Кензо широко улыбается.

— Держу пари, что смогу.

Все черные безлимитные кредитные карты Amex имеют чип отслеживания на случай, если они будут потеряны или украдены. Если нам повезет, люди, которые ее похитили, этого не узнают.

— Бинго, — кричит он. — Ты не поверишь этому. Они в мотеле, где Кору нашли убитой. Я отправил адрес на ваши телефоны.

Эта новость должна была бы меня удивить, но это не так. Если я чему-то и научился, так это тому, что Ада, кажется, имеет склонность к драматизму, когда дело касается Вани. Для Ады все началось в этом мотеле. Задолго до убийства собственной матери.

— Давайте пристегнемся, — говорю я им. Через несколько минут мы уже в подвале казино, где у меня находится Оружейная палата. У каждого из нас есть пистолет-пулемет Beretta 93R, а также Glock 45. Пятнадцать моих людей готовятся вместе с нами и готовы быть наготове на случай, если что-то пойдет не так. Мы не знаем, сколько мужчин будет в распоряжении Ады, и хотим быть готовыми.

Я надеваю бронежилет и засовываю свой «Глок» в кобуру над сердцем. Еще один «Глок» сидит у меня за спиной, а я перекидываю ремень автомата через плечо. Я загружаю дополнительные боеприпасы в обоймы, прикрепленные к моему поясу.

Вместе мы направляемся к гаражу, где нас уже ждет свита внедорожников.

— Вы все знаете нашу цель, — говорю я мужчинам. — Фотография объекта загружена на ваши телефоны, и вы должны защитить ее любой ценой.

— Мы возьмем кого-нибудь живым? — спрашивает один из моих людей.

— Нет. Убить их всех.

Не волнуйся, моя маленькая львица. Я иду за тобой.

Ваня

Боль.

Белая, горячая, ослепляющая боль.

Это все, что я чувствую. Это повсюду. Невыносимая и безжалостная, не предлагающая спасения от постоянных мучений. Постонав, я медленно начинаю приходить в сознание, борясь с переворачиванием живота. Как долго я отсутствовала на этот раз? Секунды? Минуты? Часы?

Мой мозг стучит, как сердцебиение, о череп. Теплая, липкая жидкость стекает по той стороне моей руки, где Ада начала меня резать. Мое дыхание поверхностное и болезненное, боль в легких делает почти невозможным глубокий вдох. Даже малейшее движение вызывает жгучий приступ агонии, проходящий через мой живот, прожигая след в нижней части моего тела.

Я не уверена, как долго она водила этим ножом по моей коже, как будто это была кисть, а я была ее холстом, но этого было достаточно долго, чтобы мое тело наконец сдалось. Мои плечи кричат на меня, и я беспокоюсь о том ущербе, который причиняет их долгое нахождение над головой. Такое ощущение, будто они вывихнуты, но когда я пытаюсь пошевелить ими или сделать что-нибудь, чтобы уменьшить нагрузку на нежные суставы, меня останавливает жгучая боль в запястьях.

— С возвращением, — протягивает слова Ада, вставая со стула. — Я не могу передать тебе, насколько приятно видеть тебя в моем положении. Ты всегда говорила, что моя жизнь лучше твоей. Что однажды мы поменяемся местами. Ну… — она указывает на комнату вокруг себя. — Добро пожаловать в мою жизнь, сестренка.

— О чем ты говоришь? — мой голос звучит странно для моих ушей, хриплый и скрипучий, гортань болит от криков.

— Это была моя реальность, Ваня, — шипит она на меня. — Мне было четырнадцать, когда наш отец привел меня сюда и заставил смотреть, как его люди групповым изнасилованием брали мою мать.

Нет. Мой отец был монстром, но не… он бы не…

— Я вижу, что ты с этим борешься, — она приближается ко мне. Инстинкт заставляет меня отстраняться от нее. Пальцы ног выскальзывают из-под меня, когда я пытаюсь отойти, и кряхчу от боли, когда вес моего тела прижимается к моим плечам и запястьям. Я чувствую, как свежая кровь из разорванной кожи стекает по моим рукам. На ее накрашенных губах растянулась дикая улыбка. Она наслаждается этим.

— Ты отомстила, — говорю я ей. — Ты убила его. Ты убила их всех.

Она смеется.

