— Мне не жаль, что это был ты, — тихо говорю я ему, надеясь, что, возможно, эта последняя мысль - то, что ему нужно услышать. — Я рада, что это был ты. Ты был...

— Хороший первый трах? — Выдает он, его голос напряжен и зол, и я понимаю, что он намерен затеять драку. Если угадать, то человек, с которым он действительно хочет подраться, Тео, но он не может. Поэтому вместо этого он собирается начать словесную битву со мной.

— Ты не должен так преуменьшать...

— Почему нет? — Он придвигается чуть ближе, явно не заботясь о том, может ли кто-нибудь войти и увидеть нас, стоящих так близко у подножия лестницы и явно ведущих спор, слишком бурный для работодателя и ее телохранителя. — Конечно, когда ты трахалась с ирландцем прошлой ночью...

— У меня не было выбора! — Шиплю я, глядя на него. — Ты знаешь, что у меня не было выбора, Адрик. Николай мог предложить мне видимость выбора, когда рассказал мне о предложении руки и сердца, но на самом деле это никогда не было выбором. Это то, для чего я была рождена и воспитана, и никто не мог защитить меня от этого.

— Я бы попыталась...

— И у тебя бы ничего не вышло. — Мой голос ровный и усталый... чертовски усталый. — Ты бы умер, потому что мой брат и, особенно, Тео Макнил никогда бы не позволили тебе уйти, забрав у них наследницу Васильевых. А ты знаешь их и этот мир достаточно хорошо, чтобы понять, что бежать тебе некуда.

— Что тебе от меня нужно? — Голос Адрика низкий и резкий, его пронзительные голубые глаза устремлены на меня. — Что, Марика? То, о чем ты меня просишь...

— Я ни о чем тебя не просила. — Я тяжело сглатываю, изо всех сил стараясь выдержать его взгляд, каким бы злым он ни был. — Я не просила. Я рассказала тебе, что мне нужно сделать, и сказала, что надеюсь, что ты будешь здесь, когда все закончится. Я ни о чем тебя не просила, потому что знала, что это нечестно...

— Мне плевать на честность. — Его глаза пылают гневом, и это почти пугает. — Я хочу тебя, Марика. Я хотел тебя очень долго. А теперь этот человек забрал тебя у меня... — Его взгляд снова пробегает по мне, и он вдыхает. — Ты знаешь, каково было прошлой ночью? Лежать без сна и думать о его руках на тебе, о его рте, о нем внутри тебя. Внутри той, что принадлежит мне...

— Я не хочу никому принадлежать! — Я смотрю на него, чувствуя, как тугой узел страха в моем животе распутывается, превращаясь в горячий гнев. Злиться приятнее, чем бояться, смущаться или испытывать другие эмоции, с которыми я боролась после свадьбы. Подозреваю, что Адрик тоже так поступает, переводя всю свою обиду и растерянность в гнев.

Но то, что я это понимаю, не означает, что с этим легче справиться.

— Я хочу принадлежать себе. — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее, чтобы он не дрожал. — Я хочу быть с тобой, потому что я так решила. Так было всегда. — Я провожу рукой между нами двумя. — Мой выбор.

— А как же мой выбор? — Голос Адрика очень тихий. — Это чертовски трудный выбор, который ты мне предоставила, Марика. Стоять в стороне, пока другой мужчина имеет тебя как свою жену и в своей постели, пока он трахает тебя, когда хочет, и наслаждается твоим обществом, или забыть о тебе и оставить тебя с тем же мужчиной. То, что я чувствую к тебе...

— Я знаю, — шепчу я. — Я знаю, Адрик, и я ничего не могу сделать. Особенно сейчас. Это не навсегда...

— Да. Ты постоянно говоришь это. Поэтому я жду или ухожу.

— Мне жаль. — Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, понимая, что разговор уже слишком затянулся, но, несмотря на это, не желаю оставлять его в таком состоянии. — Мне жаль, Адрик...

Он замолкает на долгий миг.

— Знаешь, — говорит он наконец, — я действительно в это верю. Но от этого не легче.

Я думаю, попытается ли он поцеловать меня, и что я буду делать, если он это сделает. По многим причинам было бы опасно позволить ему сделать это вот так, в открытую, и более того, я знаю, что если я позволю ему, это сделает все намного сложнее для нас обоих. Я хочу, чтобы он попытался, и не хочу одновременно. Но в конце концов это не имеет значения, потому что он отступает назад, и на его лице отражается некая покорная усталость.

