— Спасибо, Эрик, — Адриан откашливается, и доктор, который выглядит так, будто собирается сказать мне что-то язвительное, закрывает рот. Он несколько раз кивает головой, убирая свое оборудование, и зовет своего жуткого помощника из комнаты.

Наши взгляды встречаются, и мне снова кажется, что я каким-то образом его знаю. Встречала ли я его где-нибудь раньше? Если да, то я не могу сказать, где это было. После злополучной смерти Ады шесть лет назад мой отец держал меня под замком. Вся свобода, которую я так усердно добивалась, исчезла в одно мгновение.

— Антон, — Адриан щурится на своего заместителя. Без каких-либо дальнейших указаний Антон понимающе улыбнулся своему боссу и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Оставив меня наедине с самим дьяволом.

Ваня

Я сглатываю комок в горле, высовываю язык и облизываю нижнюю губу. Это простое движение привлекает внимание Адриана, и его взгляд скользит.

— Я удивлена, что ты меня спас.

Вспышка раздражения мелькнула на его лице.

— Ты бы предпочла, чтобы я позволил тебе умереть? — издевается он. — Скажи хоть слово, Ваня, и я тебя сейчас прикончу.

— Я… это не то, что я имела в виду, — заикаюсь я. Между нами повисает тишина, прежде чем я произнесла: — Спасибо. За спасение моей жизни.

Он невесело смеется.

— Пока не благодари меня, мышонок, — говорит он мне. — Еще есть шанс, что я могу убить тебя. Но прежде чем я приму решение, расскажи мне, что произошло.

В моей груди бьется барабан, когда он требует, чтобы я рассказала ему, что произошло. Оно стучится в мою грудную клетку, стучит все быстрее и быстрее, пока я не думаю, что вот-вот вырвусь. Лед сковывает мои легкие, затрудняя дыхание, а вспышки ночи продолжают возвращаться ко мне.

— Они все мертвы, — шепчу я. — Я проснулась от крика дедушки. Он выкрикивал мое имя и велел мне бежать.

— Как ты сбежала? — нельзя не заметить, что в его словах чувствуется подозрение. Неужели он думает, что я какой-то шпион или убийца, которого послали завоевать его доверие и убить его? — Скажи мне, Ваня. Как неподготовленная принцесса мафии смогла сбежать от хорошо обученного киллера, когда никто другой не смог этого сделать?

Моя челюсть дрожит, ком в горле становится все больше, а на глазах собираются слезы. Я чувствую влагу на своих ресницах, но я давно научилась контролировать свои слезы. Плач — это слабость. Уязвимость. Одного я не дам этому монстру. Он уже достаточно насмотрелся на мою уязвимость. Он не может этого иметь.

— Я спряталась, — стыдливо признаюсь я. — Я проскользнула за одну из картин, которые мой дедушка спроектировал как укрытие. Они достаточно большие, чтобы в них можно было присесть. Подходит для одного человека. Я пряталась там, пока мужчина не потащил моего дедушку по коридору. Он сказал, что отравил его. Что скоро он захлебнется собственной кровью и будет часами болеть, и мне придется слушать. Он сказал, что если я выйду, он быстро умрет и не позволит ему страдать… — я позволила своему голосу затихнуть.

Адриан усмехается.

— И ты ему поверила.

Я делаю глубокий вдох.

— Я поверила ему. Не то чтобы это имело значение. Он сделал это быстро. Фактически, он убил его еще до того, как я согласилась на что-либо. Перерезали ему горло, чтобы это звучало так, будто он страдает, — в памяти у меня всплывают воспоминания о перерезанном горле моего дедушки. Желчь подступает к моему горлу. Я запинаюсь в своих словах и на секунду не могу продолжать. Я до сих пор слышу крики моего отца, умоляющего сохранить ему жизнь. Я не помню, чтобы слышала какие-либо выстрелы, кроме того, который пронзил мой бок. Я вижу лица всех тел, с которыми столкнулась на пути к потайной двери. Их глаза были широко открыты и лежали в луже собственной крови.

