Негодная сука.

Когда все это будет сделано, я собираюсь получить абонемент в спортзал.

Убегая от снайперов, лазить по домам, а теперь и рыть ямы… да, скоро буду потеть под старички или ходить на занятия по зумбе.

Черт, это сложно.

Вокруг меня поднимается облако пыли, воздух наполняется отвратительным зловонием.

Валовой. Валовой. Валовой.

Это была лучшая идея, когда она была только в голове.

Хорошо. Я мысленно препоясываю чресла и наклоняюсь к гробу. Я могу сделать это. Я могу сделать это. Может быть, если я продолжу настраивать себя, меня не будет тошнить при виде гниющей кожи и костей. Глубоко вздохнув, я укрепляю себя. Я могу сделать это.

Я стою на коленях на нижней части гроба, который, к счастью, прочный и недешевый. В противном случае я, вероятно, провалилась бы сквозь него. Наклонившись вперед, я провожу взглядом по ее левой руке в поисках…

Нет.

Это не может быть правдой.

Он выцвел, но очертания татуировки беркута на ее предплечье, там, где он всегда был, не спутать ни с чем. Это не имеет никакого смысла. Кто еще захочет убить мою семью? Все, о ком я могу думать, либо мертвы, либо не имеют мотива.

Петр хотел денег и контроля, но так и не нанял киллера.

Эти четыре семьи никогда бы не выступили против моего отца. Они слишком полагаются на перемирие, чтобы сохранить мир. Если бы кто-то призвал к нанесению удара, было бы кровопролитие.

Судя по тому, что я узнала, Адриан уже медленно разрушал империю моего отца изнутри, используя шпиона… снова. Шпион, которого тоже убили в тот же день, что и всех остальных. Если бы он приказал нанести удар, он бы оставил ее в живых. Кроме того, он бы не стал убивать киллера.

Верно?

Это явно не Кора, поскольку она гниет в гробу подо мной.

Тогда кто…? Звук лезвия лопаты, скользящего по земле, отвлекает мое внимание от могилы. Тогда нет ничего, кроме тьмы.

Адриан

— Ее здесь нет, — сообщает Антон.

— Черт, — огрызаюсь я. — Где, черт возьми, она может быть?

Бровь Антона уткнулась в линию роста волос. Я не получу от него никакой помощи. Я никогда раньше не видела его таким злым на меня. Он в ярости от того, что я сказал Ване в машине. В мире очень мало людей, которым я бы позволил говорить со мной так, как он.

Ему повезло.

— Ты правда ожидал, что она вернется сюда? — серьезно спрашивает он. — Выражение ее лица, когда ты сказал эти вещи, говорит мне, что ты разбил ей сердце. Она не вернется, брат.

— Она должна была знать, что речь никогда не пойдет о любви, — рычу я.

— Действительно? — удивленно спрашивает он. — Потому что то, как ты был с ней прошлой ночью после пожара, а затем в склепе — это говорит о многом. Может быть, ты еще не готов к любви, но ты заботишься о ней.

Я качаю головой, отбрасывая эту мысль.

— Черт возьми, — ухмыляется Антон. — Ты влюблен в нее, не так ли?

— Нет, — усмехаюсь я, но это слабое отрицание. — Я сказал себе, что никогда больше не влюблюсь. Не после того, что, черт возьми, сделала Ада.

— Хорошо, ты продолжаешь жить в той прекрасной стране отрицания, в которой ты себя обосновал, — он качает головой и понимающе ухмыляется. Внимательный мудак. — Дай мне знать, когда арендная плата станет слишком высокой, и тебе придется вернуться к реальности, — я провожу рукой по волосам, шагая по гостиной.

— Она должна знать, что я не могу обеспечить то, что она хочет. Ей нужно оставить свои ожидания за дверью. Я не буду проходить через это снова.

— Ваня — не Ада, Адриан, — говорит он мне тихо. — На самом деле, я почти уверен, что Ада тоже не была Адой.

Я бросаю на него любопытный взгляд.

— Почему ты это сказал?

— Понимаешь, я вообще-то слушал, что Ваня говорила в машине, — он многозначительно смотрит на меня.

— Я слушал.

Он фыркает.

— Недостаточно хорошо, или ты придумываешь оправдание, чтобы не верить тому, что ты услышал.

