Аполлон
Стоял один — жестокий и безмолвный
И не смеялся, всё поняв.
МАРСИЙ ГОВОРИТ:
Пусть так! Он сам хотел. Я — победитель бога.
Привет тебе, земля, так долго и так много
Меня питавшая! Леса мои! Родник
Текучих вод, где я срезал сухой тростник,
В котором трепетно смеется и рыдает
Мое дыхание — растет и ропщет, тает,
То всхлипами ручья, то шумами листвы.
Лица, над водами склонившегося, вы
Уж не увидите. Мне не следить глазами
В небесной синеве за стройными ветвями!
Накажет грозный бог сатира. Взрежет нож
Мой мягкий бурый мех, сдерет покровы кож,
Кровавя шерсть мою. Умру я. Но напрасно
Завистник царственный, соперник мой опасный,
Рукой неопытной наладивши свирель,
Мой голос отыскать захочет... А теперь
Вы тело Mapсия, дрожащее от боли,
Из кожи вынете, зане не всё равно ли,
Что я уйду с земли: мой голос не умрет,
Покамест ветр морской в стволе сосны поет!
Из цикла ОДЫ И СТИХОТВОРЕНИЯ
ЖЕЛТАЯ ЛУНА
Унылый день закончился луною желтой,
Которая встает меж тонких тополей.
И в воздухе струится аромат тяжелый
Пруда, уснувшего меж мокрых камышей.
Когда под солнцем раскаленным, горько плача,
Мы в топкой глине замедляли слабый шаг,
Когда мы оставляли на песке горячем
Своих израненных ступней кровавый знак,
Когда огонь любви пылал, жесток и светел,
И после, в блеске погасавшего огня, —
Не знали мы, что сердцу будет сладок пепел,
Что на закате нашего большого дня
К нам донесется запах сладкий и тяжелый
Пруда, уснувшего меж мокрых камышей,
Что долгий день окончится луною желтой,
Которая растет меж тонких тополей.
ЧЕЛОВЕК И БОГИ
Земля еще горит следами былых богов.
Еще все боги живы в человеке, как хмель в вине —
Он тлеет, ждет, трепещет, грезит, бродит раньше,
Чем встать и выпрямиться в человеке,
Который чувствует, как в нем единым взмахом —
От горла до сознанья прянет быстрый огнь и яростное пламя.
Боги живы в человеке, и плоть его — их прах.
Их грозное молчание слышно умеющему слушать
В ветре их вещие уста.
Жив человек — и боги будут живы!
Поэтому иди, гляди, следи и слушай:
Умей увидеть факел в руке, покрытой тенью,
Смотри на воду текучую иль дремлющую,
На реку или ключ, фонтан или ручей,
Покамест в ней не станет видима Наяда или Нимфа.
Смотри так долго на дуб, сосну иль ясень,
Покамест ствол раскроется, кора не разомкнётся
Над голою Дриадой, смеющейся от радости свободы!
Если душа твоя дика, полна высоких шумов,
Ты будешь видеть в закатах солнца,
В крови дымящейся и в пурпуре горящем
Всегда пылающий костер Геракла,
Покамест в нас — расплавленной мечтой — трепещет
Справедливость, окрылявшая его могучую десницу.
И так во всем — в огне, в воде, в деревьях, в ветре,
Что дует с гор иль веет с моря —
Ты уловишь эхо былых богов.
Так глина сохраняет навеки вкус вина;
И ухо твое еще хранит в себе
И песнь Сирен и ржание Кентавра.
Иди и, пьяный от древних таинств,
Которыми украшено прошедшее земли,
Смотри перед собой на все, что остается
От них в мерцаньи зорь и в сумраках ночей.
И знай: ты можешь по воле своего безумья
Вновь воссоздать Сатира из козла,
А этот конь в ярме, что пашет поле, может,
Если захочешь ты, ударив золотым копытом,
Пегасом стать — крылатым и летучим.