— Что произошло дальше? — холодный и бесчувственный. Ублюдок. Я была свидетелем убийства всей моей семьи, а он не мог вызвать ни капли печали или жалости? Может быть, какое-то сострадание? Мы никогда не были близки, когда он был женат на Аде. Думаю, он видел во мне скорее надоедливую младшую сестричку, чем ее лучшую подругу. Она была на несколько лет старше меня, но это никогда не имело значения, даже в детстве. Я всегда была старше своего возраста. В моей семье невинность и наивность умирали молодыми.

Слишком молодыми.

Я пыталась защитить Аду от моего мира, но когда я узнала правду, было уже слишком поздно. Темные наклонности моей семьи уже вонзили когти слишком глубоко. Я почувствовала облегчение, когда она встретила Адриана. Я думала, что она слишком невинна для него. Я ошиблась, и это стоило мне всего.

— Ваня, — Адриан перехватывает ход моих мыслей. Качая головой, я глубоко вдыхаю, прежде чем выдохнуть. Действие было приземленным.

— У нас есть секретный проход, который проходит под домом. Мне удалось застать мужчину врасплох ровно настолько, чтобы я рванула к входу, — рассказываю я. — Где-то по пути он выстрелил в меня.

— Он не последовал за тобой через коридор? — в его тоне звучит еще одна нотка подозрения. Я качаю головой.

— Там внутренний замок, — говорю я. — После того, как он заперт, единственный способ разблокировать его — это ввести пароль изнутри дома или вручную из туннеля.

Он кивает головой, его рот слегка поджимается, когда он воспринимает это.

— Значит, ты пришла прямо сюда?

Я пожимаю плечами.

— Я так думаю… Все немного размыто, — он ничего не говорит, просто смотрит на меня дольше, чем мне удобно, прежде чем кивнуть головой, как будто он решил что-то важное.

— Ты пришла ко мне, — это не вопрос. — Ты думаешь, я защищу тебя, — опять же не вопрос. Он знает, почему я здесь. Мы оба знаем. Он единственный, кто может защитить меня. Если это не он пытается меня убить. Опять же, если бы это было так, он, вероятно, просто позволил бы мне истечь кровью.

— Я не… — я делаю глубокий вдох. — Больше никого нет.

Это жестокий смех. Тот, который он дал мне, когда я попросила присутствовать на похоронах Ады. Холодно, морозно, как в тундре. Я чувствую, как надежда в моей груди тонет, как Титаник после того, как он столкнулся с этим дурацким айсбергом. Без его помощи я бы утонула в ледяных глубинах того, что оставила после себя моя семья.

— А что насчет твоего жениха? — его бровь вопросительно приподнимается. Я чувствую, как кровь отливается от моего лица. — Петр Спиридако, если я не ошибаюсь.

Я остаюсь тихой.

— Вы двое довольно влиятельная пара, — он ухмыляется. — Две правящие греческие мафиозные семьи, слившиеся в результате брака, — это силовой шаг, которого многие не ожидали, — он делает паузу. — Особенно потому, что еще несколько лет назад вы все перерезали друг другу глотки на улицах.

Моя челюсть сжимается, желчь поднимается вверх, обжигая грудь и горло. Черт, здесь жарко.

— Ты не можешь… — я запинаюсь в своих словах. Почему я не могу дышать?

— Что нельзя? — он презрительно издевается. — Скажи мне, мышонок. Почему ты побежала в змеиное гнездо вместо безопасности другой мыши?

Я не могла бежать к Петру. Я бы не стала.

— Он мог быть тем, кто на нас напал, — мне удаётся произнести эти слова довольно спокойно. Его сомнительное выражение лица говорит о том, что он не верит ни одному моему слову.

— Тебе действительно не следует лгать, мышь, — ругается он.

— Нет, — огрызнулась я, задвигая руки под простыню, чтобы он не увидел, как они дрожат. Если он отдаст меня Петру, я стану жареной индейкой на День Благодарения со всеми приправами. Мой жених не добрый человек, но для моего отца это не имело значения. Что имело значение, так это армия, которую Петр привез с собой из Греции. Тот, который он планировал использовать, чтобы уничтожить Адриана и Суверенное Братство.

— Обидчиво. Обидчиво, — его ухмылка становится глубже. — Оказывается, в раю не все идеально, хм. Он такой ужасный в постели, мышонок? — он подходит к кровати, его зрачки расширяются, и он облизывает сочные губы, словно хищник, готовый сожрать следующую порцию еды.