Аромат ванили и цветочного меда витал в воздухе от ее кожи, и я вспомнил, как он цеплялся за меня целый день после того, как она была со мной. Этот запах сам по себе был формой пытки, указывающей на слабость моей плоти.

Я тихо зарычал и потянулся, чтобы включить холодную воду в ванне.

Татум вскрикнула, резко проснувшись, выскочила из ванны и поскользнулась в луже воды. Она упала на меня, в панике размахивая руками, прежде чем врезаться прямо в мою обнаженную грудь.

Я поймал ее, и она удивленно посмотрела на меня, когда я мрачно улыбнулся ей, прежде чем опустить ее задницей на холодные плитки.

Она попятилась назад, пока не уперлась спиной в дверь комнаты Киана, и уставилась на меня с нескрываемым страхом и ненавистью, переполнявшими ее глаза.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — Выдохнула она. Это было не обвинение и даже не оскорбление, скорее искренний вопрос, когда она пыталась понять, как мужчина мог стать таким извращенным, как я.

— Много чего, — сказал я, подходя к ней ближе, наслаждаясь тем, как она прижалась к дереву. — Но первое в списке прямо сейчас это ты.

Я долго стоял над ней, пока она тяжело дышала подо мной, ее светлые волосы рассыпались повсюду, выглядя почти так же, как после того, как я провел ночь, зарывшись в ее тело.

Я скрестил руки на груди, мои глаза сузились, когда я оценивал ее. До нее наконец начало доходить, или она только начала сопротивляться правилам, по которым жила сейчас? Не то чтобы это имело значение. Рано или поздно мы бы ее раскололи. Я был просто рад отправиться в эту поездку.

— Вставай, — скомандовал я, и она выпрямилась, пока не встала передо мной, прижавшись спиной к двери Киана.

Я долго стоял там, пока она отказывалась произнести больше ни слова, глядя на меня так, словно я был худшим человеком на Земле.

Попробуй, один из худших демонов в аду, и, возможно, ты станешь ближе, милая.

Я резко повернулся к ней спиной и отошел отлить.

Татум ахнула позади меня, но на самом деле ничего не сказала.

— Пожалуешься на это, и я принесу горшок и заставлю тебя держать его для меня каждый раз, когда мне понадобится отлить. Может быть, даже когда мне захочется посрать, — прорычал я, и она долго смотрела на меня, как будто это было худшим, чем я ей угрожал. Но если она в это верила, то заблуждалась. Все должно было стать намного хуже, чем держать в руках горшок с мочой. Ее взгляд опустился к пальцам ног, когда я облегчился, и я был отчасти рад, что она научилась держать рот на замке, в то же время разочарован тем, что у меня не было причин наказывать ее.

Я стряхнул член, затем сбросил спортивные штаны и встал под душ, полностью игнорируя ее, пока мылся. Я бы подрочил, просто чтобы позлить ее, если бы мог делать это, не думая о ней. Даже осознания того, что она была со мной в комнате, пока я стоял здесь голый, было достаточно, чтобы кровь прилила к моему члену, подобно животным, пытающимся забраться на гребаный Ноев ковчег.

Я с проклятием выключаю воду, быстро вытираюсь, прежде чем снова натянуть спортивные штаны и пойти почистить зубы.

Все это время Татум наблюдала за мной с каким-то оцепенением в глазах и напряжением, покрывающим каждый дюйм ее кожи. Она знала, что я просто продлеваю агонию, пытку до тех пор, пока она больше не сможет этого выносить и практически начнет умоляет меня просто сделать то, что я собирался сделать. Но я еще не совсем решил что. На самом деле, я почти не отдавал ей никаких приказов с тех пор, как она поклялась нам. По крайней мере, ничего из того, что имело значение. Потому что, когда я это сделаю, я хотел, чтобы это было идеально, чертовски поэтично в своей жестокости. Я хотел, чтобы она почувствовала это как удар под дых, точно так же как я почувствовал, когда мой отец сказал мне, кто она на самом деле.

Я выплюнул комок зубной пасты в раковину и, наконец, повернулся, чтобы снова посмотреть на нее.

— Ты что, так и собираешься стоять там в насквозь промокшей толстовке? — Я спросил, когда она слегка поежилась во влажном материале.

