– Оскалься по-жутьче, – шепнул мне Полозов.

Я оскалился. Толмач снова что-то выкрикнул на басурманском. Толпа пришла в движение, и из неё одного за другим вытолкнули троих степняков, экипированных поприличнее остальных.

– Ну, вот! – обрадовался майор. – Давайте их ко мне! По одному.

Начали мы с того, который был ранен. Мало ли, истечёт кровью, да помрёт… А вдруг он какие-то важные секреты знает?

Позвали Сметанина. Подпоручик распорол пленному рукав. Рана, представшая нашим взорам, на смертельную не тянула. Помереть не помрёт, но…

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался Полозов.

Курбаши со страдальческой рожей кивнул.

– Как тебя зовут? – задал второй вопрос майор.

– Жамбыл-ага.

– Позвольте я, – решил я перехватить инициативу.

Полозов удивился, но не отказал, сделав рукой приглашающий жест. Я состроил безумно суровую гримасу и спросил:

– Кто я такой, знаешь?

Пленник поморщился и кивнул:

– Знай. Ты русский шаман.

Очень хорошо. Продолжаем. Я показал на раненую руку:

– Болит?

– Болит, – кивнул степняк.

Я достал аптечку с «боевыми» коктейлями и, выбрав нужный шприц-тюбик показал пленнику:

– Если сейчас уколю – боль пройдёт. Понял?

Тот кивнул.

– Колоть? – на всякий случай уточнил я.

Он снова кивнул. Я осторожно взял его руку и сделал укол. Курбаши поморщился, но вытерпел. Полозов посмотрел на меня в недоумении:

– Эт зачем?

– Сейчас всё поймёте, господин майор.

– Ежели и вправду боль сымает, то лучше кому из наших кольнул бы свою микстуру. Тому же Капустину. Того гляди, без ноги останется!

К Капустину действительно тоже надо будет потом зайти, а сейчас мы демонстрируем пленному вражескому, пусть и полевому, но всё же командиру свои «магические» способности.

– Ну, что? Болит? – поинтересовался я у подопытного.

– Мало-мало, – слабо улыбаясь проговорил тот.

– Значит так, Жил-был-яга, сейчас мы тебя станем спрашивать – говори правду. Правду скажешь – в живых оставим. Станешь врать – я тебе тогда вот это вколю.

Я показал ему другой тюбик (кажется, тоже с обезболивающим).

– Знаешь, что это?

Курбаши помотал головой.

– Это зелье правды. Тогда ты уже врать не сможешь, но за это я тебе потом вколю это.

Я показал третий тюбик:

– И тогда ты сгниёшь заживо. Сначала ноги отвалятся, потом руки. Потом глаза вытекут.

По лицу пленника пробежала тень испуга. Я решил развить успех и показал четвёртый тюбик:

– А от этого ты сгоришь изнутри. Десять дней будешь гореть. Пить будешь хотеть, а вода тебе не поможет. Да и не даст тебе её никто. А могу сделать, чтобы ты месяц горел, или два…

Я выдержал драматическую паузу и поинтересовался:

– Так как, хочешь попробовать меня обмануть?

Жил-был-ага энергично замотал головой. Я повернулся к Полозову:

– Он весь Ваш, Ваше Высокобродие!

Из сведений, полученных от Жил-был-агакалки, выходило, что мы почти победили. Победили, потому что подкреплений к степнякам уже не придёт, а почти, потому что тот отрядец из двухсот человек, который на ночь глядя куда-то свинтил, в действительности был направлен к нам в тыл и вот-вот должен напасть.

– Так что, господин майор, – обратился я к Полозову. – Я пойду, предупрежу наших, да и сам тоже подготовлюсь.

Ответить командир мне не успел. В дверь влетел заполошенный драгун и, задыхаясь, выдал:

– Вашвысокоброть! Степняки!

– Чего с ними? – строго спросил майор.

– Нападають! Сзаду!

Мы с Полозовым переглянулись.

– Много? – поинтересовался я.

– Могёть, две сотни, могёть, три.

Вот, пожалуйста, не соврал Жил-был-бек. Не зря на него обезболивающее перевели. Поднявшись, я поинтересовался у майора:

– Так я пойду?

– Да, пожалуй, – почти буднично ответил тот. – А мы тут ещё побеседуем.