Ты — человек, а глазу человека
Дана живая власть — творить земле богов!
Из книги КРЫЛАТАЯ САНДАЛИЯ
(La Sandale ailée)
1906
I
*СВЕТИЛЬНИК
И спящую средь шкур увидела она
Загадочную, страшную Любовь.
Жерар д'Увиль
Не слышал я шагов. Внезапно предо мною
Возникла девушка.
Была она нагою
И улыбалась мне, держа в руке своей
Божественный огонь, который все нежней
Струился в комнате чуть розоватым светом.
Да, то была она. И ласковым приветом
Казалось мне теперь дыханье пустоты.
И сердце вздрогнуло:
Психея, это ты?
Как поздно! В эту дверь стучалась ты, бывало,
На утренней заре. Ты нынче запоздала.
Темнеют дни мои, поля уже не те,
Где сердцем я твоей был предан красоте!
Что делать мы могли б среди ночной поляны?
Найдем ли мы сады и звонкие фонтаны,
И лавра стройный куст, знакомый нам с тобой
Своей бессмертною, негнущейся листвой?
Все сроки истекли. Ушло светило дня.
Зачем же ты тогда покинула меня?
Зачем светильник твой вернулся в дом пустынный,
Чтоб только озарить нежданные седины? —
И в гневе крикнул я:
Прочь! Ты уйти должна.
Прочь!
Но с улыбкою внимала мне она,
Как будто ей служил забавой гнев напрасный,
И тихо огонек дрожал в руке прекрасной.
Ответ ее был прост:
«Ты прав. Уж много дней
Блуждала я вдали от хижины твоей,
Вдали от тихого забытого порога —
Манящей синевой влекла меня дорога,
Но воротился путь сюда на склоне дня.
Я снова здесь. Прости. И выслушай меня».
И вспомнил я те дни, те светлые недели,
Когда мы ландыши срывали с ней в апреле
Среди прозрачных рощ, где буйствовал поток,
Где шаль ее клубил прохладный ветерок...
Теперь она была усталой, обнаженной,
И голос шел ко мне волною отдаленной.
«Наивным я в те дни была еще ребенком
Мне нравились цветы: их свежесть, запах тонкий.
Мне так хотелось знать, как их зовут. Но я
Не видела ни свойств, ни тайн их бытия.
Прошли года. И вот мне ведом сил избыток,
Умею я цедить из этих трав напиток,
Таинственный, живой и страшный, как гроза,
Что зажигает кровь и веселит глаза».
Так речь она вела, не девочка отныне,
А облик дерзости, подобие богини,
В чьем взоре ширится неотвратимый свет.
«Нет, не ищи во мне Психеи прежних лет,
Из милой девочки, из девушки влюбленной
Я стала женщиной, бесстыдно обнаженной,
Чья плоть уже горит, чьи жаждущие губы
Узнали вкус плода, волнующий и грубый,
Кто хочет обнимать, кто — жертва злых тревог,
Ступни изранил в кровь по рытвинам дорог
И вот несет тебе, как поцелуй свиданья,
И жизни властный зов, и персей трепетанье.
Светильник мой горит. Чего ж боишься ты?
Ступай за мной — и мы уйдем из темноты».
Так в этот миг она, слепительно нагая,
Высоко подняла светильник. Он, сверкая,
Подобен солнцу стал. И я увидеть мог
Дрожащий след огня, какой когда-то лег
На лоб ее, едва в безмолвии ночном
Она склонила стан над спящим божеством.
ІІ
*<ИЗРЕЧЕНИЕ>
Тот истинный мудрец кто на песке возводит
Жилье свое, познав, что все на свете прах,
И что сама любовь еще быстрей проходит,
Чем ветра легкий вздох иль свет на облаках.
Он пред лицом людей и видимого мира
Всегда спокоен, прост и мужественно прям,
Когда в ночи огонь колеблет факел сирый
