— Во имя отца, сына и святого духа. Да осветится твое гребаное имя.

Он снова погрузил мою голову под воду, и страх взял меня в заложницы, пока он удерживал меня все дольше и дольше. В ушах звенело, легкие горели.

Я собиралась умереть. Этот псих собирался убить меня нахрен.

С моих губ сорвался поток пузырьков, и меня внезапно вытащили из купели. Я шлепнулась на землю задницей, голова кружилась, мысли разбивались вдребезги. Я наполовину осознавала, что кто-то кричит, и мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что это Киан.

— …не хочу, чтобы у меня на руках было чье-то гребаное тело, идиот, — прорычал он.

— Не будь такой королевой драмы, — рассмеялся Сэйнт.

Я смахнула воду с глаз, вдыхая глоток за глотком воздух. Кто-то тронул меня за руку, и я испуганно вскрикнула, инстинктивно выбросив кулак и ударив им его по голове.

— Черт, — рявкнул Блейк, и я оскалила на него зубы, вызывая его снова прикоснуться ко мне своими скользкими руками.

Я поползла назад, пока не уперлась спиной в алтарь, и подтянула колени к груди, уставившись на трех монстров передо мной.

Вода пропитала мою одежду и волосы, и я не знала, переросла ли моя дрожь в озноб, но внезапно мои зубы застучали, а по телу побежали мурашки. На полсекунды я подумала, что у меня в сумке есть пистолет, прежде чем поняла, что эта мысль была безумной.

Они не могли убить меня. Возможно, они были достаточно черствы, чтобы сделать это, но это было не то, чего они хотели. Они хотели, чтобы я была закована в цепи и вынуждена подчиниться. И я не видела никакого возможного способа избежать этой участи сейчас.

— Отведи ее в свою ванную, — скомандовал Сэйнт. — И вымой ее, черт возьми. Я не хочу, чтобы эта грязная сучка устроила здесь бардак.

На этот раз Блейк не подошел ко мне. Киан шагнул вперед, и я плотнее прижала ноги к телу, когда он приблизился ко мне.

— Вставай, — потребовал он, а когда я не сделала этого, опустился рядом и заключил меня в свои объятия. Я напряглась, когда он прижал меня к своей груди, отказываясь смотреть на него, пока он нес меня по коридору, проходя через спальню в большую ванную комнату без окон. Она была безукоризненно чистой, с белоснежной мраморной плиткой и огромным душем с одной стороны и ванной на ножках-когтях в центре.

Он поставил меня на ноги, прошел через комнату, запер дверь с другой стороны и, сунув ключ в карман, направился обратно к другому выходу.

Он задержался в дверях, указывая на душевую кабину.

— Смой грязь до последнего дюйма, — прорычал он. — Если на тебе останется хоть одно пятнышко, когда я вернусь, ты за это заплатишь.

Я стиснула челюсти, ничего не сказав, когда он захлопнул дверь, и от этого звука все мое тело дернулось. В замке повернулся ключ, и я упала на колени, мое сердце разрывалось прямо посередине. Навернулись слезы, но я прижала руки к лицу, чтобы их не было слышно, поскольку их падало все больше и больше.

Я думала, что я сильная, но оказалось, что я сделана из стекла. И в конце концов они ударили меня достаточно сильно, чтобы я разлетелась вдребезги.

Сказать, что я проснулся, предполагало, что я спал. И я был чертовски уверен, что это не так. Зная, что она находится по другую сторону двери в ванную.

Мы порылись в ее сумке, побросали ей одежду и зубную щетку, но и только. Она немного покричала, постучала в дверь, включился душ, а потом стало устрашающе тихо. Как будто ее там вообще не было. Но она была. Я практически чувствовал ее там. Я представлял себе ее дыхание на моей щеке всю ночь напролет, ее шепот мне на ухо, ее фальшивые улыбки и красивую ложь…

В своих прерывистых попытках заснуть я провел ночь, постоянно погружаясь в сны, которые были чертовски отвлекающими и все были сосредоточены вокруг одной девушки. Татум Риверс. Только что я фантазировал о том, как трахну ее, как после вечеринки посвящения. Ее тело было горячим и влажным для моего, она кричала от удовольствия, когда я глубоко входил в нее и разрушал ее. В следующую минуту я представлял, каково это — обвить руками ее стройную шею и сжимать, сжимать и сжимать, пока она не перестанет брыкаться подо мной.

