В руках он держал скорее всего ракетницу и уже поднял руку что бы дать опознавательный сигнал, как две тени прошлись над полосой, густо поливая из бортового оружия. Было четко видно как от плоскостей юнкерса отлетают фрагменты обшивки. Стоявший в проеме дверцы самолета человек переломился в поясе и осел на пол фюзеляжа, свесив наружу руку с ракетницей.

Стоявший у открытых дверей гауптштурмфюрер поднял над головой два раза свой автомат, и от леса отделилась группа людей, тащивших в руках носилки.

Он удовлетворённо кивнул головой и повернулся к радисту:

— Ну, что ж, мой юный друг, позвольте мне откланяться! Уверен, следующая наша встреча произойдёт уже при менее драматических обстоятельствах…

— Я тоже очень надеюсь на это, герр гауптштурмфюрер… — дед Павел произнес это на безукоризненном немецком языке, с берлинским акцентом.

Это был заранее оговоренный сигнал — первая фраза или слово сказанные Нечаевым не по-русски!

Как Пал Игоричу удалось мне вложить в голову правильный порядок моих действий, я понятия не имел, но сейчас абсолютно спокойно, без суеты, моя рука скользнула под стол на котором стояли радиостанции и нащупав рукоятку второго нагана который был зафиксирован на оси, немного довернул его в сторону самого опасного сейчас немца.

Ш-ш-пок! Шпок!

Выстрелы наполовину ослабленным патроном, да еще приглушенный «Брамитом» были неразличим в шуме моторов самолета. Второй выстрел попал точно под обрез каски, точно в середину лба над переносицей. Наверное специально, в тире — сто пудов бы не попал!

Даже звук каски немецкого пулеметчика о затвор его оружия был лучше слышен.

Ш-ш-пок! Шпок! Шпок!

Только одним выстрелом из трех — первым, Кирилл попал в немецкого радиста. Вилл схватился за простреленный бок и медленно стал сползать со своего табурета.

Кирилл стрелял, не убирая руки из-под стола. Просунув вторую руку под стол, Кирилл выхватил из ременных петель, прикрепленных под ним, другой наган с «Брамитом», готовясь стрелять в гауптштурмфюрера.

На мгновение, опешивший офицер, начавший было разворачиваться к Нечаеву, даже успел сделать шаг назад. Руки его начали движение разворачивая МП-40 для прицельной стрельбы…

Но неуловимым, плавным но молниеносным движением дед Павел сумел сместившись в сторону, с возможной линии огня, сблизится с командиром немецких диверсантов и перехватить пистолет-пулемет немца, ловко вывернул его из рук и мощно толкнул того в кучу еще сидящих на полу красноармейцев. Там его немедленно, горячо и с явным удовольствием встретили…

А уже в следующую секунду всех троих, в том числе и радиста уже спеленали, засунув каждому из них в рот импровизированные кляпы из своих красноармейских пилоток.

Вооруженный двумя пистолетами Нечаев скользнул к двери и припав на колено,осторожно потянула её на себя. Пусто. На крыльце и рядом никого не было видно.

— Чисто…

— Отлично. — Откликнулся негромко, почти шепотом старшина. — Жеков, окно!

Присев и тем самым прикрывшись от наблюдения и поражения подоконником, он раскинув широко руки начал медленно затворять створки, которые блеснули в отраженном свете яркой, полной луны. В ответ на это действие еле заметно шевельнулись ветки на краю поляны.

Увенчанный набалдашником глушителя, поднялся из густой травы винтовочный ствол. И тут же ещё один, чуть погодя, осторожно высунулся с чердака дома.

Метрах в тридцати от нас, носилки с раненным Яковым будто плыли над высокой травой.

Было видно, что раненый лежит неподвижно, зажимая перевязанную рану на плече. По его лицу было ясно видно, что он уже не раз и не два побывал в аду. Рядом с носилками, сбоку мелкими шагами семенил тот, который делал мне укол.

Еще несколько секунд и группа добралась до самолета, с ходу поставив носилки прямо на лежащее у бортовой двери тело. Раненного Якова моментально втянули вовнутрь.

И тут началось непонятное и для Кирилла, а самое главное для носильщиков. Рука «трупа» неожиданно согнулась в локте и нажала на спусковой крючок ракетницы. Только вместо сигнальной ракеты сухо треснул пистолетный выстрел. Стоявший справа от люка десантник моментально согнулся в поясе и упал на колени. За ним то же самое проделал второй носильщик, стоявший у противоположного края двери самолета.

