возвращаться к Сиверу не спешила. Она подняла голову и принюхалась к ночному ветру.

Заметив, что один из вожаков отстаёт, Сивер подозвал к себе Гойко и сам подошёл к ней.

– Учуяла чего?

– Дым, – перевала взгляд Олеся. Сивер тоже принюхался. На самом пределе чувств ощущался сладковатый запах сожжённой травы. Олеся стянула с плеча автомат.

– Оседлые ночью к нам в лес, кажись, пробралися. Надо разведать.

– Направь Волка из стаи, – Гойко отёр шепелявый рот на изуродованном лице.

– Нет, надоть самим оглядеть, – решил Сивер. – Новое логово близко. Соньму матёрые доведут, вы в дозор.

Олеся спорить не стала, и первая пошла в тёмно-серые заросли папоротника. Гойко помялся на месте, ещё оглянулся на соньму с Колготой, и тоже отправился с дробовиком наперевес.

Олеся осторожничала и пряталась в жидком весеннем подлеске при любом подозрительном шорохе. Никто не посылает вожаков на разведку одних, но без Гойко бунтовщики не посмеют выступить против Стражи. К тому же, разведывать незнакомые запахи только вдвоём – слишком опасно. Они с Гойко могут наткнуться на опытных Волкодавов или чужеядное племя. Сивер отправил их почти на убой: вот ведунья порадуется! Всякому молочному Щенку ясно, что вожак никогда не идёт первым.

*************

Призраки оцепили периметр безопасной зоны. Пришлось использовать тепловизоры в тактических шлемах: видимость в ночном лесу ограниченная. На удалении пятидесяти метров разместили цепь датчиков движения. Группа ЧС всегда высаживалась и работала под прикрытием, но в этих лесах, под самым носом у Нави, лучше трижды перестраховаться. Для этого они и попросили подключиться к операции Хозяйку.