Саша ведет меня глубже в пентхаус. Это роскошно, но в то же время по-домашнему.

— Привет, дорогая, — приветствует меня Светлана, когда мы входим в большую кухню, которая открыто переходит в остальную часть пентхауса. Окна от пола до потолка расположены вдоль каждой доступной внешней стены, позволяя свету свободно проникать сквозь них.

— Привет, — я застенчиво улыбаюсь ей, не зная, следует ли мне называть ее Светланой или госпожой Волковой.

— Спасибо, Саша, — говорит она ему с улыбкой. — Я возьму на себя.

Саша слегка склоняет голову, прежде чем повернуться и оставить нас двоих наедине.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает она, открывая дверцу холодильника.

— Да, пожалуйста.

Несколько мгновений спустя она ставит передо мной бокал шардоне. Налив себе еще порцию, она жестом приглашает меня сесть рядом с ней на большую серую секцию, которая доминирует над ее жилым пространством. Из больших, беспрепятственных окон открывается потрясающий вид на город.

— Я так понимаю, это не светский звонок, — подводит она итоги. Я напрягаюсь из-за ее интуитивной натуры. Должно быть, Адриан взял это отсюда. Она улыбается в свой стакан, когда я молчу. — Это как-то связано с мужчиной и ребенком, за которым ты вчера следила?

Мои глаза расширяются от удивления. Откуда она узнала?

— Одна вещь, которую ты узнаешь обо мне, это то, что я вижу все, — она ухмыляется. — Мой сын не единственный, у кого есть ресурсы. Вот почему я предполагаю, что ты пришла ко мне вместо него.

Да, страшно интуитивно.

— Мне нужно знать, кто они.

— Почему?

Я ожидала, что она спросит мои доводы, но не была уверена, что смогу дать ей правильный ответ. Она Волкова. Враг. Она может использовать информацию, которую я ей даю, против меня. Против девочки. Они могли использовать ее, чтобы получить доступ ко всему. Все состояние Кастеллано будет у них под рукой, и я им больше не буду нужна. Но что-то в ее глазах тянет меня за душу, умоляя довериться ей.

— Я думаю, что эта девочка — моя сестра, — выпаливаю я. Светлана медленно кивает, осознавая то, что я ей только что сказала.

— И что заставляет тебя в это верить? — она спрашивает, и я ей говорю. Я рассказываю ей все, начиная с самого начала. Я никогда раньше никому не доверялась таким образом. Даже Аде, но я не думаю, что когда-либо полностью доверяла Аде хранить мои секреты. Вот почему я никогда не рассказывала ей о своих письмах Адрику.

— Ты уверена, что это та самая родинка? — она спрашивает. Я киваю.

— Насколько я себя помню, это была определяющая черта в семье моего отца, — я показываю ей отметину. — Никто из семьи моего отца не жив, чтобы родить ребенка. Либо он, либо мой дедушка.

Мое лицо искажается от отвращения при мысли о том, что у моего дедушки есть дети в его возрасте.

Старом.

— У Ады была такая же отметина, — говорит она. — Я помню, что видела это несколько раз.

Я качаю головой.

— Нет, Ада порезала себе кожу, чтобы выглядеть как я, когда ей было тринадцать. Она сказала мне, что тоже хочет стать Кастельяно. Я помню, как подумала, какое это безумие, что она думала, что моей жизни можно позавидовать.

— Ее след был не от ножа, Ваня, — говорит она. — Это родимое пятно, такое же, как и твое.

— Как ты можешь быть уверена?

— Прежде чем Ада вышла замуж за моего сына, ей нужно было пройти медицинское обследование, — утверждает она. — Это необходимо для всех брачных переговоров.

Я не знала, что был брачный договор.

— Разве эти анализы не конфиденциальны?

Светлана лукаво улыбается мне.

— Если врач не входит в вашу ведомость.

Имеет смысл.

— Итак, ты хочешь сказать мне, что отметина на ее запястье — настоящая родинка? — уточняю я. Светлана кивает.

— Когда она порезала себе запястье, ты когда-нибудь замечала небольшой порез прямо под ним?