Чух! Чух!

Пробив грудь заднего носильщика, другая пуля, выпущенная другим снайпером ударила в плечо и второго. Почти одновременно они оба рухнули в траву. Секундой позже, еще одна пуля навсегда успокоила начавшего было подниматься раненого немецкого десантника.

Находившиеся около костров десантники мгновенно залегли, взяв оружие на изготовку. Не слыша за звуком работающих авиационных моторов выстрелов, они тем не менее почувствовали угрозу и моментально изготовились к бою.

Но поздно! Из распахнувшейся двери дома ударил трофейный пулемёт. Из окон его поддержали захваченные автоматы радиста и гаупта. Первые же очереди успели повалить на землю только несколько человек. Остальные, у кого чуйка сработала быстрее, начали маскируясь в высокой траве выдвигаться к расположенной недалеко опушки леса. Но оттуда негромко кашлянула винтовка засевшего на дереве снайпера, и передний немец, успевший схватиться за простреленное плечо, застыл в высокой траве.

Остальные замерли, не желая испытывать судьбу — на открытом пространстве, подсвеченные яркой луной, они представляли собою прекрасные мишени для любого стрелка. Пулеметчик, стреляющий с крыльца дома прекратил огонь. Пока на ровном лугу взлетной полосы не плясали фонтанчики под ударами пуль.

— Бросайте оружие! — Донеслась со стороны дома команда на чистом немецком языке.

Приподнявшийся из травы немец попробовал поднять было свой пулемет, но тотчас же получил пулю в спину и ткнулся лицом в землю.

Пулеметная очередь со стороны дома взметнула землю среди остальных лежащих десантников.

Ответа или исполнения приказа не было секунд тридцать. Дед Павел снял с головы пилотку и с опушки леса прозвучало:

Ч-чух… И тут же вскрикнул и схватился за плечо ещё один из диверсантов.

Объяснение было более чем наглядным.

— Не стреляйте! Нихт шиссен! — прозвучало почти одновременно на двух языках, и поднялись над травой руки.

Подбежав к самолету первым, Нечаев остановился, держа на прицеле обоих пистолетов пространство перед собой, и лежащих около бортового дверного проема раненных немцев.

— «Кизил», — раздалось из фюзеляжа самолета.

— «Дорога дорогая».

— Вроде свой, — раздался из фюзеляжа густой бас. — Чего стоим, кого ждём? Боишься что съем?

— Да нет… Сейчас подойдет кто нибудь из моих, подстрахует снаружи… — не успел закончить фразу дед Павел, как нарисовался рядом Жеков.

— Жеков, контроль!

— Понял…

— Кто еще рядом, знаешь?

— Витька должен быть, мы с поста на пару подорвали за вами…

Подбежавший откуда-то сбоку Витька дышал как паровоз.

— Витя контроль на пару с Жековым!

— Ясно. — И дернул за ногу ближайшего к нему немца.

— Я сказал КОНТРОЛЬ!!! — Прорычал дед Павел. — Он не один там…

Подстраховывая друг друга, два бойца по спирали обшаривали сектор. Изредка звучали глухие звуки выстрелов из наганов с «Брамитами».

— Ну, вот, дорога чистая! — Удовлетворенно произнес Жеков. — Пошли?

— Спешим? — Неслышно подошедший Нечаев стоял рядом. — Склероз внезапно наступил, занятия забыли? Быстро — не значит в спешке!

Оба парня смущенно замолчали.

— Жеков — хвост! Витька — кабина! Старшина ты где?

— Здесь! — Донеслось из под ближайшего куста. Самого его видно не было.

— Со мной, спину прикроешь! Аккуратнее там, не туда стрельнем — сгорит всё к чертовой матери! Нам тогда спасибо никто не скажет. Давай на счет три…

Ловко проникнув в фюзеляж самолета, дед Павел и старшина прижавшись к противоположным бортам самолета, взяли под контроль пространство в обоих направлениях. Здесь было практически темно, только пара синих плафонов давали тусклый свет. В самом хвосте лежали какие-то мешки и тряпки. Секундой позже в самолет запрыгнул третий, и следом за ним неслышно проскользнул еще один. Тихо… только что-то поскрипывало со стороны пилотской кабины.