Он так отличается от дома. Это уютнее и менее кричаще. В этом есть удобная простота, которая заставляет меня задуматься, какое место он предпочитает больше. Прогуливаясь по пентхаусу, он не утруждает себя экскурсией, а ведет меня прямо в спальню, где аккуратно укладывает меня на огромное пуховое одеяло, так что мои ноги свисают с края.

— Мне жаль насчет дома, — шепчу я с сожалением. — Я знаю, что это было в твоей семье с тех пор, как твой отец приехал в Америку.

Адриан пожимает плечами, помогая мне снять туфли.

— Дома можно переделать.

Он встает и идет в ванную. Я слышу, как течет вода, и когда он возвращается, он держит белую ткань.

— Тебя не восстановишь.

— Ну, по крайней мере, тебя не заставили бы жениться на мне, — шучу я, чтобы поднять настроение, пока он моет мои больные ноги. Он прекращает свои услуги и смотрит на меня, его лицо мрачное и серьезное.

— Не говори так, — его голос — нежное шепот, который противоречит дикому выражению его лица. Когда он смотрит на меня так, будто я для него что-то особенное, мои эмоции зашкаливают, и я больше не могу сдерживать слезы. В моей жизни не так много людей, которые проявили бы ко мне доброту, кроме тех, кто меня воспитал. Мои родители никогда не чувствовали необходимости держать меня на руках или заботиться обо мне так, как должны родители. Даже мой дедушка, хотя он часто показывал мне свою нежную сторону, никогда не проявлял ко мне настоящего сострадания или доброты. Он никогда не смотрел на меня так, как сейчас смотрит Адриан.

Как будто я центр его мира.

Как будто я имею значение. В этот момент я не чувствую себя одноразовой. Я не чувствую себя пешкой, которую можно легко отбросить в сторону, когда она будет использована. На меня смотрит не Адриан, а Адрик, загадочный мальчик, в которого я влюбилась много лет назад.

Руки Адриана обнимают меня и нежно притягивают к своей груди. На этот раз я не борюсь ни с ним, ни с притяжением между нами. Я закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать рыдания. Борюсь за восстановление контроля, но это бесполезно. Травма от сегодняшних событий, казалось, усугубила все, что произошло после той роковой ночи.

— Пойдем, — нежно подзывает он меня. — Давай тебя помоем.

Я усмехаюсь, глядя на свое покрытое сажей и грязью тело.

— Что? — дразню я. — Курить кинк не твой конёк?

Он одаривает меня мегаваттной улыбкой.

— Мне нравятся любые извращения, которые тебе нравятся, детка, — он облизывает губы. — Я возьму тебя прямо здесь и прямо сейчас, если ты этого хочешь.

Будь по-прежнему моим бьющимся сердцем.

Вся кровь моего тела приливает к сердцу.

Бросив тряпку на пол, Адриан встает и тянет меня за собой. Его руки ласкают мою задницу, массируя плоть, прежде чем поднять меня в свои объятия. Мои ноги автоматически обхватывают его мускулистую талию. От него пахнет дымом, потом и нотками сандалового дерева. Это успокаивает, и я вдыхаю его, пока он несет меня в ванную. В его объятиях я могу забыть обо всем. Каждое недоброе прикосновение. Каждое злое слово.

Я знаю, это не значит, что он изменился. Тигр не может менять свои полосы, и я этого не жду. Он всегда будет боссом мафии, и что бы ни случилось, что сделало его таким, оно не исчезнет в одночасье. Я помню, что сказала мне Светлана. Что независимо от нашего непростого старта, он будет относиться ко мне с уважением, которого заслуживает его жена. Это то, что он делает сейчас? Он обращается со мной так, потому что внезапно дал мне титул своей жены или потому, что он действительно заботится обо мне?

Что происходит, когда я не соглашусь или когда я ему надоем? Будет ли он снова искать утешения у кого-то вроде Селии? Надо мной будут смеяться? Адриан нехороший человек. Он убийца. Король, чья империя построена на крови. Означает ли это, что он не будет хорошим мужем?

Думаю только время покажет.

— Что ты узнал от снайпера? — спрашиваю я. — Он тебе что-нибудь сказал?

