Ваня

Иисус. У меня болит голова, и одна сторона лица опухла. Где-то надо мной что-то жужжит, но я слишком устала, чтобы открыть глаза.

Если один из них вообще сможет открыться.

Что случилось?

Помню, я раскапывала могилу Коры… она точно там, а потом…

— Посмотрите, кто наконец проснулся, — тот голос. Я знаю этот голос. — Давай, Ваня, открой свои большие глаза. Я знаю, что ты проснулась. Не притворяйся.

Глаза начали открываться. Медленно, потому что мои веки кажутся кирпичами, я открываю глаза. Вот что значит похмелье? В моей голове прыгает обезьяна с бубном. Возможно, в посудной лавке бушует бык.

Ух, глаза-бусинки Ионы. Я должна была знать. То, как он посмотрел на меня, когда я впервые увидела его, должно было быть подсказкой.

А еще глаза-бусинки. Нужно ли мне сказать больше?

Но почему?

— Где… — я облизываю пересохшие губы. Мой рот с таким же успехом может быть заткнут ватой. Я поднимаюсь на локти и медленно принимаю сидячее положение. Я сижу на диване в старом, ветхом номере мотеля. В воздухе висит затхлый запах. Плесень и грибок ползут по стенам. Ковер настолько темный, что я не могу понять, в пятнах ли он или он должен выглядеть так, словно на него кого-то вырвало.

Я даже не хочу думать о том, что находится на этом диване.

— Где я? — спрашиваю я теперь, когда могу нормально говорить, не чувствуя, будто вся пустыня Невады у меня во рту. Мой взгляд переключается с комнаты на мужчину, сидящего на кухонном стуле передо мной.

— Место, где все началось, — он пристально смотрит на меня, его рот поджимается в усмешке. Что? Еще один взгляд на комнату не говорит мне ничего больше, чем раньше.

— Я не знаю, что это значит, — говорю я ему.

Он ухмыляется.

— Ты знаешь, — он запрокидывает голову назад и кричит: — Мальчики!

Пользуясь тем редким моментом, когда он занят, я спрыгиваю с дивана и толкаю ногу на его барахло. Он сделал это легкой мишенью, расставив ноги. Иона воет от боли. Его внезапное движение, чтобы схватить свои драгоценности, заставляет стул ненадежно опрокинуться и упасть на ковер. Может быть, оно оживет и поглотит его целиком.

Это было бы удачей.

— Чертова сука, — кричит он мне, его рука цепляется за мою штанину, когда я спешу мимо него, чтобы добраться до двери. Мне удается высвободить его хватку, но потеря времени стоит мне денег. Дверь отеля с грохотом открывается, и я оказываюсь лицом к лицу с двумя двойниками Арнольда Шварценеггера. У них одинаковые солнцезащитные очки и черные рубашки. Все, что им нужно, это акцент на слогане «Hasta La Vista», и все будет готово.

Так что этот выход не сработает.

Следующий.

Перепрыгнув через Иону, я бешено бросаюсь к дальнему окну. Я не бегу достаточно быстро. Это или близнецы Арни каким-то образом размножились, потому что меня внезапно дернули за волосы и швырнули к противоположной стене гостиничного номера.

Да, синяк останется.

Я приземляюсь на пол, и с моих губ срывается стон.

Жалкий. Совершенно жалкий.

— Чертова сука Кастеллано, — усмехается надо мной Иона.

— Лучше, чем быть ведром со спермой с глазами-бусинками, — фыркаю я. — Ты мясо в этой начинке Арни? Или внизу лестницы?

Он не отвечает, но его ботинок все же опускается мне на голову.

А потом гаснет свет.

Когда я снова прихожу в себя, в голове у меня путаница. Такое ощущение, что в моем мозгу происходит «Похмелье, часть 2». У меня болит все тело. Я издала низкий стон, открывая глаза. Я пытаюсь пошевелить руками, чтобы облегчить боль в плечах, но они висят над моей головой. Моя голова откидывается назад, и я вижу веревку, привязывающую меня к потолку номера в мотеле.

Тихие голоса шепчутся позади меня на языке, которого я никогда раньше не слышала. Слова резкие и злые, и одно из них — женское.

