– Пусть твое воображение отдохнет, – печально улыбнулся Финист. – Мне было почти восемнадцать. Ей – четырнадцать, и она была лучше всех на свете. Но в свое первое Новолуние она выбрала не меня. С той ночи мы не виделись. Еще вопросы?

Явно смущенный Калина примирительно взмахнул ладонями, помолчал немного, потом старательно зевнул:

– Ох, что-то я сплю совсем… Пойду-ка, нажму на кнопочку, пусть вещи принесут.

Финист махнул ему рукой и направился обратно к лестнице.

Конечно, он солгал другу. Ему было, кого вспоминать. Невысокую крепкую темноволосую девочку, которая не только одевалась и стриглась, как мальчик, но и драться умела не хуже любого мальчишки. Старый ратник гордился дочкой. А Финист бегал на занятия к Изволу Телесу и, если Иволга ни разу не взглянет в его сторону, считал, что день прожит зря.

Кроме воспоминаний у Финиста ничего не осталось. Но у родного дома было проклятое свойство – воспоминания он умел отбирать. Вот, отобрал и это.

Не дойдя до лестницы, Финист свернул в боковой переход, что вёл в покои отца. Хочешь, не хочешь, а идти придётся, иначе зачем стоило сюда возвращаться.

Когда впереди показались две фигуры, Финист чуть замедлил шаги.

Это были двое молодых мужчин. Шли бок о бок, переговариваясь.

Один – высокий, сухощавый, длинные волосы небрежно завязаны в конский хвост, мундир помятый и в кровавых пятнах, штаны окровавленные и вовсе порваны на бедре в клочки. Второй – чуть пониже, покрепче, коротко стриженый по последней юропийской моде, чистый, лощёный. Мундиры обоих были без знаков отличия, а такое себе могли позволить только особые военные чины.

Прежде, чем Финист осознал, что высокого видит первый раз в жизни, а вот второй ему очень хорошо знаком, этот второй налетел на Финиста с объятиями.

– С приездом домой, кузен! – выпалил он, отстранился, хлопнул Финиста по плечам и снова крепко обнял. – Так хотел тебя встретить, но замотался с делами, извини!..

– Здравствуй, Свет, – пробормотал Финист, сообразив, наконец, кто перед ним.

Когда он в последний раз видел своего двоюродного брата Света, тот выглядел как обычный богатый славичанский обыватель, и одет был по укладу, и волосы носил по обычаю. То ли дело теперь…

– Ну как ты, кузен?! – нетерпеливо и участливо спросил Свет.

Финист про себя машинально отметил, что за «кузена» – талер, но, разумеется, промолчал. Их с Калиной игра никого не касалась, тем более что в обычной жизни Невской Славии заимствованных чужеземных слов было уже так много, что обращали на них внимание только закоснелые зануды.

– Я нормально, – ответил Финист, отмечая, что с него самого тоже талер. – А ты как? Как дядя?

Свет печально скривился:

– Отец умер. Четыре года назад.

Финист в гневе только руками всплеснул:

– Ну как же так?!.. Сколько раз мне ещё чувствовать себя дураком, задавая вопросы и получая в ответ такие новости?!

Свет коротко вздохнул.

– Прости, – Финист взял его за плечо. – Моя злость не по адресу. Ты не виноват в моём неведении…

– Да вот как раз я и виноват, – проговорил Свет, глядя Финисту в глаза. – Я же очень давно работал с отцом, и когда ты уехал, сначала я лично вёл тебя. После смерти отца я получил его должность, и за тобой присматривали мои доверенные люди. Так что в твоём неведении моя вина есть, и она велика.

Ответить Финисту было нечего. Расклад ясен. До отъезда в Юропию Финист и Свет были не то, чтобы дружны – разница в возрасте великовата – но отношения держали хорошие. Княжич Град, младший брат князя Власта, честно и ревностно исполнял свой долг, был грозой здешних заговорщиков и предателей, ставил защиту против внешних происков, и держал наблюдение за соотечественниками, подолгу живущими за границей. Своего единственного сына Света он тоже давно приобщил к государственному делу. Финисту Свет всегда нравился. Свет был старше, умный, серьёзный, да и делами занимался важными и тайными. О том, что эти важные тайные дела Света однажды войдут в неприятное противоречие с личными интересами Финиста, тогда давно никто и подумать не мог.

