Вздымает Акогаре к небу.

“БАБАХ!”, – молния улетает в глубь леса – деревья подхватывают огонь. Такими темпами он живого места здесь не оставит…

Рёко-сама…

Мне на плечо незаметно приземлилась птица – тот же соловей, сидевший на острие катаны Тамаши. Но теперь пернатый не пел, а зашептал вполне по-человечески:

– Я не могу смотреть на твои страдания…

Чертовщина…

Почудилось?

– Как ты это делаешь!? – скиталец неугомонно вертел клинком в руках, собирая над поляной тёмные тучи и заполняя округу грохотом от падающих молний.

Может, слова соловья – только звон в заложенных ушах?

– Смешно, Согия!? – заметил, – Хохочешь над моей никчёмностью, да? Знаю, тебе потешно наблюдать за тем, как я не могу повторить фокусы говорящего трупа! Жалкого! Говорящего! Трупа! – Рёко взмахнул лезвием и его осквернённая рука упала на землю; миг, и на том же месте выросла другая – такая же тёмная.

Странник опустился на колени.

Землю осыпала лёгкая морось.

– Чем он лучше? – бормочет, размахивая руками в стороны, будто ища в обугленных стволах ответы.

Больше страданий – больше фигур возникает в лесу.

Он будет пытаться без конца?

Поднявшись с моих плеч, соловей подлетел ближе к Рёко, и, присев ему на колено, вновь запел, надеясь, видать, успокоить бессмертного.

На удивление, небо распогодилось. Вернее, один луч проблеснул сквозь громадные тучи прямо туда, где сидели эти двое. Скиталец повернулся в профиль – лицо было истощено, изуродовано ожогами; сосуды в глазах полопались, залив их кровью; и слёзы по щекам текли такие же – кровавые.

Он скривил кончики губ в улыбке.

* * *

И ни слова больше.

После этого случая Рёко был нем.

Всю оставшуюся дорогу бессмертный только бросался взглядами, молча вопрошая: “Как ты можешь оставаться в моей компании?”, – думая, скорее всего, что мне попросту некуда деваться.

На самом деле, мне его жутко жаль, и, одновременно с этим, я прекрасно понимаю, что жалость страннику ни к чему. Множество попыток поддержать, завязать разговор, обсудить – пресекались на корню.

...Во время привалов я люблю погулять, разглядывая окрестности, и на этот раз передо мной открылось чудной красоты место – поле белоснежных маргариток.

Поле серебряных цветов.

Ровно как в тот день…

Только заполнено оно… Надеждой; солнечными лучами, ласкающим кожу дуновением ветра и качающимися ему в такт хрупкими бутонами. Раскинув руки я побежал вглубь, едва касаясь ладонью кончиков лепестков. Из груди вырвался полный свободы крик, не знаю, как он звучал со стороны, но сама душа рвалась наружу, затягивая песнь: “Воля!”.

Острое желание подарить хотя бы толику этих эмоций Рёко…

Я остановился.

Вдохнув цветущий аромат, присел и начал срывать по одной маргаритке, заплетая их венком, попутно примеряя насколько хорошо он помещается на голову. Пара минут стараний и я уже несу бессмертному пахнущее свежестью украшение.

Надеюсь, он оценит.

Подходя к привалу, вижу – чистит меч.

Подкрадываюсь и лёгким движением опускаю ему на голову веночек, Рёко, как мне показалось, рефлекторно махнул мечом – подарок разрублен пополам.

Неловкая пауза.

Развернувшись, он окинул взглядом сцену и также бесстрастно поднял половинки, связав два венка поменьше. Один повесил себе на руку, второй – протянул мне.

Взгляд другой.

* * *

В неопределённости, минуя десятки ри, мы дошли к непримечательному пруду. Солнце давно село, по воздуху плыли светлячки – именно с ними впервые заговорил Рёко за остаток нашего путешествия. Взмахнув веером, скиталец выстроил хотару в ряд и указал мне дорогу прямо по глади водоёма.

Он покорно склонился, ожидая, что я пойду тропой из огоньков; происходящее казалось чем-то из сказки. Помешкав, я неуверенно ступил на поверхность пруда, и, на удивление, не провалился под воду, она разошлась кольцами, чудом выдержав первый шаг – и все оставшееся вглубь туманной дымки тоже. Рёко откланялся, а передо мной открылась мифическая резиденция Небожителей – клана Рейкон.