— Я не знала, что у меня есть разрешение снимать ее, — пробормотала она, и я пожал плечами, задаваясь вопросом, нравится ли мне эта ее взбитая версия или нет.

— Если я не скажу тебе иначе, ты можешь делать все, что захочешь, — сказал я.

Татум стянула с себя мокрую ткань, со шлепком уронив ее на плитку. Она стояла передо мной в белых трусиках и сером укороченном топе, сквозь который просвечивали ее затвердевшие соски.

Она взяла полотенце с перекладины и вытерлась им, прежде чем обернуть его вокруг своего тела, как будто для нее не имело значение, увижу ли я все это снова.

— А где остальные? — Спросила она ровным тоном, и я задался вопросом, была ли идея провести время со мной наедине для нее хуже, чем встретиться с нами всей группой.

— Сэйнт тренируется, но Киан все еще спит. — Я ухмыльнулся, когда это натолкнуло меня на мысль, и направился через комнату к его двери. — На самом деле, ты можешь разбудить его для меня.

— Что? — Выдохнула она.

— Ты меня слышала. У него проблемы с будильником, поэтому мне приходится будить его каждое утро, но сегодня ты можешь испытать это удовольствие. — Я открыл дверь и провел ее внутрь, ступив на серый ковер и оглядев пустое пространство. Мой взгляд упал на Киана, который крепко спал в центре своей кровати королевского размера, завернувшись в простыню, натянутую до талии, с распущенными волосами, а не как обычно собранными в пучок на макушке, и я усмехнулся про себя.

— Иди вперед, — сказал я, указывая ей на него.

Татум колебалась полсекунды, прежде чем сделать, как я сказал, с мертвым выражением в глазах, пройдя по ковру босиком, пока не оказалась над спящим Кианом.

Я изо всех сил старался не расплываться в ухмылке, наблюдая за шоу.

— Киан? — Неуверенно спросила она, и он не сдвинулся ни на дюйм. — Киан? — На этот раз чуть громче, что заставило его перевернуться на другой бок и пробормотать одну из своих печально известных цитат из "спящей чуши".

— Я могу засунуть ананас тебе в задницу или в глотку, в любом случае эти колючки будут чертовски болеть, — пробормотал он, и я фыркнул от смеха.

— Это не работает, — нахмурившись, сказала Татум.

— Он крепко спит. Встряхни его, — настаивал я, и улыбка снова тронула мои губы, хотя, к счастью для меня, она этого не заметила, когда, слегка нахмурившись, повернулась к Киану.

Татум протянула руку, чтобы встряхнуть его, но Киан дернулся к ней так внезапно, что она вскрикнула. По крайней мере, это вызвало реакцию.

Его рука сомкнулась у нее на горле, и он перевернул ее под себя, как будто она вообще ничего не весила, при этом сбив с нее полотенце, прежде чем швырнуть ее на матрас под собой. Его волосы упали вперед, скрывая свирепое выражение лица, и он чертовски близко зарычал на нее, прижимая охотничий нож к ее груди прямо над сердцем.

Татум испуганно захныкала, когда Киан моргнул, прогоняя своих демонов, а я не смог удержаться от смеха. Она выглядела так, словно чуть не описалась, и ее взгляд неуверенно метался между ножом, занесенным, чтобы убить ее, и человеком, который просто мог это сделать.

Киан тяжело задышал, осознав, что происходит, и отступил на дюйм, когда убрал от нее нож.

— Какого черта ты прикасаешься ко мне, пока я сплю? — Он зарычал.

Губы Татум приоткрылись, но с ее губ не сорвалось ни слова, и он ослабил хватку на ее горле, чтобы она могла говорить.

— Блейк сказал…

Карие глаза Киана метнулись ко мне за полсекунды до того, как он метнул в меня охотничий нож.

Я выругался, бросаясь в сторону, когда чертова штуковина прокрутилась в воздухе и вонзилась в гребаную гипсокартонную стену по самую рукоятку.

— Тебе повезло, что я ее не убил, гребаный идиот, — прорычал он, оттолкнув Татум, когда поднялся на ноги, и оставил ее задыхаться в постели, пока она пыталась оправиться от шока от того, что двухсотфунтовый придурок чуть не зарезал ее за то, что она разбудила его.