Ливень только что кончился, и воды кругом хватало. После затяжных дождей дорогу развезло. Небольшой юркий внедорожник то и дело нырял в заполненные до краев глубокие ямы, но упрямо пробирался через колдобины вперед.

Путешественников было двое.

За рулем сидел худощавый парень лет двадцати пяти, по обличью швиден: короткие белесые волосы, светлые глаза, очень бледная кожа и россыпь неярких веснушек.  Почти бесцветные брови только добавляли его лицу мягкости. Время от времени он то чуть слышно напевал что-то, то насвистывал. Дорога требовала внимания, но водитель успевал и поглядывать по сторонам, и выбирать путь поровнее. При взгляде за окно на его лице появлялось искреннее, почти восторженное любопытство, а когда он смотрел на товарища, любопытство сменялось тревогой.

Его спутник пребывал в крайне подавленном настроении. Он развалился на сидении, рассеянно уставившись в никуда, и чем дальше, тем его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Крепкий, холеный, с усами, бородкой и копной длинных пепельных кудрей, он выглядел старше и представительнее товарища. Уже довольно долго он молчал, а если водитель пытался отвлечь его от тяжелых мыслей, цедил в ответ по пол слова сквозь зубы.

– Смотри мне, самоход не покалечь, – не удержался он после очередной рытвины. – На родине чинить его будет некому.

Водитель улыбнулся и ответил с заметным мягким выговором:

– Это не страшно. Ты же знаешь, я со всем справляюсь сам. И с машинами тоже… то есть, пардон… ох, в смысле не пардон, а прощения просим… в общем, с самоходами, – вконец запутавшись, водитель торопливо закончил. – Не беспокойтесь, светлый княжич, довезу вас в лучшем виде.

– И давно мы с тобой на вы? – удивился княжич.

– На родине, – водитель сделал особый упор на этом слове, – я всего лишь верный холоп своего господина. Веду себя сообразно.

– Калина, хватит издеваться, – сердито буркнул княжич и отвернулся.

Калина пожал плечами с самой невинной усмешкой. Но, взглянув на угрюмую гримасу своего спутника, нахмурился:

– Да не переживай ты так. Знаю я, как себя вести. Я зря, что ли, зубрил уклад? Я тебя не подведу.

– Надеюсь.

– Не надейся, Финист. Просто будь уверен.

Княжич прикрыл глаза, отвернулся, тяжело вздохнул и медленно выдохнул.

– Не волнуйся, – бодро проговорил Калина, бросив на товарища обеспокоенный взгляд. – Это я вроде как в гостях, а ты домой возвращаешься.

– Домой? Скажешь тоже… – княжич скривился и нервно покусал губы. – Домой…  Худо мне там было, Калина. Так худо, что не описать. И думаю, вряд ли там что-нибудь изменилось с тех пор.

Калина покачал головой:

– Ошибаешься. Много чего изменилось. Твой отец одряхлел. Твои братья выросли…

– И моя мать умерла… Да, я помню, – княжич Финист печально покачал головой. – Я понимаю, что отец не вечен, что рано или поздно пришлось бы вернуться. Так что я не волнуюсь. Но и радоваться тут нечему. Если бы ты со мной не поехал, совсем тошно было бы.

– Я ж не могу бросить своего друга, с которым полсвета вместе исколесили, – улыбнулся голубоглазый Калина. – Только видит бог, на той половине света дороги были получше…

– Согласен, – кивнул княжич. – У нас, знаешь ли, просто смотрят на эти вещи. Если тебе надо, доберешься и по такой дороге. Если же не хочешь, значит, не очень-то и надо. К тому же наши самоходы не такие хрупкие, как этот…

Он снова примолк на полуслове и рассеянно уставился в окно.

– Финист, а ты мог не возвращаться?

– Не мог, – буркнул тот.

– Почему?

– Потому что пришел посольский вызов. Отец за десять лет меня ни разу не позвал. А тут засуетилось посольство, значит все серьезно. Скорее всего, отец болен и уже ни на что не в силах повлиять. Как я могу не вернуться? От моего желания больше ничего не зависит. Я наследник. На мне теперь родовые земли.

Калина неопределенно скривился:

– Грустно. Вот так разом со свободой распрощаться… Я бы не смог.

