Не в силах будучи выдержать, он кончил тем, что однажды открылся своему брату Али, скорее, впрочем, в форме намеков, чем прямого признания. Вместо того чтобы пожаловаться на Фатиму, он стал распространяться о тяготах государственных дел:

— Очень трудно управлять людьми, если не поступать с ними, как делал старый Гассан, который меньше думал о их счастье, чем о их покорности, для чего главным средством ему служили веревка и палка. А между тем мужчины — существа почти наполовину разумные!

И в то время как Акбар вздыхал, думая о Фатиме, Али сказал ему с улыбкой:

— Ах, брат мой, как справедливы ваши жалобы! Кто бы сказал, в то время как мы были пленниками нашего отца, что смерть его не явится для нас началом счастья! Не мечтали ли вы о власти? Не желал ли я свободы? Теперь вы могущественны, и я свободен, и вот, если вы сетуете на вашу судьбу, то и я не больше доволен своею. Ни один из нас не чувствует себя удовлетворенным. Между тем, с тех пор как вы стали моим господином, я могу лишь радоваться вашей доброте. Дружба, которую вам угодно оказывать мне, доставляет мне всеобщее уважение. Каждый старается угодить мне, и я пользуюсь всеми выгодами власти, не неся ее бремени. И, однако, я не считаю себя счастливым, по крайней мере не чувствую себя им, что сводится к тому же. Я испытываю беспричинную скуку, от которой не могу избавиться и которая делает мне пребывание в Багдаде несносным. Вот почему я пришел просить вас позволить мне уехать на некоторое время. У меня явилось желание повидать свет. Добавлю к этой причине еще то, что мне недавно сообщили, будто в Дамаске поселился человек, продающий счастье. Он торгует им в лавочке на базаре. Мне передавали, что он доставляет тем, кто к нему обращается, радость и душевное спокойствие. Нет тревоги или печали, которой бы он не исцелил. Поэтому мне захотелось, с вашего разрешения, повидать его. Я собираюсь путешествовать под чужим именем, потому что не следует обнаруживать перед простыми смертными, что принц — увы! — способен испытывать любопытное желание быть счастливым, достаточно одного того, что мы, как и они, подвержены болезням, и не следует в их глазах еще более принижать себя до их состояния. Поэтому, брат мой, я прошу вас отпустить меня. Быть может, я привезу оттуда нечто такое, что окажется полезным и вам и мне. Но я вижу, что сюда направляется прекрасная Фатима, и, судя по ее виду, мне лучше оставить вас с нею наедине.

Первой заботой принца Али в Дамаске было справиться у трактирщика о дороге на базар. Али принялся бродить по его темным и прохладным галереям. Не задерживаясь около прекрасного оружия и красивых тканей, которые там продаются, он спешил к указанному ему месту. Продавец счастья расположился между «суками»[1] пирожников и седельщиков. Принц тотчас же узнал его лавку по обступившей ее толпе. Там было множество всякого народа, и Али пришлось пустить в дело локти, чтобы добраться до прилавка. За плетеной корзинкой толстощекий человек в розовом халате, с желтой гвоздикой в руке, сидел на ковре. Взамен соответствующего количества денег он давал покупателям маленькие круглые коробочки, в каждой из которых было по три пилюли: зеленая, красная и черная. Когда очередь дошла до Али, он протянул торговцу червонец, но в ту минуту, когда тот вручал ему коробочку, он наклонился к нему и шепнул несколько слов на ухо. Тотчас же продавец, вытаращив глаза, вскочил на ноги и, приподняв занавеску, провел Али в заднее помещение лавки. Как только они оказались там, он повергся пред ним ниц.

