— Хорошо. В таком случае мой ответ — нет! Наши корабли по большей части находятся в плачевном состоянии и требуют безотлагательного ремонта. Экипажи дурно обучены и потому не знают своего дела. Причем это касается не только нижних чинов, но и господ офицеров.

— Что скажете о начальствующем составе?

— С ними все еще хуже. Большинство получили свое назначение по протекции, в плаваниях давно не были, а те, что были, никогда не ходили далее Датских проливов…

— Продолжайте, — поощрил запнувшегося было адмирала.

— Таким образом, единственным способом противостоять превосходящему в силах противнику остается оборона. Потому мне несколько непонятно ваше решение остановить строительство канонерских лодок.

— Вы не совсем меня поняли, господа. Я не сказал, что мы откажемся от строительства вовсе. Просто, по моему глубокому убеждению, вместо гребных кораблей надобно строить паровые.

— Но у нас нет готовых проектов!

— А вот для этого нам и нужен был инженер-кораблестроитель. Аристарх Алексеевич, сколько времени вам понадобится на составление чертежей и спецификаций?

— Трудно сказать. Для начала было бы неплохо определиться, какие именно суда нам нужны? Длина, ширина, осадка, водоизмещение. Потребное вооружение и его вес. А также масса и размеры паровых машин. Зная все это, работа не займет много времени, но…

— Слушаю вас?

— Для отражения вражеского нашествия одной канонерской лодки, пусть даже и винтовой, будет явно недостаточно. Стало быть, надо определиться и с количеством. Выбрать верфи для постройки, заготовить материалы…

— С материалами все просто. Мы пустим в дело все, что заготовлено для строительства гребных канонерок и ремонта парусников. Туда же пойдут испрошенные у министерства финансов кредиты. Что же касается количества… сколько вы собирались строить?

— Согласно высочайшему повелению, двадцать единиц.

— Этого мало. Нужно минимум сорок! Что до проекта, то вам и карты в руки. Иван Иванович, насколько мне известно, лучше других разбирается в современных паровых судах. Стало быть, сможет сформировать тактико-техническое задание. Вы же составьте эскиз, предварительную смету и представьте мне, скажем, через неделю…

— А что с механизмами?

— Об этом не беспокойтесь. Машины и котлы будут!

— В таком случае, не вижу затруднений.

— Если возникнут какие-либо трудности, прошу немедленно обращаться ко мне. Не будет меня, к Александру Васильевичу. С этим все понятно?

— Так точно! — вытянулись подскочившие фон Шанц с Иващенко.

— В таком случае, не смею задерживать. За работу, господа, у нас мало времени! И да, совсем забыл…

— О чем, ваше императорское высочество?

— Не хочу никого обидеть, тем более что нисколько не сомневаюсь в вашей порядочности, но доведите до всех причастных к постройке. Любое воровство или нераспорядительность будут приравнены к государственной измене. Даю слово великого князя, что добьюсь повешенья для всякого, невзирая на чин, знатность, прошлые заслуги и любые иные смягчающие обстоятельства! Это понятно?

— Об этом могли бы и не говорить! — с достоинством отвечал фон Шанц, после чего поклонился придворным поклоном, но не стал пятиться, а вышел вразвалочку, как заправский моряк.

За ним, задев по пути пару стульев, последовал инженер, оставив меня наедине с едва сдерживающим смех Головниным.

— Что тебя так развеселило? Да, кораблестроитель не привык к подобному обращению, но…

— Дело вовсе не в нем, Константин Николаевич, — замахал руками секретарь.

— Тогда в ком? Объяснись…

— Просто вы так строго говорили о воровстве с Шанцем, а тот и ухом не повел…

— Погоди-ка, он что, казнокрад?

— Увы, да! Служившие с ним офицеры прямо говорят, что на постройке в Северо-Американских Штатах пароходофрегата «Камчатка» он изрядно нагрел руки. Да и в походе к его рукам прилипало и с угля, и с продовольствия для команды…

— Отчего же ты мне раньше не сказал? — мгновенно вскипел я.

