— Но не в твоей комнате. Я думала, это значит, что между нами не больше, чем просто секс.

Он поднял голову, нахмурившись.

— Тебе нравится комната, которую я выбрал для тебя, так почему я должен просить тебя переехать? Если ты хочешь, чтобы мы переехали в мою спальню, то мы сделаем это. Но я больше не считаю ту комнату своей спальней. Я захожу туда, чтобы одеться — вот и все. Это больше похоже на огромную гардеробную.

Я судорожно вздохнула, надеясь собраться с мыслями и остановить слезы. Оглядываясь назад, я понимаю, что все признаки того, что он хотел, чтобы брак был настоящим, были налицо — я просто неправильно их прочитала. Или, может, я была слишком напугана, чтобы позволить себе поверить, что были какие-то знаки. Слишком напуган, чтобы позволить себе надеяться.

Даже сейчас, несмотря на то, каким грубым и прямолинейным он был, мне было трудно осознать, что он предлагал мне именно то, чего я хотела больше всего. Попросту говоря — его. Для меня не имело значения, что я вышла за него замуж в рамках сделки, которую мы заключили, потому что именно сделка нас и свела. Я сомневалась, что мы были бы вместе, если бы не она.

Я облизнула губы.

— Ты уверен, что хочешь, чтобы этот брак был настоящим?

Мне нужно было знать, что он не передумает позже. Это меня убьет.

Его взгляд посуровел.

— Он уже настоящий. Ты моя жена во всех отношениях. Но если тебе нужно, чтобы я подписал эти бумаги и женился на тебе повторно, я это сделаю. Но позволь мне кое-что прояснить. Если мы разведемся, то между нами ничего не изменится — это просто бумажная волокита. Ты не станешь Веной Стрэттон. Ты не перестанешь носить мои кольца. Ты не съедешь из этого дома. Ничего не изменится. Это просто будет означать, что мы проведем церемонию заново.

Я шмыгнула носом и покачала головой.

— Мне это не нужно. Мне не нужна еще одна церемония.

— Не нужна?

— Мне вроде как понравилась та, что у нас была. — Кроме того, наша церемония в Вегасе имела свою историю. Там он впервые поцеловал меня. Поцелуй был далек от фальши, и он размыл грань между настоящим и вымыслом.

Я посмотрела на письмо в своей руке.

— Я ценю этот жест, но я не хочу, чтобы у нас были дети, если ты их не хочешь, Дейн, — я положила письмо на ближайшую полку. — Ребенок не должен чувствовать себя нежеланным.

Он провел ладонями по моим рукам.

— Несколько недель назад я проснулся, а ты лежала на спине и спала, и твоя кофточка задралась. Я посмотрел на твой голый живот и поймал себя на мысли, что представляю, как ты носишь моего ребенка. Я не знаю, откуда это взялось — оно просто всплыло в моей голове. Я не могу толком описать, что я чувствую. Я просто знаю, что хочу от тебя ребенка. Хотя не уверен, что буду хорошим родителем. Я даже не знаю, как быть хорошим родителем. Но я погуглю это.

Из меня вырвался смешок.

— Я говорил тебе, что могу заставить тебя смеяться, если захочу, — напомнил он мне.

Я кивнула.

— У тебя получилось.

— Итак, мне подписать бумаги или порвать их? В любом случае, ты моя, и ты останешься моей, — предупредил он, его голос был хриплым от чувства собственничества.

Приятный холодок пробежал у меня по спине. Я не сомневалась в его желании владеть мной.

Было бы приятно услышать признание в любви, но я бы не поверила в него. Я верила, что он способен испытывать эмоции, но он не желал открываться людям из-за отца. Этот ублюдок заставил самых важных для Дейна людей — его родных братьев — причинять ему физическую боль. Насколько морально было бы больно вам, если бы вам били палкой люди, которые вам дороги?

Его связь с близнецом помогала ему переживать это, но потом Дейн потерял Оливера; потерял единственного человека, который имел значение; единственного человека, который поддерживал его. И чему это научило восьмилетнего Дейна? Что забота о других приводила только к боли. Поэтому он замкнулся, став настолько уверенным в себе и сосредоточенным на себе, что это отталкивало других.