– У меня нет выбора, – спокойно ответил княжич Финист.

– А ты не преувеличиваешь? Что такого страшного произойдет с родовыми землями, если не ты, а какой-нибудь другой родич унаследует их?

Финист покачал головой:

– Еще чего! Если я отрекусь, родня перегрызется. Только кровавой смуты и внутриродовой розни мне не хватало.

– Так уж сразу и рознь? – недоверчиво рассмеялся Калина.

Княжич стал еще серьезнее и назидательно, с расстановкой проговорил:

– Неопределенность в наследных делах, Калина, чревата страшными последствиями. И не только для княжеской семьи. Все в княжестве должны твердо знать, что есть хозяин, который в нужное время придет, всех рассудит и все расставит по местам. Иначе люди теряют почву под ногами, и до беды недалеко.

– Не согласен! – твердо заявил Калина. – Кто бы ни приходил рассуживать, расставлять все по местам надо сразу, самим, а не по чьей-то указке.

Княжич хмыкнул:

– Мы с тобой, должно быть, о разном говорим. Лично я – о народе Невской Славии.

– Люди везде одинаковы, Финист.

– Люди? Отдельные люди пожалуй. А вот стаи человеческие сильно различаются. Особенно те, что по разные стороны Большой Стены, – отрезал княжич.

У Калины явно было особое мнение по этому вопросу, но продолжать спор он не стал, только усмехнулся:

– Поживем – увидим. Но что мне в тебе нравится, Финист, так это ясность мысли и твердость духа… Слушай, а как же теперь наши задумки? Мы ж осенью собирались в горы. А у тебя на уме только государственные дела.

– Горы, горы… – мечтательно вздохнул Финист. – Ты прости меня, Калина, о горах придется забыть. Я славно прижился в Юропии, но я не хочу, чтобы княжество разодрали на части из-за того, что альпийские отели мне нравятся больше, чем отцовское поместье…

– Хоп! – воскликнул Калина и протянул руку. – С вас штрафной, княжич!

– За что это?

– За отели!

– Ну, гостиницы, – раздраженно поправился Финист.

– Не "ну", а гони талер!

– Я ж с тебя за "машину" не взял!

– Мне простительно. Я швиден-полукровка, вырос на чужбине, свой второй родной язык знаю неважно. А тебе, чистокровному славичу, стыдно на родимой земле чужеземными словами бросаться, – выкрутился Калина и на всякий случай еще раз протянул руку. – Давай, давай, раскошеливайся.

– Как же, разбежался. Ты мне еще за "пардон" должен. Так что квиты, – отрезал Финист.

– О-кей, – Калина разочарованно надул щеки.

Финист хмыкнул и протянул ладонь.

Калина обиженно застонал, но княжич, не говоря ни слова, звонко прищелкнул пальцами. Калина запустил руку в нагрудный карман кожаной куртки, вынул монету и положил на ладонь Финиста. Тот, не глядя, убрал монету к себе и примирительно сказал:

– Ну-ну, не дуйся. Не будешь же ты отрицать, что счет в мою пользу. Даже с поправкой на твое нелегкое детство на чужбине.

Калина промолчал и словно в отместку направил самоход в глубокую колдобину. Финист едва успел схватиться за поручень над боковым стеклом и замысловато выругался.

– Повтори-ка, – угрюмо произнес Калина.

– Что повторить?

– Вот то самое, что только что сказал.

– Зачем? – удивился Финист.

– Для обогащения моего словарного запаса.

Финист весело рассмеялся, но вдруг замолчал и положил ладонь на локоть Калины:

– Остановись.

– Что случилось?

– Дорожный дозор.

– Ну вот, не хватало еще… – тоскливо пробормотал Калина. – Опять самострелами в затылок тыкать будут…

– Не будут, – возразил Финист.

Калина недоверчиво поджал губы:

– Да? С чего бы вдруг им этого не делать? Думаешь, этим дармоедам получить на лапу не хочется? Так сколько можно?! У меня уже талеры на исходе!

– Мы больше ничего никому давать не будем, – покачал головой Финист. – Это имело смысл только вблизи Большой Стены и в пограничных волостях. Мы уже почти в столице, и больше нет смысла таиться.