– Есть одно обстоятельство, которое могло бы в какой-то степени меня извинить, – сказал Свет, всё так же глядя в лицо Финисту. – Я получил прямой запрет князя Власта на передачу тебе информации. Если бы не этот запрет, я бы взял на себя ответственность за последствия. Нарушить же прямое княжеское распоряжение я не имею права. Я могу представить, что ты пережил, когда получил известие о смерти матери слишком поздно. Я понимаю, каково тебе узнавать на месте семейные новости, которые ты должен был узнать давным-давно. Но у меня есть долг перед главой рода семьи Воля. Я служу Невской Славии и её князю.

Финист поднял руку:

– Не надо, Свет! Думаешь, я не знаю, как здесь всё устроено?

– Мне жаль, Финист. Ты скоро станешь нашим князем. Я пойму, если первым своим указом ты отправишь меня в отставку или куда подальше того…

– Поживём – увидим, – ответил Финист на удивление твёрдо.

– Ты куда сейчас?

– К отцу. Не был ещё, а надо.

Свет понимающе кивнул.

– В пределах поместья я отвечаю за полную безопасность как твою, так и твоего швиденского гостя. Если же у тебя есть планы в городе, лучше если я буду о них знать. Так мне будет проще организовать охрану или скрытое наблюдение.

– Буду иметь в виду, – бросил Финист.

– Если требуется особая помощь, могу подыскать абсолютно надежного доверенного человека. Так что говори сразу, если понадобится.

– Непременно скажу.

– Надо будет встретиться наедине, посидеть, поговорить…

– Обязательно.

Свет, наконец, бросил попытки разговорить Финиста, вздохнул, тронул его за плечо:

– Тогда до встречи! – и обернулся на неопрятного парня в рваных штанах. – Злат, пойдём!

Они прошли к лестнице, а Финист продолжил путь в покои князя Власта.

Эту часть дома Финист ненавидел с детства. Вообще-то в поместье Воли и так негде было укрыться от отцовских глаз и рук, а уж тем более в его покоях.

Сейчас здесь тоже не дышалось, хотя окна и были распахнуты. Сразу за дверью пахло болезнью, старческим телом и близкой смертью.

У спальни князя Власта Финиста низким поклоном встретил княжеский лекарь:

– Его светлость ждет вас, княжич.

Спальня отца поразила Финиста. Здесь больше не было ни огромной кровати, ни книжных полок, ни оружия, украшающего стены. Только настраиваемая высокая лежанка, в изголовье которой стояла наготове капельница, несколько стульев да рядом лекарский столик со снадобьями.

Финист шагнул к кровати, и отец пошевелился:

– Ты быстро приехал, – проскрипел князь. – Видать, сразу понял, зачем зовут… Ведь понял?

– Понял, – подтвердил Финист.

– Ну еще бы! – прежде твердый и гулкий отцовский голос стал глухим и сварливым. – А ну, подойди.

Финист сделал шаг вперед.

– Ближе подойди, не съем.

Финист подошел к самой постели.

Руки отца, брошенные поверх одеяла, судорожно задрожали. Князь словно пытался приподняться навстречу старшему сыну. Это удивило Финиста. Никогда прежде отец не то что не обнимал его, но и за руку-то не держал. Хотя, признаться, Финист давно перестал об этом жалеть.

Отец оставил попытки не то сесть, не то протянуть руку и прошелестел:

– Присядь.

Финист нашел взглядом подходящий стул и придвинул его к кровати.

– Я же сказал: ближе! – раздраженно воскликнул отец и пояснил неохотно. – Я теперь почти ничего не вижу…

Финист покорно поставил стул у самого изголовья и сел.

Потускневшие глаза князя уставились на сына, и он, видимо, наконец-то разглядев его, как следует, удовлетворенно заметил:

– Не узнал бы. Мужик… Матёрый мужик.

Финист промолчал.

– Я лекарю велел мне не врать. Так он сказал – конец мне. Ну, конец так конец, – задумчиво проговорил князь. – Дождался, значит, ты своего часа.

Финист снова не ответил.