Хуже всего было, когда фантазии расплывались, и я представлял, как трахаю ее, одновременно душа. Слушал, как она умоляла о большем, царапая мою руку так сильно, что пошла кровь. Я хотел сделать это с ней на каком-то глубоком, первобытном уровне, где обитал демон во мне. Но только если она тоже этого хотела. Я хотел, чтобы она умоляла меня причинить ей боль, пока я доставляю ей удовольствие. Я хотел, чтобы она признала, что должна понести наказание за преступления своего отца, и упала передо мной на колени, умоляя меня позаботиться о том, чтобы она заплатила.

Я никогда ни о чем не мечтал так сильно, как об этом. И я не знал, было ли это просто результатом моего горя из-за потери мамы или это была порочность, которая всегда жила в моей плоти и проявилась только сейчас, в мой самый темный час.

Я всегда пытался понять, почему Киан сказал, что ему нужна боль, чтобы испытывать истинное удовольствие. Но я начал понимать, к чему он клонит. Все, что у меня было сейчас, было покрыто слоем боли, и единственный выход, который я мог найти для нее, был тогда, когда я переносил ее на кого-то другого. На кого-то конкретного.

Я сидел в затемненной комнате, слушая утреннюю музыку Сэйнта, эхом доносящуюся из склепа, когда он изводил свое тело физическими упражнениями.

Иногда мне приходилось задумываться о нас троих. На первый взгляд, мы были самыми везучими сукиными сынами, которых я знал. У нас были деньги, влияние, власть. Все материальные блага, о которых мы только могли попросить, и девушки, ежедневно умоляющие нас попробовать наши тела. Но мы были и самыми ебанутыми людьми, которых я знал. Три монстра, которые обитали во тьме, будучи покрытыми золотом.

Раньше я всегда был тем, кто возвращал нас к свету. Но теперь… Что ж, теперь света не было. Только бесконечная ночь и запах крови в воздухе. И я обнаружил, что меня это вполне устраивает.

Сэйнт, возможно, и был контролирующим, властным ублюдком, но он кое-что знал о том, как направить плохие эмоции в нужное русло. В конце концов, он занимался этим чертовски долго. И если он думал, что превратить все это, каждое чувство горя, сердечной боли, предательства и покинутости, которые у меня были, в холодный, твердый комок ярости — это способ справиться с этим, то я не собирался спорить. Я мог бы даже признать, что это уже работало. Единственное чувство, с которым у меня были проблемы, это вожделение. Этого ублюдка нельзя было насытить одной яростью. Но он, конечно, был в одном тандеме с этим, когда хотел.

Я выпрямился и отодвинул занавески, впуская бледный свет восхода, так что он пролился на мое тело.

Я натянул спортивные штаны и глубоко вздохнул, пока все бурлящие во мне эмоции боролись за то, чтобы быть услышанными, и я подавил их гневом.

Моя рука сжалась в кулак, и я пересек комнату, взяв ключ с прикроватной тумбочки, прежде чем отпереть дверь ванной и широко распахнуть ее.

Татум лежала, свернувшись калачиком, в фарфоровой ванне на когтистых лапах, которая занимала центральное место в комнате. Я догадался, что это лучше, чем спать на мраморной плитке, хотя, если бы я не отключил полы с подогревом прошлой ночью, этого могло бы и не быть.

Она спала в толстовке и трусиках, подложив руки под голову, а брови ее морщились от какого-то кошмара. Или, может быть, она просто могла чувствовать на подсознательном уровне, что ее кошмар стоит над ней. Ее голые ноги привлекли мое внимание слишком надолго, и то предательское желание, которое я испытывал к ней, скользнуло под мою кожу.

Но это было нормально, я мог принять это. Я не собирался тратить время, притворяясь, что она не горячая. Или что я не хочу трахать ее снова. Не было смысла лгать себе об этом. Но это не значило ничего, кроме этого. Ее плоть взывала ко мне на базовом уровне, но ее душа могла сгнить, мне было все равно.