— Видимо, бабуля уже привыкла, что раз в год я в больнице оказываюсь, — хмыкает Даша.
— Вечером зайду ещё к ней. Куплю её любимое птичье молоко. Думаю, что утром и вчера пронесло, а вечером всё же огребу.
— За что это?
— За ложь, — усмехаюсь. — Я вчера за документами пришёл, когда тебя уже увезли на скорой. Соврал, что ты на репетиции.
— Сильно испугался вчера?
— Чуть не сдох от страха, — честно признаюсь. — Меня в скорую даже не пустили. Татьяна Павловна поехала с тобой.
— А я понять не могла, почему она здесь.
— Пришлось ехать, по-видимому, — мрачно усмехаюсь. — Орала о том, что проблемы теперь будут с полицией, — я снова кулаки с силой сжимаю. — Какая она всё же мразь.
— Лёва, — одёргивает меня Даша.
— А ты не согласна? Как думаешь, как бы она себя вела, если бы это ты толкнула Голован со сцены? — задаю вопрос, на который тут же сам и отвечаю: — Она бы добилась того, чтобы тебя из школы исключили. Она бы такой ор подняла.
— Лёва, ты преувеличиваешь, — Даша закрывает глаза. — А кто с тобой вчера приходил? Я слышала чей-то голос, но не поняла, кто это был.
— Маша Синичкина, — чувствую, как в груди разливается тепло. Мой маленький ангел. Моя хрупкая маленькая девочка. Пугливая и стеснительная, но отважная. Собралась и поддержала в момент, когда я распустился.
— Хм… — Дашка глубоко задумалась. — Я не помню её. Чёрт. Я помню только конец мая, а всё лето просто стёрлось из памяти. Кто она, Лёва? Я её знаю?
— Новенькая наша, — я улыбаюсь. — Ты за неё заступилась перед Голован. Разбила её телефон.
— Я? — Дашка широко распахивает глаза. — Ты ничего не путаешь? Я разбила телефон Голован? Это шутка такая?
— Дашка, к чему мне шутить? — открываю банку с варениками и достаю из рюкзака вилку. — Вареники будешь? Мама передала.
— Буду, но чуть позже. Расскажи, пожалуйста. Что конкретно произошло? — хмурится недовольно. Поджимает губы. Знаю, что Дашка сейчас крайне раздражена.
— Я не знаю, Даш. Я этого всего не видел. Ты мне потом сама рассказывала. Видимо, Голован решила докапываться до тебя. Она и так тебя недолюбливала.
— Ладно, а когда это произошло?
— Позавчера. Даша, я знаю только, что Маша упала, наступила на юбку, когда поднималась, юбка оторвалась, — подруга ахает и хмурится.
— Мне кажется, что я что-то помню. Подожди, — поднимает руку. — Чёрт. Снова пустота в голове. Ладно, — выдыхает тяжело. — Продолжай рассказ дальше. Может быть, хоть что-то вспомню.
— Голован снимала на камеру, ты вступилась за новенькую. Думаю, Настя тебе что-то сказала, ты выбила телефон из её рук. Разбила.
— И что было дальше? — садится на кровати.
— Барсова, — рыкаю и давлю руками на плечи. — Ляг!
— Лёва, не будь занудой, — бурчит, пытаясь мне противостоять. — Я устала лежать уже. Мне скучно. Всё тело затекло.
— Даша, ты бл*** и так ни черта не видишь. Шанс того, что зрение не вернётся, равен пятидесяти. Так что… ляг! И делай всё то, что говорит врач.
— Я могу окончательно ослепнуть? — Даша вцепляется пальцами в мои плечи. В её глазах вижу слёзы. Девушка в ужасе. Чёрт. Нахрена я это ляпнул? Даше нельзя сейчас нервничать.
— Тише, котёнок, — шепчу, осторожно перехватывая её ладони и сжимая их в своих руках. Знаю, что она ненавидит, когда я её так называю. Но она сейчас действительно походит на слепого маленького котенка. Потерянного и беззащитного. — Всё будет хорошо, Дашка. Зрение не вернётся быстро и по щелчку пальцев. Оно будет возвращаться постепенно. Мне объяснил твой врач понятным языком. Сначала всё будет расплывчато, потом всё чётче и чётче.
— Лёва, уходи. Я хочу побыть одна, — Даша отворачивается от меня и накрывается одеялом по самую макушку.
— Дашунь, — шепчу отчаянно. Придурок. Идиот. Почему я не умею держать язык за зубами? — Дашка, не закрывайся. Давай поговорим. Я уверен, что зрение вернётся. Просто нужно слушать врача.
— Лёва, уходи, прошу тебя! Мне нужно побыть одной. Прошу! — кричит. В голосе прослеживаются истеричные нотки.