— А что делать, — пожал плечами чиновник. — Этот грех в той или иной мере свойственен всем начальствующим лицам в России. Ну, кроме вас с государем, разумеется. Однако, справедливости ради, Иван Иванович, хотя и не привык упускать то, что само плывет ему в руки, при всем при этом — человек дельный! Да, руки погреет, не без того. Но поручение, ни в пример иным и прочим, исполнит.

— Твою ж мать!

— Не могу не согласиться! Замечу, однако, что Шанц у нас известный сочинитель и к тому же изрядный острослов, взять хотя бы его знаменитое: «Военное судно, подобно дамским часам, ещё никогда не доводилось до совершенной исправности, да едва ли кем-нибудь и когда-нибудь доведено будет до такого положения, чтобы нечего было на нём совершенствовать». Не ручаюсь за точность цитаты, но согласитесь, не глупо сказано…

— Мало мне Меншикова, так еще один остряк-одиночка на мою голову… Скажи честно, ты издеваешься?

— Никоим образом, — всполошился секретарь и тут же поспешил перевести разговор на другую тему. — Кстати, можно узнать, каким образом ваше высочество собирается добыть машины на сорок кораблей разом?

— Узнаешь в свое время. А пока… тебе знакомо имя Путилова?

— Вы, верно, о Николае Ивановиче, бывшем прежде преподавателем в Морском корпусе?

— Да.

— Лично чести не имел, но слышать о нем приходилось. Причем самое лестное.

— Найди и завтра же пригласи его ко мне.

— Полагаю, в связи с постройкой машин для канонерок?

— Именно.

— В таком случае, быть может, следует обратиться также и к Нобелю? — предложил Головнин, после чего пустился в пояснения. — Это известный в Петербурге предприниматель. У него большой завод, и без него в любом случае не обойтись.

— Я знаю, кто такие Нобели! Да, пригласи, но не сразу. Сначала доставь ко мне Путилова!

— Как будет угодно! Да, совсем запамятовал. Для наблюдения за постройкой корветов в Англию был послан капитан-лейтенант Шестаков. Поскольку постройка отменена, не следует ли его отозвать?

Имя Ивана Алексеевича Шестакова широко известно в узких кругах любителей военно-морской истории. Смолоду чуть ли не карбонарий, постоянно конфликтовавший с начальством, он, тем не менее, стоял у истоков строительства парового флота в России и со временем стал управляющим министерством. Именно при нем приняли вызывавшую столько нареканий цензовую систему и утвердили двадцатилетнюю кораблестроительную программу, по которой начали массово строиться совершенно разнотипные корабли.

В общем, неоднозначный деятель! Но сейчас главное в том, что он был горячим сторонником идеи крейсерской войны. Так почему бы этим не воспользоваться?

— Шестаков, говоришь? Это не тот ли, что с самого обучения в корпусе постоянно со всеми ссорится?

— Он, ваше императорское высочество. Вижу, ваша память оживает…

— Думаю, нет надобности его возвращать, — проигнорировал замечание секретаря. — Но вот поручить ему другое дело определенно стоит. Как быстро мы можем отправить депешу в Лондон или где он там?

— Ну, навигации уже нет. Однако можно послать гонца через Остезейские губернии, до незамерзающих портов. А уже оттуда он отправится дальше. Полагаю, за две, хотя нет, за три недели доберется.

— Отлично. Тогда бери перо и бумагу.

— Что писать?

— Вот черт, мысли путаются… в общем, надо, чтобы он немедля отправился в Америку, купил там корабль и был готов к каперской войне…

— Дайте мне минутку, — задумался Головнин, после чего принялся бодро скрипеть пером. Закончив, он засыпал получившийся текст песком, потом стряхнул его и принялся за чтение.

'Милостивый государь, Иван Алексеевич! В связи с политическими обстоятельствами строительство судов, за коим вы посланы наблюдать, отменено. Расторгните договор, и, если будет такая возможность, отзовите первый платеж. По получении этого письма Вам надлежит немедленно завершить все дела и отправиться в Северо-Американские Соединенные Штаты, чтобы приобрести там паровое судно, пригодное к долгому плаванию и несению вооружения. Выбор оного оставляю на Ваше усмотрение, всецело полагаясь на опыт и ревность к службе Вашего Высокоблагородия!