— Обстановка! — Отрывисто произнес дед Павел, держа на прицеле дверь в пилотскую кабину.

— Чисто! Пасу хвост!

— Чисто! Держу дверь в кабину, — произнес тот, кто проник в самолет последним.

— В таком разе начали… — Дед Павел привстал и повторил уже сказанный им ранее отзыв: — Дорога дорогая.

Приподнявшись с пола в хвосте человек ответил:

— Кизил.

— Как пациент?

— Спит как суслик.

— Взлететь можем?

— Нет. Левый и правый моторы в хлам! Надо быстро из самолета съ#бывать, в любую секунду пожар начнется!

— Понял. — Дед Павел высунулся из боковой двери, и снова произнес: — Обстановка?

— Ближняя зона чисто, остатки немцев загнали в лес.

— Принял. — И повернувшись в салон Нечаев скомандовал: — Вы четверо, берете парня и рысью его на пост! Старшина, найти немецкого доктора и тоже на пост, надо выяснить, что он ему вколол и сколько старлей еще проспит.

— Понял! — ответил старшина, и первым покинул самолет.

Следом за ним споро вытащили носилки с Яковым, затем борт покинули члены экипажа трофейного «Юнкерса» и последним на землю спрыгнул Дед Павел.

Ракета! Она взлетела с дальней опушки, плавно описывая идеальную параболу, согласно законам физики и математики. Буквально на секунду глаза всех двигающихся повернулись в ту сторону.

Бах!

Бах!

Бах!

При практически полной тишине, наступившей после перестрелки выстрелы прогрохотали оглушительно.

Витька выронил свой наган и ткнулся лицом в траву. Схватился левой рукой за простреленное плечо Жеков. Третья пуля перебила одну из ручек носилок у самой головы Якова, только по счастливой случайности его не убив.

Засевший в густом кустарнике стрелок, из своего маузера стрелял с частотою пулемета. При тусклом свете луны, было невозможно определить где его позиция. Вспышек выстрелов никто не заметил. Скорее всего патроны у снайпера были специальные — беспламенные.

Бах!

Снова кто-то вскрикнул.

Бах!

И тут же удар в плечо! Мгновенно, мощным цунами накатила паника — ранен!!! Только секунду спустя пришло понимание — это не пуля, а чей то удар сзади! Выкрутив голову до хруста шейных позвонков назад Нечаев увидел старшину.

— Тут почти незаметная ложбинка в траве, но укроет надежно!

— Давай носилки и ребят в эту ложбинку! Откуда огонь?

— Вон расщепленное дерево, вправо десять!

Старшине можно верить — он охотник-промысловик. С этой и другими матерными мыслями я полз по пластунски к позиции снайпера, огибая ее по большой дуге. Зайти надо было с тыла или по меньшей мере с фланга, желательно с правого, то есть с его левой стороны.

На ходу Нечаев посовещался сам с собой и был вынужден оценить ситуацию как весьма хреновую.

Пока его голова была занята оценкой ситуации, ноги уже обежали одну сторону мыска, после чего он срезал путь у его основания. Снова прозвучал выстрел маузера, который подсказал верное направление.

Наконец, на расстоянии метров пятнадцати я смог обнаружить сначала его позицию, а затем и его самого.

Не делая резких движений приподнялся на корточки и сделав небольшой «гусиный» шажок…

Кубарем полетел в какую-то яму, но успела-таки дважды выстрелить в сторону немца. Увы — безрезультатно. А тот среагировал похвально быстро и уже наводил своё оружие на меня. Бля!!!

Сейчас он выстрелит!

Бах!

И сразу сзади меня:

Чпок! Чпок! Чпок!

Та-та-та…

Винтовка немца, чей-то наган с глушителем и мой МП-40 выстрелили одновременно.

Выронив свое оружие, немец согнулся пополам. Что-то просипел и сделал несколько шагов вперёд. Это был здоровенный парень ростом более двух метров и весом не меньше полутора центнер.

Когда он начал падать, дед Павел был уже совсем недалеко, и поэтому он отчетливо ощутил как земля еле уловимо, но дрогнула от падения тяжелого тела.

Нечаев еще раз бросил на него быстрый взгляд. и сделав знак старшине начал обследовать место вокруг позиции снайпера. Через несколько минут он вышел назад.