Я вспоминаю ту ночь. Ее не было несколько недель, а я была заперта в своей комнате, питаясь хлебом и водой. Единственное, что помогало мне оставаться в здравом уме, — это скрытый телефон, с которого мне приходилось писать Адрику. Все, что он делал, это текст. Я украла его у одного из охранников. Это был одноразовый телефон с предоплаченными текстовыми сообщениями, который я часто подкупала одной из горничных, чтобы она пополняла его для меня каждые несколько месяцев.

Той ночью отец выпустил меня из комнаты, сказав, что вернет Аду, как только я извинюсь перед Петром за то, что толкнула его в грязь, когда он забрал мою куклу. Я никогда ни за что не извинялась так быстро.

Я нашла ее в ванной с разорванной бритвой на запястье. Опасаясь худшего, я выбила бритву из ее руки и прикрыла порез полотенцем. Теперь, оглядываясь назад на тот момент, я понимаю, что не обратила внимания на отметку. Я просто предполагала, что она это сделала, как она мне сказала. Я поверила Аде на слово.

Я была не права.

— Порез, образовавший шрам чуть ниже отметки, — это то место, где, по предположению врача, она пыталась закопать кожу, чтобы срезать след.

Если это правда — если метка никогда не была шрамом, который она создала, это значит…

Сирень.

Глициния.

Драконьи колокольчики.

— Она моя сестра.

Адриан

Файл передо мной ужасен. Это поток информации, которую я пытаюсь распространить. Луан Османи, пятьдесят два года. Большую часть своей жизни провел в Албании, пока его двоюродный брат Армир, глава мафии в Албании, не перевез Луана и его сестру в Вегас. В то время албанцы прорывались на слабые территории, которыми владели пять семей.

В то время многие мафиозные семьи были вовлечены в собственные гражданские войны, оставляя свои территории незащищенными и без надлежащих ресурсов. Сестра Луана вышла замуж за албанского босса Вегаса, человека по имени Эдан, чтобы укрепить союз между Штатами и родиной. Несколько лет спустя, после кровопролитной войны, объединившей все пять семей впервые с момента основания Вегаса, албанцы потерпели поражение.

Я помню, как мой отец рассказывал мне, что это была самая долгая и кровавая война, которую он когда-либо видел против мафиозной семьи. Албанцы были как тараканы, они все время возвращались. Черт, они все еще делают это даже спустя столько лет.

Согласно записям Бриджит, когда албанцы потерпели поражение, Луан убежал в горы, и больше о нем никто не слышал. Его зять был убит Кастеллано, а его сестра — на экране появилось фото. На этой фотографии она моложе, чем та, которую я видел ранее, но нет никаких сомнений в том, что это тот же человек.

Женщина, по утверждению Вани, является матерью Ады. Кора Бериша, урожденная Кора Осмари, исчезла с лица земли после войны. Пока она не появилась через несколько лет после ареста за проституцию. Она молода, вероятно, примерно того же возраста, что и Луан, когда он впервые приехал в Штаты. Щеки впалые, глаза запавшие.

Она была пользователем, как и большинство проституток, работавших на Кастеллано. Проституция, по большей части, легальна в Неваде, если там действуют лицензированные публичные дома. То, что Кастеллано и Спиридакос сделали со своими проститутками, не было.

Проходят годы, еще несколько арестов за хранение, а затем внезапно все прекратилось, и ее отправили в местный реабилитационный центр.

Реабилитационный центр для беременных. За девять месяцев до дня рождения Ады. По крайней мере, она не лгала об этом. Итак, Ада — албанская принцесса. Но кто отец? Я сомневаюсь, что Кастеллано отправил бы ее на реабилитацию, если бы она была беременна каким-то случайным ребенком Джона. Ему будет все равно. Черт, я сомневаюсь, что он позволил бы ей довести это до конца.

Так зачем реабилитация?

— Босс, — Антон заходит в мой кабинет с мрачным выражением лица. Это никогда не хорошо. — Тебе захочется взглянуть на это.

Он бросает мне сотовый телефон.

— Что это? — спрашиваю я, нажимая на экран, чтобы разбудить его.