– Асми лока-кшайа-кр̣т, – прогремел демон.

Сближаемся. Десять рук пытаются взять в силки – пять слева, пять справа. Отскок назад – контрвыпад. Смерть блокирует. Клинок к клинку. Больше рук – больше силы. Тут я слаб. Ухожу. Дыхание участилось.

Он напал, не дав передышки – пойман.

Взмах на опережение.

Осталось девять.

– Подловил, – сухо подытожил Сэнрю.

– А ты пожадничал, – ухмыльнулся я.

Продолжаем.

Я считаю до боли нечестным его преимущество в виде дюжины рук, и сам демон, видимо, осознал перевес сил – отрастив себе ещё с парочку.

– Разомнулся? – ехидничал жулик.

– Проверяй.

* * *

Вышли в ничью. Ну, две руки на две руки. После такого разгрома Сэнрю остановился, формально сдавшись и дал мне вдоволь позлорадствовать, повкушать сладость победы, побахвалиться силой, недюжинным, я бы сказал стратегическим, умом и так далее...

В который раз поднимает настроение.

Такой пропитанный событиями день нужно закончить размеренно: “Смотр звёзд на крыше чайного домика”, – звучит как раз так.

– Видишь ту звезду? – демон указал пальцем в небо, разлегшись на хрустящей соломе.

– Вижу.

– Кажись мне, она самая яркая... – он сложил руки за голову и скрестил ноги, легонько покачивая правой.

– Не-а, Сэнрю, она ровно такая же как и остальные.

– Для меня она особенная, – закончил вольготно.

– Ты сделал её такой, – я прилёг рядом и кинул ещё один взгляд кверху, – Хм... И вправду...

– Во-о-от! Я же говорил!

– ...Или нет.

– Да посмотри же внимательней! – Сэнрю вытянул руку, тыча больше не в небо, а в меня, – Неужели ты?...

– Вижу-вижу, успокойся.

Отстояв позицию, он удовлетворённо выдохнул и задумчиво выдал:

– Мне нравиться чувствовать свою ничтожность перед звёздами... Она, знаешь ли, умиротворяет.

– И вправду непохоже на те дырки в потолке...

– Пф-ф-ф! Естественно непохоже! Куда им... – он ткнул пальцем в крышу, – ...К небу? – поднял указательный.

– Да...

На улице не осталось и толики того шума, гудевшего здесь днём: ни тебе пашущих в поле деревенских, ни проходящих мимо путников, ни надоедливого гундежа владельца “Звездопада” – всё спит... Кроме сверчков. Они как раз ночью и просыпаются. Впрочем, их пение только дополняет картину опустившегося в сладкий сон леса и бескрайнего неба с, как по мне, невпопад разбросанными звёздами.

Как хорошо, что Сэнрю не умеет читать мысли...

– А на меня они давят, – промямлил я.

– М?

– Звёзды на меня давят.

– Думаешь?...

– Они наблюдают за мной. Я нутром чую.

– Что с тобой будет? – с долей испуга спросил Сэнрю, приподнявшись.

– Да всё что угодно. Изобьют, бросят, может просто сотрут, словно и не было никогда Идиота-Тэцуно.

– ... – в его взгляде читалось немое: “Чем я могу помочь?”.

– Это тебя не касается. И не должно.

– Но!...

– Не надо. Не изменяй тому, о чём сам мне говорил.

– “Всё рождается – всё умирает”... – буркнул он.

Таков закон.

“О Демоне и Брате”

Сделал. Сделал это.

Глубокий поклон и пусть смотрят в спину.

Несите, ноги.

Мелькают пейзажи: то поле, то деревня, то лес, то река, то гора.. в разном порядке, сумбурно. Суток, быть может, двое? Сколько ногам хватит силы? Есть. Пить. Захожу туда, где пахнет едой: монеты на стол – по виду они всё понимают. К демонам палки, жменю в рот – идём дальше.

– Получай! – и снежком в спину.

– ?..

– Проиграешь, братец! – второй в лицо.

– Кен?...

– Ха-ха! Кого-то другого видишь? – мальчишка подбегает, и берёт меня к себе на спину, – Пошли уж, младшенький, если нет настроения играть. Мама ждёт!

Сон.

Мама?

– Я никому тебя не отдам, – нежные женские руки, запах льна, прижимают мою голову к груди, – Не потеряю больше сына...

– Мы никому его не отдадим, – голос отца.

Оборачиваюсь – вдоль его ярко-голубого кимоно сочиться кровоточащий порез, больше разрыв, словно от зубов чудовища. Он прижимается к нам с матерью и холодное дыхание пробирает затылок. Чувствую как кровь пропитывает одежды, а изуродованный труп лишь сильнее обнимает. Обнимает.

Душит...

Душит.

– Отпусти, – кряхчу, – Отпусти!

Вскакиваю – всё же сон.