Дело в том, что принц Али тихонько сообщил торговцу о своем сане. Вместо того чтобы просто купить пилюли, он предпочел узнать тайну их изготовления. Но он не хотел быть жертвой обмана. Обладало ли зелье счастья действительной силой? Посмеет ли кто обмануть родного брата багдадского халифа! По мере того как он говорил, лицо толстого торговца расплывалось. Внезапно, не в силах будучи удержаться, он разразился звонким смехом, смехом счастливого человека, извиняясь за который он вновь обнял колени принца:

— О славный и возлюбленный господин мой, простите мне мою веселость, но она происходит от того, что вы могли на минуту поверить в чудесную силу моих пилюль. Я счел бы себя последним из людей, если бы стал неразумно поддерживать в вас это заблуждение; узнайте же, что я, стоящий пред вами, не всегда был шарлатаном и что, прежде чем прийти к нынешнему положению и начать наживаться, как это делаю я, за счет доверчивости себе подобных, я изведал различную судьбу и испытал немало тяжелого. Причиной этого было то, что Аллах судил мне родиться бедным и не снабдил меня необходимыми благами, чтобы сделать жизнь мою возможно менее неприятной. С самой юности своей я пытался помочь такой беде. Чтобы достичь этого, я не щадил сил и испробовал самые необыкновенные ремесла. Увы, я ничего не достиг и мало жалею об этом теперь, когда знаю, что богатство не дает счастья. Да и вообще, возможно ли счастье в этом мире? Не лучшее ли тому доказательство, что вы сами, славный принц, приехали в Дамаск ради надежды добыть здесь средство быть счастливым?

Ах, высокий господин мой, я искал его тоже, этого блаженства, и не раз мне казалось уже, что я достиг его. Да, я думал обрести его сначала в любви, потом в мудрости, но я жестоко ошибался, и мне дорого обошлось желание быть пламенным любовником и бесстрастным философом. Не буду пересказывать вам своих неудач. Все, что я могу сказать вам, это то, что им я обязан приобретенным мною опытом и что они внушили мне принятое мною решение — отказаться от этой несбыточной мечты, для которой не создан человек, ибо я уверен, что самому сильному, как и самому смиренному, не суждено чувство высочайшей удовлетворенности, к которому мы тщетно стремимся, и потому лучше всего забыть об этой глупости.

Таков, о принц, результат моих исканий. Они убедили меня в том, что главная утеха человека и единственное прибежище его — вкусно есть и сладко спать. В лакомствах и в сне находит он самое верное удовлетворение. Вот почему мои пилюли пользуются удивительной славой. Они прелестны на вкус и способствуют долгому сну. Я сам, впрочем, никогда к ним не прибегаю, но я им признателен за то, что они, доставляя мне деньги, позволяют предаваться обоим моим любимым занятиям. Я прихожу каждый день и сижу несколько часов в этой лавке, после чего удаляюсь в прекрасный дом, который я выстроил себе в окрестностях Дамаска, где провожу свои досуги так, как уже сказал вам. У меня превосходный повар, и подушки моего дивана набиты тончайшим пухом. Если вы удостоите меня чести испробовать сегодня вечером и то и другое, счастье, которое они мне доставляют, увеличится от радости принять у себя брата багдадского халифа и от доказательства того, что вы не гневаетесь на бедного продавца иллюзий, сказавшего вам правду.

Когда принц Али возвратился в Багдад, он вручил халифу Акбару хорошую плетку, купленную им на дамасском базаре.

— Мне кажется, брат мой, что это один из секретов счастья, ибо они различны для каждого из нас. Испытайте силу этого талисмана на прекрасной Фатиме: быть может, он окажет хорошее действие; только не говорите ей, от кого вы его получили.

И принц Али, чтобы отдохнуть от трудного пути, отправился спать, предварительно полакомившись вкусным обедом и осушив кувшин ширазского вина цвета заходящего солнца. 

Я не знал лично знаменитого Антуана Ватто из Валансьена, потому что его уже не было в живых, когда отец мой, честный суконщик, торговавший под вывеской «Золотое Платье», послал меня из Этампа в Париж для развития таланта, который я проявлял с детства к рисованию человеческих лиц и воспроизведению их с натуры. Такая склонность казалась счастливой этому славному человеку, и он не сомневался, что она мне поможет, рано или поздно, создать себе имя в искусстве. Он настолько гордился моими маленькими опытами, что показывал их всем посетителям, заходившим в лавку. Каждый при виде их выражал свое полнейшее удовольствие, и отец мой не меньше других. Но что его более всего побудило предложить мне променять метр на кисть, так это одобрение, которое проект его встретил со стороны г-на маркиза де Ла Геранжера.