Я киваю, будто она может это увидеть. Закрываю банку с варениками. Ставлю на тумбочку. Рядом оставляю вилку. Открываю рот, чтобы ещё что-нибудь сказать. Одёргиваю себя.
Провожу рукой по худой спине и мимолётно сжимаю плечо. Поднимаюсь со стула и молча покидаю палату. Закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Хочется орать. Идиот. Конченный придурок.
— Да, — поднимаю телефон, который начинает вибрировать в кармане.
— Ты в больнице? — слышу на том конце провода голос Демьяна.
— Да. Только вышел из Дашиной палаты.
— Я говорил с врачом. У них был консилиум, решили делать операцию. Я договорился с Довлатовым. Он меня оперировал несколько лет назад. Самолёт прилетает ночью, — замолкает. — Пока не говори баб Любе. Ей не следует лишний раз переживать.
— Об операции не говорить? Или о том, что вы прилетите?
— Об операции.
— Хорошо… Демьян… — осекаюсь, тяжело сглатываю. — Прости. Я не уследил. Обещал ведь…
— Брось. Не говори ерунды, — одёргивает меня брат Даши. — Как мелкая там? — слышу в его голосе тепло.
— Она… Не в настроении. Ничего не помнит, ничего не видит. Выгнала меня. Я сейчас не лезу к ней.
— Иди в школу, Лев. Сегодня будут люди в форме. Дашь показания. Я договорился, чтобы Дашу не трогали. Хотя бы до тех пор, пока зрение не вернётся.
— Что будет с Голован? — задаю интересующий меня вопрос.
— Ничего хорошего, — слышу смешок, от которого леденеет кровь. — Поверь, за её папашку возьмутся. Как и за… — замолкает, явно подбирая цензурные слова. — Как и за неё. Поверь, если накопают хорошо, то и за решётку упекут. Там мой хороший знакомый работает. Человек совести.
Я удовлетворённо улыбаюсь.
— Кто там, Дёмочка? — слышу приближающийся голос Милы. — Лёва? Дай мне трубку.
— Малыш, я разговариваю, — я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы начать ржать. Голос Дашкиного брата меняется. Становится мягким и даже урчащим.
— Ничего. Потом договоришь. Дай мне, — слышу возню, звук шлепка и заливистый смех Милы.
— Привет, рыжик, — раздаётся её весёлый голос. — Как ты?
— Привет. Нормально, — направляюсь на выход из больницы.
— Как там Дашенька? Мы билеты взять смогли только на сегодня. Очень жаль, что сразу не смогли приехать.
— Дашка сейчас подавлена. Я ей сказал прогнозы врачей.
— Зачем? — укоризненно.
— Дашка пыталась сесть. Ей нельзя, ты же знаешь.
— Ох, Даша… Такая же упрямая, как и её брат. Мы завтра уже приедем. Ты пригляди за баб Любой. У неё сердце слабое.
— Я с утра заходил. Заставил выпить таблетки от сердца. Но она держится. Тесто замешивала для блинчиков. С творогом Дашины любимые будет делать. Потом поедет в больницу. Вчера тоже была, вещи привозила, но Дашка уже спала.
— Ты вечером ещё заглянешь? — просит Мила.
— Конечно, даже не обсуждается.
— Эх, куда только Дашка смотрит, — хмыкает Мила в трубку. — Будь я на её месте и не замужем, себе бы такого золотого парня забрала.
— Обязательно ей передам, — фыркаю я смущённо. — Ты ведь тоже с двойняшками прилетишь?
— Да. Покоя тебе точно не будет, — слышу на заднем фоне лопотание Оли. — Ой, проснулась младшая, сейчас и старший следом орать начнёт. Давай, Лёва, скоро увидимся. Обнимаю, — и сбрасывает вызов.
Невольно улыбаюсь, когда вспоминаю Дашкиных племянников-карапузов. Настоящие непоседы. Кажется, оба унаследовали это от мамы. Вспомнил, как Даша рассказывала о нелёгкой жизни Милены. Об отчиме уроде, который был жестоко убит в собственном доме. В новостях говорили, что это был его партнер по бизнесу, но я прекрасно знал, что это был Демьян. Будь я на его месте, я бы тоже не раздумывая убил того, кто причинил бы вред моей любимой. Маше.
Я был готов увидеть забитую и вздрагивающую от каждого звука и прикосновения девушку, а увидел задорную, вечно улыбающуюся Милу. Эта девушка быстро стала частью нашей большой семьи. Именно семьи. Потому что мои родители считали Дашку своей. Иногда даже мама позволяла себе называть её «дочей». Да и баба Люба была мне ближе родной бабушки.