Я приблизился к пленнику и, глядя ему прямо в глаза произнёс:

– Смотри у меня. Узнаю, что врал – год изнутри гореть будешь! А снаружи гнить.

Пока я ещё только бежал к избе, в которой располагалась моя группа, характерные звуки боя уже возвестили, что атака на наши позиции началась. С тыла. Очень надеюсь, что Андрон Феофаныч там надёжных людей поставил. Да им и надо-то всего до нашего подхода продержаться.

Они продержались.

Собственно степняки не шибко-то и нападали: устроили небольшую разведку боем и отступили. Странно. Если их отправили нанести по нам удар с тыла, то чего они тогда не нападают? Отвлекающий манёвр? Слабоватый какой-то… Ждут, когда мы на них побольше сил оттянем? Не исключено. Хотя, хотя, хотя…

Они же не знают о нашей утренней вылазке. Значит, про то, что главного наступления теперь уже не случится, тоже не знают. Ага! Получается, они тут типа оттягивают наши силы от переднего края, искренне полагая, будто бы ослабляют его перед ударом своего основного отряда. Недолго им осталось так заблуждаться: мы уже здесь. Мы – это я и моя группа.

С тыла наши укрепления, если их так можно назвать, вызывали серьёзные сомнения в своей неприступности, но и количество нападающих устрашало несильно. Сотни две, может быть, две с половиной сотни всадников гарцевало на «безопасном» расстоянии метрах в трёхстах от нашего заднего переднего края. Они выкрикивали что-то наверняка обидное и постреливали в воздух.

Точно. Выманивают нас на себя.

Я расположил пулемётчиков по обе стороны от себя и распределил цели. Начинать стрелять они должны были по моему зелёному свистку, то есть сразу же после первого же взрыва на позициях противника.

Степняки – народ непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от них ждать. Эти вот после первых очередей своих раненных и безлошадных предоставили нашим заботам, а сами ломанулись назад. Удивительно само по себе не это, не прошло и пяти минут, как батыры диких степей предприняли новую атаку на наши позиции.

Вернее, не совсем на наши, то есть не на позиции именно моей группы, но на обороняемый нами населённый пункт. Все басурмане, сколько их там осталось, неслись на правый фланг укрепрайона, тот, который почти на берегу реки. По крайней мере, в тот момент мне так показалось. Я даже успел отправить туда подгруппу Русанова и тройку Харитон-Данилыч-Кашин.

А через пару минут всё прояснилось: никакая это была не атака, а самый настоящий драп, потому как вслед за отважными степными воинами на поле боя появился второй отряд, что характерно, в синих мундирах. И этот второй отряд не оставил первому никакого другого выхода кроме как попытаться проскочить прямо перед частоколом посада и, сходу форсировав речку, попробовать затеряться в степи.

Кони у степняков, конечно, быстрые, но не у всех. И опять же, пуля, она летит быстрее лошади, поэтому шансы затеряться в бескрайних степях, получили от силы пара дюжин батыров. Да и то ненадолго.

Нам майор Полозов преследовать убегающего противника приказа не отдавал, и мы в погоню пускаться не стали, а просто наблюдали, как добрая сотня драгунов, прибывших из Любавинского острога, переправилась на другой берег и погналась за выжившими степняками. Меньше, чем за полчаса и беглецы, и преследователи скрылись из нашего поля зрения на столько, что их не видно стало даже в мой бинокль.

Между тем, остальные из вновь прибывших зачистили поле боя, а их командир – поручик Федотов Силантий Касьянович – прибыл на доклад к Полозову. Я тоже.

Товарищ майор к этому моменту уже закончил допрос пленников. И вот что оказалось.

Старый хан, с которым у нас мир, недавно помереть изволил. Пока папа ещё вполне себе здравствовал, два его старших сына, «наследный принц» и второй после него, занимавший «пост» «министра обороны», поехали поохотиться то ли на фазанов, то ли на джейранов, да там, в степях и пали жертвами кого-то неустановленного. Вроде как волки их загрызли. Но не точно.

Пока они охотились, папа-хан крякнул. Ну, а поскольку оба первых претендента на престол тоже скопытились, то на вахту заступил третий сын – Кобыланды хан. Мы поржали над лошадиным именем нового правителя сопредельного государства, но оказалось, что на ихнем оно означает – герой, подобный леопарду.