Объятая облаками горная вершина – не видно земли, только голубое небо и возведённое на резком склоне поместье, сзади которого струился вниз водопад и узенькая тропинка уходила куда-то в лесок.

Полчаса я завороженно смотрел на здание, ловя мух ртом.

Как вдруг послышался чересчур задорный голос юноши:

– Это он! Это он! Это он! – спотыкаясь, с поместья выбежала фигура в длинном кимоно, – Согия-чан пришёл! Гости-гости-гости! – оступившись, мальчик кубарём прокатился по ступенькам – прямо к моим ногами.

– Здравствуйте, меня зовут…

– …Шитай-но Согия! Единственный наследник клана гробовщиков Шитай! – манеры им неведомы, – Я – Рейкон-но Хюндже, для тебя просто – Хюн! – поднявшись, он поправил большие очки и поклонился.

– Очень приятно.

– У нас тут гостей отроду не было! – Хюн начал отряхивать тёмные ткани от пыли, – Извини, если чем-то не угодим!

– Я пока даже не зашёл…

– Это исправимо! – он улыбался, растягивая пухлые губы от уха до уха, – У тебя есть предпочтения в еде? А любимый цвет? Цветы в комнату поставить?...

– Для начала я бы со всеми познакомился.

– Ха-ха!... – неловкая пауза и резкий уход в серьёзность: – Ты выбрал самое сложное.

– Тогда, будь любезен, покажи мою комнату.

– Это получше!

Из гундежа Хюна я выцепил несколько фактов: Йошихиро не любит людей и взаимодействие с ними; Аматэра “получает по заслугам” – странное выдалось знакомство. Но, оглядываясь на проклятие, это дело можно если не отложить, то забыть о нём напрочь. Оказывается, здесь возвели целый гостевой дом в отдалении от основного “скопления веяния”. Учтя мои пожелания, Хюн принёс к покоям запасы провизии, пергамент и письменные принадлежности, а на просьбу о свитках отказал: “Знания не для посторонних глаз”.

* * *

Не верится… Во всё не верится – в новую жизнь, в хождении по воде, в тропу из светлячков, в встречу с чудаковатым отпрыском Рёко… Список можно продолжать очень долго.

Я словно во сне.

И поспать успел, и пописать о переживаниях на пергаменте, и порисовать отличный вид с терассы на сад, а всё никак не приму такую резкую смену обстановки – ещё неделю назад был бродягой, а теперь живу как божественный наследник!

Не верится.

И всё!

Часто о Рёко думаю, о его слезах – они последнее, что я ожидал увидеть на том изуродованном лице. А что он сделал с катанами Тамаши и Кена?... Мокрого места не оставил! Жуть. Хотя, можно заметить, что бессмертный не потерял самоконтроль полностью – особого демона его душа не породила, да и используя свой клинок сдержался, либо он и вправду: “Не ломается”.

Страшно представить, а что было бы если не сдержался?...

Сила у Рёко нечеловеческая, а чувства – вполне себе.

Ничего не остается – только терпеливо ждать возвращения бессмертного, надеясь, что по пути он окончательно не сойдёт с ума. Ожидание, как оказалось, крайне муторное занятие когда ты целыми днями прохлаждаешься в четырёх стенах без контакта с другими людьми. Я начал радоваться пролетающим мимо бабочкам, здороваться с птицами, кивать вечерним светлячкам и махать журавлям на небосводе, если кратко – хороню ум.

Совсем забыл о разломанной катане, это не дело.

Некоторое время пытался починить оружие самостоятельно, ссылаясь на опыт у проповедников, но без надлежащих инструментов привести её в порядок невозможно. Хюн сказал: “Все инструменты у Йошихиро, и, поверь мне на слово, он их отдавать не захочет”, – ситуация тупиковая.

Или же…

Можно пойти к Йошихиро лично.

“По правилам осады крепостей такая осада должна производиться лишь тогда, когда это неизбежно”, – в моей ситуации взятие крепости “Йошихиро” вполне неизбежная осада.