– Ну, эт что! – пробасил Макарыч. – Рази хто ишшо акромя яво такой дурью-т балаваетси?! Труба у яво лучче? Ну, вот пущщай в яё и глядит! Чай, небось, деньжищ за трубу-то выложил поболе, чем за бинокуль.
Спрашивать, сколькикратная подзорная труба имеется в распоряжении у местного астронома, не имело смысла. Надо будет самому к нему сходить и глянуть. Глядишь, и телескоп ему какой-нибудь подгоню.
– А иголки, Андрей Иванович, шибко уж мелкие, – посетовал Ефрем. – Только под дорогую нитку подходят.
– А вона у Танюшки какие, поглянь-ка, – снова приняла участие в диалоге хозяйка. – Всяких привёз, да разноцветные какие! И таки, и таки! Всяки! Ты, Ефремка, спроси, можа и тебе привезёт.
– Привезти-то привезу, только не выгодно это. Лучше буду иголки покрупнее брать.
– Покрупнее – это хорошо. Крупные, они враз уйдут, – обрадовался купец.
Я вдруг представил, как Ефрем продаёт иголки. В розницу. И мне стало смешно.
– Ефрем, дружище, а кому ты их продаёшь? Иголки? – поинтересовался я.
– Коробейникам, – какбы удивился тот. – Кому ж ещё?
– А портным разным, типа Абрама Моисеевича?
Тот сразу сморщился:
– Им много не надо. Две-три возьмут и всё, им уже на год хватит.
Ясно. Ткани я возить не собирался. Да и не понимаю я ничего в тканях.
Затем разговор перешёл на мультитулы. Ефрем отсчитал Макарычу деньги, а тот выделил мою долю.
– Макарыч, ты смеёшься надо мной? – сам улыбаясь во весь рот, спросил я. – Ну, куда они мне, эти копейки?
– Копейки, не копейки, а всё одно: уговор он подороже денег-то будет. Сговорились, что тебе с кажного пятак идёт, вот и бери. А я тебе ишшо по три рубли за день должон, да за станок-то опять же. Вот и бери. Копейка, она, вишь чё, рубь бережёт. Не хватит одной, и рубь не целый.
Нда! А то у меня денег нет! Я тут думаю, как завод построить, а мне жалование выдать пытаются.
Ефрем о чём-то задумался, а потом с энтузиазмом выдал:
– А ведь если вот эдакий прирост капитала и в следующий раз выйдет, то по всему батюшка во вторую гильдию записаться сможет. Мы тогда уже расшиву свою возьмём, и на Казань сходим, и на Нижний, да и на сам Новый Город.
– А у Вас, что, нету расшивы? – удивился я.
– Была, да потопла позатот год, – ответил за Ефрема Макарыч. – А без расшивы кака ж Казань?
Ефрем посерьёзнел:
– Можно и без расшивы.
– Ну, эт токма на паях разве с кем, – развёл руками Макарыч.
– А хоть бы и на паях, – серьёзно ответил купец.
– А чего ж тогда не пошёл? – с лёгкой ехидцей поинтересовался хозяин дома.
– А я и пошёл, – не сдавался Ефрем.
– На Сызрань-то?
– А чем в Сызрани не торг? – парировал Крикунов-младший.
– Эк ты сравнил! То Сызрань, а то Казань! Она, брат, подальше будет. Туда так запросто не сходишь.
– Не с чем было в Казань-то, вот и не пошёл, – признал Ефрем.
– А нынче? Нынче-то есть с чем?
– Да.
– Ну, а раз есть, так и шёл бы. В акурат до холодов раза два обернёшься.
Или я чего-то не понимаю, или у нашего друга Ефрема какие-то проблемы.
– Ефрем, – обратился я к нему. – А что мешает купить расшиву прямо сейчас?
Он посмотрел на меня, как бы оценивая, говорить или не говорить:
– Так ведь гильдия-то у нас с отцом только третья. Чтобы свою расшиву по Волге водить, вторая надобна.
– Если я тебя правильно понимаю, то вам с отцом сейчас не хватает оборотного капитала, так?
– Верно понимаешь. Мы тогда многого лишились. И своё везли, и чужое, в долг взятое.
Купец помрачнел, словно опять вернулся в те времена, но вот в глазах его будто искра вспыхнула:
– Ну, да ничего! Вон уже как поднялись. Скоро опять в былую силу войдём!
– Ох, скорей бы уже! – воскликнула Настасья Петровна. – Шибко я за вас сердешных переживаю! Вот ведь судьба-то какая! Чуть в одночасье по миру не пошли.
