В больнице американский делец при виде Заботливой Утки принялся бурчать Адамсу, что надеялся на белого доктора мужчину, а тут женщина, да ещё краснокожая.

Стоящий рядом с молодой индианкой в докторском облачении крепкий блондин-с голубыми глазами, но азиатским раскосым лицом с изящным букетом цветов, на чистейшем английском с оксфордским выговором, неприязненно окинув Моргана взглядом голубых глаз, объяснил, что все доктора Княжества, и мужчины, и женщины, и белые, и краснокожие, и чернокожие, разъехались по индейским стойбищам прививать от оспы. Адамс радостно поздоровался с воздыхателем главврача и представил Моргану как Чингисхана, вождя казахов и хозяина дальнописца. Морган в очередной раз поразился, но не был бы собой, если бы тут, же не переменил мнение.

К вечеру Амалию осмотрели, прописали лечение и выделили домик во вновь строящемся туберкулёзном диспансере в десятке километров от Верховье.

Савелий воспользовался оказией и принял приглашение растроганного Моргана отправиться к месту лечения на яхте.

Забегая вперёд, стоит сказать, что потом всё пошло как по маслу. Амалия вначале медленно, из-за запущенности болезни, но спустя три месяца, после перелома в течение недуга, бойко поправилась. Морган в благодарность помог настроить финансовую систему Княжества, незаметно для себя втянулся в заботы русского соседа америки, наладил миграцию необходимых там работников из САСШ по рабочим визам. Год спустя Морган с удовлетворением наблюдал сцены постройки домов санатория Княжества американскими безработными. А Амалия подружилась с Кончитой, Аллой и Заботливой Уткой, которую все любовно звали Заботкой, втянулась в пошив новых дамских нарядов и была совершенно счастливой. Но это случится позже, а пока...

Оставив чету Морганов обживаться, на присланной Швецовым двуколке навестил Верховье. А оттуда под благовидным предлогом наведался к порталу.

Задыхаясь от нетерпения выдрал из кармана склянку, трижды глубоко вздохнул, стараясь унять мандраж, и, на всякий случай перекрестись, а потом сквозь зубы, чертыхаясь и обламывая ногти, вытаскивая захрясшую стеклянную пробку - притёр, блин! - прижал ватку к дубу.

Кора вокруг подёрнулась серебристой патиной. И...

И ничего.

Савелий вновь сидел под деревом и жевал травинку. Но уже не впадал в панику, как в первый раз. Нет. Он просчитывал, где и как получить другие образцы крови родичей Резанова.

Думал он об этом и весь обратный путь.

А дома ждало срочное сообщение из одиночки Гурон, от Текумсе.

Британский генерал Брукс бросил шауни, и американцы генерала Винфилда Скотта бьют индейцев. Текумсе взывает о помощи. Савелий с Игнатьевым, во главе группы инструкторов ШОН Княжества запрыгнули в быстроходный паровой катер и рванули в стойбище краснокожих повстанцев.

в которой Савелий помогает индейцам с государством и стыдится нового источника крови

До выхода из горловины ущелья оставалось не более двух десятков метров, когда в воздухе засвистело, и у копыт коня переднего из разведчиков воткнулась и задребезжала стрела. Рысак от неожиданности вздыбился, но опытный наездник сдержал Скакуна и, ловко выхватив из седельной сумке карабин, но, не зная куда стрелять, настороженно поводил стволом. Поняв, что непосредственной угрозы нет, наконец, взглянул на предмет переполоха.

Стрела имела утолщение посредине. При ближайшем рассмотрении оказавшимся рулоном бумаги, обёрнутым вокруг древка. Разведчик, ловко свесившись, выдернул снаряд. Выпрямился в седле, отогнул краешек, увидел буквы. Сам-то он был не шибко грамотный, да и писал не ахти какой Грамотей, поэтому, Когда сзади раздался тревожный голос адъютанта генерала Винфилда Скотта: "Что там, Джекобс?", - облегчённо обернулся и, протягивая стрелу с рулоном, ответил: "Синди, да вот, писулька какая-то. Передай-ка генералу".

Тот, к кому он обращался, подхватил послание и, лихо развернув Скакуна на пятачке, с места взял в карьер.

- Что там, Стэнтон? - нетерпеливо спросил Грузный мужчина в синем мундире и шляпе с плюмажем посреди вереницы солдат, к которому подскакал гонец.

- Сэр, вот, послание какое-то.

Лицо командующего четырёхтысячной правительственной армией САСШ вытянулось: - Послание? Здесь? - Он окинул брезгливым взглядом Каменистые, с грязными глинистыми разводами склоны с чахлыми кустами и редкими деревцами, узкую, слаборазличимую среди булыжников тропу вдоль пересохшего русла горной речушки, сварливо буркнул: - Ну, читайте.

Адъютант развернул свиток, прокашлялся, прочищая горло и громко начал: - "Бледнолицые! Вы вторглись на землю Шауни. Если продолжите движение за ту черту, где вонзилась стрела, каждый, пересекший эту границу, умрёт. Каждый, кто оголит оружие и начнёт стрелять по склонам, умрёт. А кто благоразумно оставит оружие в покое и повернёт назад, останется жив. Я всё сказал! Вождь племени Шауни Летящая Стрела".

- Да что они себе позволяют, эти краснокожие обезьяны!? - взревел побагровевший от ярости генерал, - Огонь! - выбросил руку в сторону склона.

В тоже мгновение двое его адъютантов рядом подобострастно выхватили из седельных сумок карабины, их пример прокатился по веренице остальных солдат отряда.

Едва Первый адъютант спустил курок и грохнул первый выстрел по кустам, за которыми могли прятаться индейские лучники, всем ведь превосходно известно, что убойное расстояние для стрел аборигенов невелико, как тут же из дальних зарослей взвилась ответная стрела и воткнулась ему точно в глаз так, что он свалился с коня замертво.

Второй, впечатлённый судьбою товарища, не успел спустить курок, Замер, не решаясь нажать на спусковой крючок. Но ещё одна стрела, словно молотом саданула его в бедро, прошила навылет вместе с седлом, засела в крупе лошади. Несчастное животное взвилось от невыносимой боли, сбросило седока на камни.

- Стреляйте, чёрт вас возьми! - брызжа слюной, заорал предводитель, выхватил из кобуры револьвер, принялся полить по склону.

С такого расстояния револьверные пули никакого вреда индейским воинам, даже с обычными луками, причинить не могли.

Однако сам факт оголенного оружия был, видимо, достаточен, чтобы прилетевшая Стрела угодила в брюхо утробно хрюкнувшему генералу. Он выронил револьвер и ухватился за окровавленное древко. А из поясницы клювом хищной птицы торчал четырёхгранный наконечник. Военноначальник покачнулся в седле и, хрипя, завалился на шею лошади.

По вытянувшейся цепочке всадников гулом прокатилась волна Паники. И задние, ничего не поняв, но услышав пальбу, принялись выхватывать оружие и стрелять по склонам. В ту же секунду отовсюду послышались вопли боли, свидетельствующие о том, что воины Шауни безнаказанно такое неразумное поведение не оставляют.

Следом за паникой пролетели слова: "Тех, кто не стреляет, не трогают! Тех, кто не стреляет, не трогают!" - Выстрелы немедленно прекратились.

Некоторые из солдат хмуро сжимали в руках оружие, но с опущенными стволами, иные не отважились даже вытащить, и все оглядывались.

Командиры выбиты. Что делать, никто не знал.