— Чисто тут всё!

— А этот, — старшина кивнул на бугая, — наповал!

Разглядев внимательно труп немца, дед Павел мгновенно осознал: очередью из автомата он снес ему половину черепа.

Он был зол как черт! Нет! Как миллион чертей!!! Ему хотелось ругаться самыми последними словами, но именно в этот момент подбежал Жеков на пару с Витькой и уставились на труп.

— Чего смотреть — холодный! — еле сдерживаясь, в бешенстве сплюнул Нечаев.

И тут же, не говоря ни слова вынул из кармана складной нож, которым вспоров рукав гимнастерки Жекову, и начал ловко перевязывать ему плечо индивидуальным пакетом, предварительно перетянув ремнем, выше чтобы остановить кровь.

— Задета только мышца… кость цела… Не морщься — тебе не три годика!

Затем он привычно и ловко обшарил карманы мундира и штанов немецкого снайпера, и что обнаружил в них, переложил к себе.

— Что стоишь старшина? Снимай обувку! Чего ждать пока остынет…

Без особых усилий Федякин стянул с него сапоги, с пока еще не окоченевшего трупа. Торжественность момента была нарушена появлением Кирилла:

— А этот… — Радиста колотила нервная дрожь.

— Снайпер.

— Как ребята?

— Жеков ранен.

— А Витька?

— Этот жив и даже здоров. — Нечаев кивнул на стоявшего рядом с Жековым бойца. — А как второй, Кирилл?

— Не мучился…

— Черт! Это полностью моя вина — недосмотрел! Мало их учил! — Дед Павел в сердцах двинул кулаком по рядом растущей березке. — Что с ракетчиком Кирилл?

— Зачистили, живым не дался. Это он специально ракету дал, чтобы все на нее посмотрели. А Витька и купился…

Лицо у Нечаева осунулось, и сейчас было видно, что он не так уж и молод.

— Старлей жив?

— Доставили на пост ВНОС, сейчас им занимается наш врач.

— Хоть тут все нормально… Поставьте тут пост, а лучше пришлите человек шесть, пусть этого бугая к посту оттащат…

Когда группа пришла на пост, то сына Сталина уже переложили на кровать и возле него суетился наш врач.

Нечаев подошел к медику и спросил:

— Как он?

— Я осмотрел старшего лейтенанта на предмет ранений, есть касательное в левое плечо. Жизни раненного ничто не угрожает. Сейчас он проснулся и все реакции в норме.

Дед Павел тут же обратился к Якову относительно того, может ли он самостоятельно передвигаться.

Этот простой вопрос стал триггером, который снял сына Сталина с тормозов. За короткий промежуток времени молодым мужиком было сказано очень эмоционально много разных слов, в том числе и очень обидных. В самом начале спича человека занесло настолько, что было понятно что Яков находится просто в другой реальности.

— Ты кто такой? И по какому праву так со мной говоришь?

Понятно, что сказалось чудовищное напряжение последних суток, обреченность и стыд от попадания в плен, наложившиеся на излишне строгое воспитание вкупе с отцовскими генами…

После этого срыва, Нечаев понял, что сын вождя в сравнении с харизматичным отцом — личность достаточно заурядная. Не то чтобы забитая и задавленная отцовским авторитетом, но именно заурядная.

Дед Павел, в том времени, откуда попал в сорок первый год, по роду службы имел доступ ко многим гостайнам, но самое главное, он вращался в кругу и умел слушать, и знал, что Сталин не особенно любил старшего сына, уделяя куда больше времени и тепла Светлане и Василию. Тем не менее, сразу после получения спецсообщения о пленении своего старшего сына, он начал собирать в специальную малиновую папку всю информацию о нем. Последним документом который туда лег было спецсообщение №295 от 5 марта 1945 года от Л. П. Берии, И. В. Сталину с показаниями югославского генерала Стефановича о мужественном поведение в плену Якова Джугашвили, старшего сына Сталина. Нечаеву рассказали, как Берия вручил это сообщение Сталину и тот, взяв его в руки, прошел в другой кабинет и так и не вернулся потом назад.

И хотя Яков вырос столь же упрямым, как и отец, несвойственная другим детям вождя врожденная скромность не позволяла ему винить других в собственных неудачах и проблемах.