– Да ты что несёшь, старая? – накинулся на неё муж. – Где ж это они по миру-то пошли? Дмитрий Семёныч-то купец хваткий, и Ефренка вона, видать в него пошёл. Не пропадут!
Потом какие-то, похоже, мрачные мысли заставили старого мастера замолчать. Я совсем уже собрался предложить Ефрему денег для расширения бизнеса, как вдруг Макарыч неожиданным образом повернул разговор совершенно в другую сторону:
– Эт, не то что мы с тобой, горемычные, – произнёс он, обращаясь к жене.
Чего это он? Но подобная постановка вопроса заинтересовала не только меня:
– Ты что ж это, старый? С чего это мы с тобой горемыки-то? – всполошилась хозяйка дома. – Нечто худо дела-то идут? Вона смотри, как подниматься-то начал.
– Это что, – махнул рукой Макарыч. – Эт ты верно сказала про меня – старый. Вот помру, кому всё? Не Антипке же. Тот махом всё по ветру пустит.
– Эт верно, – Настасья Петровна тоже пригорюнилась. – Зятёк-то у нас умишком не вышел. Не в отца-покойника… – но тут она воспряла духом, словно внезапно нашла решение: – А Андрей Иванович что? Вон он какой оборотистый, да и на придумки разные горазд. На Танюшке нашей женится, вот тебе и наследник!
Ух ты! Вот это поворотец!
– И то верно, – оживился Макарыч. – Ты, Андрей Иваныч, нам и так не чужой, а ежели на Татьяне женисси, так и вовси – родня. Вот, стало быть, тебе заводик-то и откажу. Что скажешь?
А ведь всё начиналось с совсем безобидных вещей – с роста капитала семейства купцов Крикуновых. Вот скажите мне, как, как, чёрт возьми, можно перейти от вопросов приобретения водного транспорта к необходимости моей женитьбы на… На хорошей в сущности женщине, но я же не собирался! И поводов, вроде бы никаких не давал. Вообще про такое не думал! Или думал? Да если даже и думал, то не вслух, и только чисто гипотетически. А тут вот это всё без меня уже обсудили.
Стоп! Не с таких уж они и сильных козырей зашли. Есть чем отбиться!
– Подождите! А как же ваш сын? Разве не он наследует всё ваше имущество? Или вы думаете, что он не захочет заняться семейным бизнесом? В смысле делом.
Я ждал разъяснений от Макарыча, но вместо него ответила Настасья Петровна:
– Да куды ж ему? Он же нонче на фицера икзамин держать будет. А он – Стёпка-то – толковый у нас, он выдержит. Во-о-от… А там, глядишь, и в дворянство возведут. Можа, тодыть из дворянок себе жену-то найдёт. Али графиню каку…
Вот так значит? Выходит, сыночку, который покуда ещё только сержант, уже графиню в жёны прочат, а мне, который уже поручик, чего попроще сгодится. Получается так.
– Ты чего, старая, мелешь? – разозлился на жену глава дома Тимониных. – Стёпка-то – он ишшо когда в офицеры-те выйдет, да ишшо выйдет ли, а наш Андрей Иваныч уже, вишь, сам скоро в дворяны… – и осёкся.
Опа на! Даже делать ничего не пришлось. Сами за меня всё ответили.
В повисшей тишине нервный вздох Татьяны прозвучал как всхлип, и она быстро поднявшись из-за стола, убежала к себе.
Это «Сватовство гусара» – комедия, а вот сватовство драгуна обернулось настоящей драмой и крушением надежд, по крайней мере для невесты.
Как говорится, вечер переставал быть томным, и его надо было как-то завершать. По возможности, на оптимистической ноте:
– Ты, Михал Макарыч, не сегодня же, думаю, помирать-то собрался? – с лёгкой улыбкой поинтересовался я.
– Нет, не сегодня, – мрачно проговорил он.
– Вот и славно, – произнёс я вставая. – Значит, время у нас есть. Скумекаем чего-нибудь на счёт твоего заводика. Не кручинься.
Я тоже ушёл к себе. Понятное дело, весь разговор с наследством затевался не из-за завода, который лично я бы назвал просто большой мастерской, а очень даже из-за Татьяны. Но вариант, когда без меня меня женили, он не пройдёт. Я вам не субъект какой-нибудь, у меня тоже в душе свой жанр имеется… Так, кажется, в фильме «Свадьба» жених будущему тестю ответил. Вот и у меня тоже свой жанр есть, и очень даже оригинальный. Надо его только продумать получше.
Глава третья
Людно, так говорят, когда много людей собирается в одном месте. По аналогии с людно, конно и оружно означает, что в одном месте много коней и оружия.
Айно Кивинен