И все же он мало-помалу открывал мне свой мир. Он позволил себе доверять мне — настолько, что спал рядом со мной по ночам. Он позволил себе заботиться обо мне, хотя ему было нелегко это делать. И он почувствовал уверенность в том, чтобы сделать пугающий его шаг и начать строить со мной отношения

Все это чертовски пугало меня. Мне не нужны были три маленьких слова, которыми люди перебрасывались слишком легко, слишком часто. Особенно когда мужчина передо мной, преодолел все свои трудности, чтобы решиться быть со мной. И особенно когда он стоял здесь, предлагая мне все, чего я хотела. Это было гораздо более важно, чем признание в вечной любви.

Я глубоко вдохнула и ответила:

— Порви их.

— Смотри, Виена. Я больше не предложу тебе это — я слишком эгоистичен для такого. Если ты окончательно станешь моей, я не отпущу тебя. Я не позволю тебе уйти.

— Я уверена, — я разорвала тот лист, который держала в руках, и положила клочки на полку, прямо рядом с его письмом из больницы. — Ты можешь порвать остальное.

Его стальные глаза сверкнули триумфом.

— Но тебе нужно избавиться от мысли, что ты попал в ловушку брака, — быстро добавила я. — Я не оставлю тебя и не уйду, если у нас возникнут проблемы. Я не из тех, кто останется в несчастном браке, так что тебе лучше взять себя в руки. Но я уйду, если ты когда-нибудь изменишь — я перестану уважать тебя, и себя, если останусь.

Он склонил голову набок.

— Ты думаешь, я бы когда-нибудь тебе изменил?

Я не думала так по той причине, что это заставило бы его почувствовать себя своим отцом-прелюбодеем…

— Нет. Я не верю, что ты так унизишь себя и меня. Что хорошо для тебя, потому что я бы без колебаний ошпарила твой член кипятком, если бы ты когда-нибудь изменил мне.

Дейн поморщился.

— Мстительная. Мне это нравится, — он преодолел последние сантиметры расстояния между нами. — Тебе никогда не нужно беспокоиться, что я изменю тебе, Виена, — он наклонил голову и поцеловал мою шею. — Этого никогда не случится, — он запечатлел поцелуй еще один поцелуй на шее. — Ты — единственная, когда я хочу. Ты — единственная, кого я когда-либо хотел, — он провел своими губами по моим. — Поняла?

— Поняла.

— Хорошо, — промурлыкал он.

Я потянулась поцеловать его, но он запустил одну руку в мои волосы, а другой обхватил мое горло, удерживая меня на месте. Я ахнула и вцепилась в края его рубашки. Мой пульс начал учащаться, импульсы похоти начали накапливаться и потрескивать в воздухе между нами.

Его пристальный взгляд скользнул по моему лицу, прослеживая каждую линию, изгиб, черту, веснушку.

— Все в тебе принадлежит мне, — прошептал он.

Я облизнула губы, когда его взгляд опустился на мой рот. Но он не наклонился и не прижался к ним, как я ожидала. Вместо этого он нежно поцеловал уголок моего века. Это было мило, конечно, но я хотела, чтобы его губы оказались на моих.

Я нуждалась в этом.

Он провел губами по моим векам, а затем начал осыпать поцелуями мои скулы. Каждое прикосновение было легким, как перышко. Он слегка прикусил мой подбородок, пробуждая каждое нервное окончание и подпитывая сексуальное напряжение, которым был заряжен воздух.

Я погрузилась в этот момент, расслабляясь и позволяя своему телу стать податливым рядом с его. От его низкого рычания мои соски напряглись, кровь застучала в венах.

Его возбужденный член впился в мой живот. Но он не прижимался ко мне. Не целовал меня требовательно. Он остановился в сантиметре от моих губ, пристально глядя мне в глаза, ничего не скрывая. Предвкушение пронзило меня. мучительно сжав внутренности.

Я пососала его нижнюю губу. Он сжал мое горло и отстранился. Ладно, я получила его сообщение. Я должна была подчиняться ему. Но меня это не злило, мне нравилось, когда он командовал. Словно он делал мне подарок. Словно он хотел этим что-то сообщить и не желал, чтобы его прерывали.

Я приоткрыла губы в приглашении, надеясь, что он примет его. И он сделал это. Дейн погрузил язык внутрь и провел им по внутренней стороне моей верхней губы, но затем снова отстранился. Я подавила желание притянуть его, зная, что это ни к чему не приведет. Словно в награду за это, он нежно пососал мой язык. Сначала медленно, затем быстро, затем снова медленно, увеличивая интенсивность.