Когда мы доходим до ванной, Адриан ставит меня на ноги. Кафельный пол холодит мою разогретую плоть. Он молча набирает воду в ванне, погружая в нее пальцы, чтобы убедиться, что она не слишком горячая и не слишком холодная. По какой-то причине этот маленький шаг запал мне в душу. Это такая простая вещь, но у меня наворачиваются слезы.

— Ты знала, что мать Ады была албанкой? — он становится передо мной на колени и скользит пальцами по поясу моих брюк. Медленно он стягивает ткань с моих ног, целуя каждый синяк и царапину, оставленные восхождением на решетку. Может ли сердце разорваться от полноты?

— Не сразу, — тихо признаюсь я. Мои глаза прикованы к нему, пока он продолжает снимать с меня каждый клочок одежды. — Я пыталась осознать все. О том, кому нужна смерть моей семьи или почему кто-то нанял киллера, чтобы уничтожить целую семью людей? Мне было двенадцать, когда умерла мать Ады. Мой отец сказал, что она собиралась забрать Аду оттуда, где он ее спрятал, и в тот момент я была слишком поглощена горем моей подруги, чтобы думать о том, что он сказал.

Адриан стоит. Взяв меня за руку, он помогает мне залезть в ванну. Вода настолько высока, что, когда я сижу, часть ее выплескивается через край, но он, кажется, не возражает. Вода теплая и привлекательная. Вокруг меня создается кокон безопасности, который смывает остальной мир, пока не остаются только я и Адриан. Ничего больше не существует за пределами нашего пузыря.

Он хватает тряпку и выдавливает на нее каплю геля для душа, прежде чем начать счищать следы ночи с моего тела.

— Кора никогда никуда сама не ездила, — продолжаю я через мгновение. — Ей не разрешили получить лицензию. Когда я перебирала всех и каждого, кто, как я думала, мог бы уничтожить целую семью, все это вернулось к ней. А потом я прочитала отчет врача. Ее ударили ножом и избили до такой степени, что ее тело стало практически неузнаваемым. А потом у нее не было головы. Кто-то забрал её так же, как забрали моих родителей и дедушку.

— Киллера звали Луан Османи, — сообщает он мне. — Он был братом Коры и серийным убийцей.

Эта информация подтверждает теорию, которая крутилась у меня в голове.

— Я думаю, что найденное тело принадлежало не Коре, — говорю я. — Но двойник. Все бы подумали, что это она, потому что не было никакой причины, чтобы кто-то еще находился в этой комнате.

Кроме Ады.

Ада должна была быть в этой комнате. Знала ли она, что ее мать все это время была жива? Она огорчала ее так же, как и я, но это длилось недолго, и после того дня она почти не упоминала свою мать. Женщина, которая так упорно боролась, чтобы вырастить ее. Которая каждый день проходила через ад, чтобы дать ей крышу над головой. Кору заставляли видеться с отцом дочери каждый день, и она никогда не могла сказать ни слова.

Я знаю, что произошло бы, если бы она это сделала.

Моя мать убила бы ее и Аду, если бы когда-нибудь узнала, что у моего отца есть внебрачный ребенок. В нашем мире место жены рядом с мужем зависит от возможности иметь детей, а моя мать больше не могла родить ребенка после моего рождения. Я считаю, что это одна из причин, почему она и отец так меня ненавидели.

— В этом есть смысл, — соглашается Адриан. — Но почему она делает все это сейчас, спустя столько лет?

— Потому что… — я колеблюсь. У меня на языке вертится желание рассказать ему о мужчине и его маленькой девочке, похожей на Аду, но я не могу. Что, если он воспользуется ею и решит избавиться от меня? Если Кора недавно узнала о существовании девушки, ее внучки с кровью Кастеллано, это объясняет, почему она заказала убийство. В живых нет никого, кто мог бы оспорить девочку как наследницу. Кроме меня. Но если пожары продолжат распространяться, а снайперы будут стрелять в меня, я долго не проживу.

Кора могла контролировать все состояние Кастеллано через эту девочку как ее опекуна.

— Может быть, она накопила достаточно силы? — я говорю вместо этого. — Ей понадобятся деньги и союзники, верно? — на мгновение он выглядит задумчивым, прежде чем сдаться, наклонив голову.