— Возвращайся к своему мужу, Марика, — говорит он наконец. — И удачи.

Я не знаю, что это значит, конец ли это для нас, и его не будет здесь, когда все закончится, и я боюсь спрашивать. Одна мысль об этом словно вырывает мое сердце с корнем, и я ненавижу все это, все решения, которые привели нас сюда, тот факт, что я вообще родилась в этой жизни, где мое счастье может быть разрушено в одно мгновение по прихоти других.

— Адрик, — шепчу я, но он уже отворачивается, а мои глаза наполняются слезами.

Я хочу опуститься на ступеньку и зарыться лицом в руки, плакать изо всех сил, пока все, что запуталось внутри меня, не вырвется наружу, но я не могу. Машина ждет снаружи, и мой брат, несомненно, смотрит на часы, ожидая меня с минуты на минуту. Мне нужно поговорить с ним, а потом собрать вещи в эту чертову Ирландию, чтобы быть готовой к пяти часам, как сказал Тео. Он не дал мне повода думать, что будет слишком зол на меня, если я опоздаю, но в то же время я не хочу выяснять, не ошибаюсь ли я на этот счет.

Перед самым отъездом из страны, наверное, не время проверять хорошее настроение человека, которого я едва знаю.

Машина ждет у подъезда, когда я выхожу, а все эмоции, вызванные Адриком, зажаты в бутылке, чтобы не расплескаться по краям. Вряд ли это самый здоровый способ справиться со всем этим, но что еще мне остается делать?

Я сижу в тишине, пока меня везут в поместье Николая, мое сердце тяжелеет, а тело напрягается, как будто я нахожусь в постоянном режиме борьбы или бегства, ожидая, что что-то пойдет не так. Интересно, как отреагирует Николай на планы Тео, и мне недолго осталось ждать.

— Он везет меня в Ирландию, — без предисловий сообщаю я Николаю, входя в его домашний кабинет и закрывая за собой дверь. — Сегодня вечером.

Николай поднимает глаза от папок, лежащих перед ним, и поджимает губы.

— Ирландия? Наверное, в медовый месяц? Это не самая странная вещь...

— В основном деловая поездка. Он говорит, что у него там встреча с королями. — Я не совсем понимаю, что это значит, но ожидаю, что Николай поймет, и, судя по тому, как он прикрывает рот рукой, так оно и есть.

— Понятно. — Николай закрывает лежащую перед ним папку, размышляя. — Ну, я сомневаюсь, что у тебя будет такая же возможность подглядывать там, как в его настоящем доме. Но, возможно, он расскажет тебе о том, что происходит на этих встречах. Особенно если ты будешь его радовать.

Я морщу нос.

— Не совсем то, что я хочу услышать от своего брата.

— Я говорю тебе это не в качестве твоего брата, — ровно говорит Николай. — Я говорю тебе как пахан братвы Васильева. Я согласился на брак по определенной причине, и поэтому мы должны обсудить, как достичь этих целей. Как бы ни были мне неприятны разговоры о твоем брачном ложе, это необходимо... — он сделал паузу, нахмурившись. — Он не прислал простыни.

— Он сказал, что ему не нравится эта традиция, и он полагает, что ты мне доверяешь. Как и он сам, — добавляю я, надеясь, что это понравится Николаю. Судя по выражению его лица, так оно и есть.

— Что ж, для начала неплохо. Согласен, это варварская традиция. Я не намерен продолжать ее в своей семье. — Николай делает паузу, размышляя. — Итак, он везет тебя в Ирландию. В Дублин, я полагаю?

Я киваю, садясь в одно из кожаных кресел по другую сторону его стола.

— И надолго?

— Я не знаю, — признаюсь я. — Он не сказал. Просто сказал, что нас не будет некоторое время.

Николай хмурится.

— Не могу сказать, что мне нравится, что он увозит тебя из страны без маршрута. Но он твой муж, и я ничего не могу с этим поделать.

В животе снова зашевелился страх.

— Ты думаешь, есть причина, по которой он должен это сделать?

Николай прикрывает рот рукой.

— Я так не думаю. Скорее всего, это именно то, о чем он говорит, лишь деловая поездка, совмещенная с возможностью взять свою молодую жену в псевдо-медовый месяц. Убить двух зайцев одним выстрелом, именно такой эффективности я ожидаю от такого человека, как Тео. Я бы не волновался, Марика, — говорит он, и по тому, как он это произносит, я слышу, что он пытается меня успокоить.