И тут же сердце снова упало.

Рейцо это заметил, с издевкой усмехнулся и бросил перед ней кусок ткани.

Незаконченный коврик бабушки Мари с картиной рождения королевы Нацуми. Последний, над которым бабушка с Алианой трудились вместе.

– Как проголодаешься – вот твой билет к следующей трапезе, – фыркнул Рейцо. – Закончишь – получишь что-нибудь поесть.

– Тут работы на целую неделю, и то если не спать.

– Ну и удачи тебе, – бросил Рейцо, вытаскивая с чердака Рейну и запирая дверь.

Щелкнул замок. Алиана молча разглядывала незаконченную вышивку. Как напоминание, что бабушки Мари нет, что Нела и ее магия не вернутся, что ей не найти Кабо, что Исао покинул наконец этот пыльный городок – и ее тоже.

Она потянулась к карману. Несколько слов от папы – все, что у нее осталось. Их еще не отобрали.

В карманах было почти пусто. Видно, спеша вернуться в гостиницу, она выронила блокнот. Остались только пыль, сухие крошки между пальцами – и мачехина записка отцу. Алиана с болью в сердце отшвырнула ее в угол. Нет у нее ни ожерелья, ни отцовского блокнота, ни любимых друзей.

Она сползла по стене, притулилась под заколоченным окном. Прибитые сводным братом доски заслонили от нее весь мир.

Она осталась одна, совсем одна.

Кругом было темно. Алиана плыла в бесконечном черном море, словно их пыльный городок Нарасино провалился в пропасть – или не городок, а ее будущее, – и она застряла, затерялась в расщелине.

Пальцы нащупали стену. Она провела рукой вверх, наткнулась на толстую доску, прибитую поверх окна. Может, сумеет оторвать и выбраться?

Алиана попробовала отковырнуть доску, на этот раз обернув руку тряпкой. Она тянула за конец доски, пока не загорелись мышцы.

– Пожалуйста, пожалуйста, – приговаривала она, упираясь пятками.

Перехватилась покрепче и… ух!

Толстая щепка проткнула ткань и вонзилась прямо в указательный палец. Шипя от боли, Алиана выдернула занозу. Из инструментов у нее одни швейные иглы, с ними с чердака не выберешься.

Она села под стеной. Голова болела, глаза жгло. Когда она подтянула коленки к груди, в кармашке зашуршало письмо. Снаружи слабо слышалось воркование голубя и ответное кудахтанье Яйки.

Уже в который раз Алиана достала письмо, провела пальцами по вмятинке последней строки, мечтая, чтобы вместо письма с ней была бабушка Мари.

От усилий придумать выход у нее кружилась голова. Вырваться с чердака. И из когтей мачехи.

Может, пока бабушка Мари была жива, она могла бы уговорить мачеху отпустить Алиану в подмастерья. А теперь никакой надежды.

Исао ее давно забыл. Он пошел в подмастерья – странствует по всему королевству.

Нелу ждет испытание на звание неофита. На этой луне ведьме тоже не до нее. К тому же после слов мачехи Нела наверняка думает, что Алиана и правда не хочет ее видеть.

Она одна.

Алиана стукнула по доске, всхлипнула:

– Я не просто пыльная девчонка! Я не дам о себе забыть. Моя сказка на этом не кончится!

Голос ее, задушенный вездесущей пылью, звучал не громче шепота, и сердце с каждым вздохом будто высыхало, делалось хрупким.

Хлынули слезы. Одна, за ней другие – все щеки стали мокрыми. Она не то что мачеха. Она не станет прятаться за ядовитыми улыбочками и холодными речами.

Эти слезы – они не от слабости. Они оттого, что ей не все равно.

Ей не все равно. Ей важна Нела. Ей важен Исао. И бабушка Мари. И ради любви к друзьям, к избранной семье, Алиана никогда-никогда не назовет слезы слабостью.

Она снова грохнула по доскам кулаком, и одна дощечка, скрипнув, чуточку сдвинулась. В щель проник лунный луч, свет упал на незаконченный, сползший на пол коврик.