Мне удается поднять голову обратно, и от этого простого движения по позвоночнику пробежала волна боли. Почему они меня взяли? Почему бы просто не убить меня, когда у них будет такая возможность? Я борюсь с путами, веревка резко впивается в нежную кожу моего запястья.

Пальцы ног едва касаются коврового покрытия. Мне нечего использовать для получения какой-либо покупки.

— Ты снова проснулась, — уродливое лицо Ионы снова появляется в поле зрения. Он смотрит на меня сверху вниз и похотливо облизывает губы.

Да, нет.

Его рука протягивает руку и нежно ласкает мою голову.

— Мне жаль, что я должен это сделать, — с сожалением говорит он. — Я имею в виду, что технически мы семья. Просто недостаточно, чтобы меня это заботило.

Семья?

— Я тебя не знаю, — плюю я. — Мы определенно не чертова семья.

Жестокая усмешка тронула его губы.

— Что ты знаешь о греко-албанской войне? — он спрашивает. — Твой отец когда-нибудь рассказывал тебе о том, каким монстром он был? Как он убивал женщин и детей, чтобы получить то, что хотел?

Да, я слышала об этой войне. Мой отец любил хвастаться своими завоеваниями. Я была слишком молода, чтобы понять, когда впервые услышала его рассказ на званом обеде, но по мере того, как я росла, я постепенно начала понимать, каким человеком на самом деле был мой отец.

Иона прав. Мой отец был монстром, и если я выберусь из этих веревок, он увидит, насколько я на него похожа.

— Ты рисуешь только одну сторону картины, — говорю я ему. — Я знаю все о том, что сделал мой отец и насколько это было отвратительно. Но я также знаю, что сделали албанцы. Он убил ваших женщин и детей, и это было неправильно, потому что семья никогда не должна быть вовлечена в войну мафии. Но они убивали невинных людей, которые не имели никакого отношения к их войне против семей. На улицах Вегаса текла кровь. Люди боялись выходить из своих домов или вообще приходить в гости из-за хаоса, который устроили албанцы.

— Ты знала, что Кора была албанкой?

Я качаю головой.

— До недавнего времени, — признаюсь я.

Он тяжело вздыхает и кивает головой.

— Кора была женой моего брата. Когда твой отец убил его, он забрал ее себе. Превратил ее в проститутку. Шлюху, — он отворачивается от меня к кухонному столу и берет небольшой чемодан. — Потом она забеременела от него. Каково же было мое удивление, когда я нашел ее в реабилитационном центре. Я собирался спасти ее. Я сказал ей, что мы вернем здесь Албанскую империю и сотрем Кастельяно с лица земли. Знаешь, что она сказала? — он поворачивается ко мне, подняв бровь.

Я тяжело сглатываю и качаю головой.

— Она сказала мне, что все кончено и она приняла поражение, — он посмеивается, доставая из футляра плоскогубцы. — Я не очень хорошо это воспринял.

От страха у меня сжимается желудок, и во рту пересыхает.

Он собирается использовать их против меня?

Иона идет ко мне, каждый его шаг заставляет мое сердце биться быстрее и быстрее, пока я не убеждаюсь, что оно пробьет мою грудную клетку. Я не могу ясно мыслить, кровь приливает к голове, а мои легкие сковывает ужас.

— Я оставил ее там с обещанием отомстить. Я сказал ей, что вернусь за ней и что она пойдет со мной, иначе она умрет. Каково же было мое удивление, когда в следующий раз я нашел ее уже родившей.

— Ада, — хрипло шепчу я.

Иона мрачно усмехается.

— Знаешь ли ты, что способность семьи рождать близнецов задается генетикой? — спрашивает он. Подожди, он говорит то, что я думаю? — Очень редко каждый потомок оказывается близнецом, но не настолько редко, чтобы это не могло произойти.

Боже мой. Как я могла это пропустить? Это была та часть головоломки, которую я не смогла уместить. В тот момент, когда я увидела, что тело Коры все еще находится в гробу, я придумала все возможные сценарии, которые только могла, но ни один из них до этого не дошел.

Я слышу звон браслетов и тихий стук каблуков по ковру позади себя. Пожалуйста, не позволяй этому быть ей. Не отнимай это у меня. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, боль в груди нарастала.