– Выглядит не лучше трупа, – девушка, – Сэнрю-сан, зачем мы его подобрали? – надула та губы.

– Это же мой друг! Что за нелепые вопросы, Хаюми? – наклонив голову, он пощекотал меня непослушными кудрями, – Ой! Извини, Тэгами-кун! Я не хотел, – кланяется лежащему телу.

Сэнрю...

Звездочёт.

Тот, кто считает звёзды.

– Давай же, Хаюми, подай человеку воды, – с заботой в голосе, скомандовал он.

Девушка молча подала бамбуковую флягу.

Несколько глотков и видно дно.

На её голове... Уши. Кошачьи уши.

– Кто она?...

– Не пугайся только! Тебе нервничать нельзя. Хаюми просто.. как бы сказать... Дух. Дух-хранитель.

– Чего?..

– Это сложно для понимания, а ты ещё и не до конца соображаешь, но просто прими на веру. Я тоже далеко не сразу смирился.

– ... – на что она лишь недовольно фыркнула и обижено сложила руки у груди.

– А хвост?

– Что хвост?

– Хвост есть?

– Тэгами, ты бредишь, какой хвост?

– Ну.. уши же есть. Хвост тоже должен быть.

– С чего бы?

– Кошка.

– ... – пауза, – Поспи ещё немного, пожалуйста.

* * *

Хвоста не оказалось.

Только уши.

Он очень долго рассказывал как в своих полубедных скитаниях встретил дух девушки Хаюми и решил провести обряд, проведя её душу на тот свет, но так привязался к кошке, что не смог отпустить “дочурку”. “Ещё парочку дней погуляем”, – оправдания. Глупо. А вдруг он просто не может отпеть дух и стоит попросить монаха? Я.. ведь... Могу. Согия... Научил.

Согия...

Согия!

– Согия-сан! – выкрикнул, – Согия...

– Снова сон? – лениво спросила девочка.

Тропой тянется след от повозки. Глаза поймали образы: я лежу на мокром от мороси сене, рядом, ноги свесив, сидит ушастая, а Сэнрю, напялив соломенную шляпу, погоняет старую клячу.

– Куда ты меня везёшь?..

– Туда.. примерно, – он ткнул пальцем в даль дороги.

– ... – Хаюми наклонилась к моему уху, – Этот чудик сам не знает.

– Они.. ищут меня...

– Знаю, – потянулся Звездочёт, широко зевнув, – И что?

– ...

– Не найдут. Не переживай.

– Мы какого-то преступника приютили? – сразу отпрянула кошка, – Ты в своём уме? Хотя, чего я вообще спрашиваю...

– ...Не преступника, – перебил он, – Тэгами-кун безвинен.

– Тогда кто его ищет?

– Проповедники, – хрипло выдал я.

– Те повёрнутые?

– Те повёрнутые, – припечатал Сэнрю.

– Нашёл кому дорогу перейти, – умостившись рядом со мной, буркнула Хаюми, – Чего смотришь?

– ...

– Околдовала ты его, ненаглядная наша, – прокомментировал Звездочёт, – Вот и взгляда оторвать не может.

Красивая.

Краснеет.

...

...

– Хватит! – резко отвернулась.

– Смущаешь красавицу, – подмигнул Сэнрю.

Куда везут? Неважно. Вдруг к проповедникам? И пусть. Нет сил подозревать Сэнрю, искать в его поведении... Странности. Он соткан из этих странностей. Хаюми? Неужели настоящий дух? Такое тоже бывает... Будем знать.

Между собой эти двое оживлённо обсуждали какой-то кукольный театр, Хаюми всё попрекала своего спутника в “уродстве его кукол”, а второй отнекивался и в ответ лишь сетовал на плохой вкус усопшей девочки. По виду ей, к слову, не больше восемнадцати лет. Старовата как для “малышки-дочурки”, но меня это мало касается, а волновать так вообще не спешит. Продолжая о их споре: как оказалось – это не куклы страшные, а у постановки сюжет такой. Своеобразный. Жил-был значит монах, сама святость, только вот изъян имел не из приятных – длинный, аж за подбородок, нос. Крюкастый и на ощупь как кожура мандарина – мерзкий, словом. В быту монах боролся со своим недугом по разному: бывало, вываривал нос в кипятке, а после велел прислужникам храма топтать его, покуда не вылезут все гнойные червячки и нос не примет нормальный вид. Интересная задумка. Во втором же случае монах просил придерживать его нос бамбуковой палочкой во время еды и крыл сотнями проклятий тех, кто плохо справлялся с такой, казалось бы, незатейливой задачей. О “сюжете” в этой постановке я, конечно, перегнул. Так, несколько бытовых зарисовок с монахом, где даже не понятно, хотели ли слушателя этим рассмешить, напугать, поучить или чего ещё. Спросить меня – в повести смысла ноль, но и кто я такой дабы оценивать творчество Сэнрю-сана.