— Я знаю. Наняла моего дурацкого дядюшку, чтобы он сделал эту работу, а он даже не смог сделать ее правильно. Ему пришлось пойти и взять головы. Больной ублюдок любил ими пользоваться.

О, это отвратительно. Если бы меня не тошнило раньше, то сейчас.

— И что теперь, Ада? — спрашиваю я. — Ты меня тоже собираешься убить?

Она касается моей щеки длинным накрашенным ногтем.

— О нет, сестренка. У меня есть для тебя интересная программа.

Это звучит так же весело, как Эдвард Руки-Ножницы, делающий мне массаж спины.

— Жаль разочаровать. Но моя повестка дня уже полностью расписана.

Ада запрокидывает голову и громко смеется.

— Кажется, мышонок обрел свой голос. Ты всегда была такой кротким и тихим существом, поэтому тобой было так легко манипулировать. Заставляла тебя увидеть то, что я хотела, чтобы ты увидела. Я тебе когда-то говорила, Ваня, что всегда стоит у кого-то что-то взять.

— Ты поэтому забрала Адрика? — я рычу на нее. — Потому что ты хотела что-то у меня отобрать?

Ада издает цокающий звук, грозя передо мной пальцем.

— Речь идет о гораздо большем, чем это. Ты не поймешь, потому что у тебя нет моего видения. Мой драйв. Ты никогда не должна была быть наследницей. Если бы он только узнал меня, я могла бы писать письма и мечтать о лучшем месте. Вместо этого меня пытали, избивали и насиловали. Наш отец называл это специальным предложением «два по цене одного». Купи мать, получи дочь за полцены.

Да, я закончила с картой сочувствия.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Ада? Ты хочешь, чтобы я извинилась за то, что родилась такой? Позволь мне сказать тебе кое-что: ты не лучше, чем он. Ты хотела отомстить ему за то, что он с тобой сделал. Я могла это понять. Черт, я бы, наверное, помогла. Они не были моей семьей; они были просто людьми, которые пожертвовали свою ДНК, — я прищуриваюсь, глядя на нее. Ну, насколько я могу, один глаз почти опух. — Но ты убила всех в этом доме, — шиплю я. — Эти люди были моей семьей, и они были и твоей тоже. Они позаботились о тебе после смерти твоей матери. Убедились, что у тебя есть все необходимое. Они…

— Ничего не сделали, чтобы остановить это! — визжит она, наконец теряя тщательно выработанный контроль, который она проявляла. — Никто этого не сделал. Вот почему я убила собственную мать. Здесь Иона рассказал мне, как он планировал спасти ее и забрать. Она сказала нет. Она позволила ему уйти без нее. Если бы она пошла с ним, то ничего этого бы не произошло. Я была бы счастлива, свободна и…

Я издаю длинный крик, эхом разносящийся по комнате. Она вонзила мне в голени хулиганскую палку с такой силой, что я удивилась, что она не сломала кости. Она снова раскачивается, на этот раз чуть выше на моих ногах. Слёзы текут по моему лицу, когда она делает это снова и снова. Та небольшая поддержка, которую я имела на пальцах ног, исчезла, и я упала, не в силах выдержать свой вес под жестоким нападением. Мои плечи и запястья горят, пока я вишу там, изо всех сил пытаясь дышать, думать и выжить.

— Адриан собирается убить тебя, — обещаю я, закрепляя клятву в своей голове.

Она смотрит на меня сверху вниз, наслаждаясь каждым моментом моих пыток. В ее глазах садистский блеск, который говорит мне, что у меня нет никакой надежды связаться с ясноглазой тринадцатилетней девочкой, которая была моей лучшей подругой.

— Он никогда тебя не найдет, — она облизывает губы. — И даже если он это сделает, к тому времени, как мы с моими людьми закончим с тобой, он уже не захочет, чтобы ты вернулась. Он сейчас почти не хочет тебя.

Ее последнее предложение поразило меня сильнее, чем любой другой физический удар, который она мне нанесла. По злому блеску в ее глазах она понимает, что нашла золото. Есть вероятность, что Адриан вообще за мной не приедет. Возможно, если бы мы поженились, но даже тогда это было бы скорее из чувства долга и обязательств, чем из-за того, что он действительно заботится обо мне или любит меня.

— Скажи мне, — она наклоняется и шепчет мне на ухо, ее губы касаются раковины. — Он зовет меня по имени, когда трахает тебя? Он называет тебя хорошей девочкой? Каково это — осознавать, что он был у меня первым?