Я бормочу что-то неразборчивое себе под нос.

— Черт с тобой, — рычу я. — Ты никому не нравишься.

Он смеется. Этот ублюдок действительно смеется.

— Хорошая попытка, — он хлопает на меня ресницами. — Меня все любят.

— Потому что ты ущербный. Им тебя жаль.

Дверь лифта со звоном открывается.

— Мне его не жаль, — раздается самодовольный голос. — Он как милый щенок, который гадит на пол, но от него невозможно избавиться из-за этих больших печальных глаз.

Антон хмуро смотрит на вновь прибывшего.

— Пошел ты, Виталий, — игриво выплевывает он. — По крайней мере, я милый. Ты выглядишь как не тот доберман.

— Он прав, — соглашается Кензо, стоящий справа от Виталия.

— Пффф, — отмахивается от комментария Виталий. — Это говорит человек, который ведет себя как миниатюрный пинчер. Все кора и не укус.

Мы вчетвером рассмеялись.

Я скучал по ним. Это не похоже на старые времена, когда мы вместе учились в Royal Elite. Мы были неразлучны. Теперь у нас почти нет возможности видеться, за исключением особых случаев.

— Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю их.

Виталий наклоняет голову в сторону Антона.

— Этот ублюдок рассказал нам, что происходит.

Кензо качает головой и пристально смотрит на меня. — Какого черта ты не сказал нам, что происходит, брат. Мы были бы здесь через секунду.

— Это я ему сказал, — ревет Антон. На его губах играет дразнящая ухмылка, но глаза по-прежнему серьезны. Он так же обеспокоен, как и я.

— Я не хотел тебя обременять, — стыдливо признаюсь я. — Если бы я не был таким слабым, ничего бы этого не произошло.

Виталий встает передо мной и кладет сильную руку мне на плечо.

— Ты никогда не будешь обузой, брат. Мы все в этом вместе.

— Да, — говорит Кензо с широкой улыбкой. — Вот почему мы — Братство.

Знаете, Братство. Он произносит последнее слово.

— Мы не братья-одиночки.

Мы втроем некоторое время смотрим на него, прежде чем рассмеяться. Черт, я скучал по ним. Мы все учились в Королевском элитном университете. Это специализированное учебное заведение для членов мафии, основанное Томасом Иванковым. Это нейтральная территория, любой может отправить туда своих мужчин и женщин для обучения в качестве наследников, исполнителей или заместителей командира.

Виталий, Кензо и я были обучены перенимать власть у наших отцов. Антон научился быть моим советцем. Большинство моих людей прошли соответствующую подготовку, как и остальные. У Маттиаса есть аналогичная школа для детей, где они ходят в школу и тренируются с детского сада, но она рассчитана только на братву.

— Хорошо, точка зрения принята, — я вздыхаю с облегчением. Таких друзей трудно найти в нашем мире. Доверие — это слово, которое знают немногие.

— Итак, — начинает Виталий. — В чем тебе нужна помощь, брателло?

— Кензо, ты можешь посмотреть, что можно узнать о том, куда пропала моя невеста? — спрашиваю я его, бросая ему свой телефон. — Там есть приложение, которое отслеживает чип на ее шее, но оно не работает. По какой-то причине сигнал продолжает прыгать повсюду.

Кензо кивает и чувствует себя как дома на кухонном острове, вытаскивая из рюкзака ноутбук и принимаясь за работу.

Я обращаюсь к Виталию.

— Мне нужна информация о смерти Коры Бериши. Ваня недавно запросила папку, но она вся сгорела вместе с моим домом.

Виталий вздрагивает.

— Да, мне жаль этого человека.

Я пожимаю плечами.

— В любом случае, я никогда не чувствовал себя как дома.

Виталий понимающе кивает. Его отца узурпировал этот дядя, когда ему было восемнадцать, в Италии, и он так и не смог вернуться. К сожалению, даже с нашей объединенной мощью и охватом, эту битву мы не сможем выиграть. Мы много раз говорили ему, что если бы он захотел драться, мы бы встали на его сторону, но он не хочет рисковать.

— Я посмотрю, что смогу накопать, — говорит он мне и направляется на кухню, чтобы присоединиться к Кензо. Антон поворачивается ко мне.