Алиана подобрала материю. На ткань закапали слезы. Проступили тонкие буквы, вшитые бабушкой Мари в картинку, слабые следы угольного карандаша, наметившего рисунок… Старая женщина не успела даже довести линии до конца. Там читалось только: «Создай свою…» И на том конец.

Алиана со всхлипом втянула в себя воздух.

Петелька у буквы «д». Бабушкин почерк был простым, но с намеком на изящество – Алиане это очень нравилось. У них не было множества книг и рукописей, но Алиана обходилась без них: бабушка Мари вышивала свои сказки на коврах, и набросанные углем надписи скоро затягивались золотой и блестящей черной нитью. Она помнила слова бабушки Мари, словно каждая буква была запрятана в пыльном уголке сердца.

Алиана достала из кармашка бабушкино письмо, дрожащими руками разгладила складки. Разложила пергамент рядом с ковриком. Сердце заколотилось, глаза перебегали от угольных и нитяных штрихов на ткани к чернильным штрихам на пергаменте…

Все буквы одинаковые, но только не для нее – ведь ее глаза год за годом замечали разницу между высокой горкой риса на блестящей фарфоровой тарелочке Рейны и своей надтреснутой миской. Видели тонкую, чуть заметную неодобрительную морщинку на лбу мачехи при каждом взгляде на Алиану, ложь в ее скользких, как масло, речах…

Алиана увидела. Правда пробирала ее до костей, звенела в сердце.

Никакое это не волшебство, но, может статься, Нела с Тайчи правы. Не везде требуется волшебная палочка и заклинания.

Алиана разглядывала буквы на ковре, и горло у нее непривычно сжималось.

При каждом взгляде на письмо перед глазами мутилось от слез. Ее так поразили бабушкины слова, что она не сумела увидеть главного.

В письме бабушки Мари хвостик буквы «д» был короткий и загибался крючком. Как у Алианы, когда у нее сбивался стежок – ложился не так гладко, как у бабушки, и старая женщина улыбалась: «Есть куда расти, дорогая моя. Есть куда расти».

Только сейчас у Алианы было такое чувство, что тут штрих сбился не по неопытности, а по недосмотру.

Она пошарила по половицам, подобрала листок и положила рядом с письмом бабушки мачехину записку.

Бабушка писала всегда легко и прозрачно, словно замешивала чернила на облачной дымке.

Чернила на обоих листках одинаково густые. И хвостики у «д»… тоже почти одинаковые.

Что, если…

Алиана перевела взгляд с письма на письмо, посмотрела на коврик…

Что, если письмо бабушки Мари писала вовсе не она?

Алиану как огнем обожгло.

Она вернулась к заколоченному окну. Подлый обман тяжестью лежал на душе, мерцал багровым жаром. Она сунула письмо в карман. Оно больше не ободряло, как раньше, а раздражало, будто положенный не на место стежок.

Что, если ее «обещание бабушке Мари» подстроила мачеха? Рейна не стала бы возиться с подделкой письма. Рейцо всем существом презирал Алиану и не понимал, зачем она нужна – разве только чтобы было кого дразнить. Если… если мачеха подделала бабушкино письмо? Что сказала бы на это старая женщина? Что подумала бы об Алиане, застрявшей в этом пыльном городишке?

Ее путь явственно обозначился перед глазами. Его больше не затемняли долги и обязательства. Раз дверь заперли снаружи, надо выбираться через окно, пусть оно и забито накрепко. Она поспешила к окну, провела по доскам рукой – все как было. Ни одной лазейки. Гвозди держали крепко.

Алиана развернулась, пошарила в темноте. Вышивальная шкатулка бабушки Мари стояла на столике. Она выдвинула верхний ящичек, пробежала пальцами по пакетикам с иголками до…

Вот они. Две толстые иглы, скрепленные уголком, чтобы распарывать швы. У бабушки Мари инструменты не отличались блеском и тонкостью, как те, что в каталогах для вышивальщиц, и Алиана раньше не раз подумывала добыть старушке новые, модные, только не сумела наскрести монет.

– Это пригодится исправлять, если что-то вышло неправильно, – говорила бабушка Мари.