К счастью, появились и хорошие новости. Буквально на следующий день после ухода английской эскадры я распорядился начать подъемные работы на подорвавшихся на наших минах блокшипах. Корабли они, может, и не самые мощные и современные, но поживиться там было чем. Пушки, припасы, машины. Да просто дельные вещи поднять, и то прибыток. А нам на бедность все в кассу!

Сегодня пришла пора подвести некоторые итоги. С флагманского «Эдинбурга» удалось вытянуть восемнадцать пушек разного калибра, а также обследовать его корпус. Судя по осторожным прогнозам инженеров, имеется реальная возможность поднять линкор целиком и попытаться ввести в строй.

С «Хогом» дело обстояло много хуже. Корабль взрывами был разорван почти пополам, котлы, судя по всему, разнесло в лоскуты. Но вот машина, если и не совсем невредима, то, по крайней мере, подлежала восстановлению. А еще имелись орудия, содержимое погребов и прочее добро. Ну и корпус в любом случае надо убирать, чтобы не мешался.

Забавно, в той, другой, никому не известной здесь истории мы топили свои корабли, чтобы преградить путь захватчикам. Здесь же нам приходится поднимать чужие. Такая вот гримаса переменчивой фортуны.

В любом случае, пока что результат войны на Балтийском море в нашу пользу. Безвозвратные потери англичан составили два, пусть и не самых совершенных, но все-таки линкора и один фрегат. Еще один, «Амфион», получил порядочные повреждения и отправился прямиком на ремонт в ближайший док. Скорее всего в Швецию. Надо бы не забыть обгадить Нессельроде. Вот, дескать, подлец, не протестует против столь вопиющего нарушения нейтралитета!

Или не заморачиваться с карликом и послать пару расторопных офицеров из финнов с парой пудов динамита? Соборы посмотрят, устроят фейерверк на день рождения короля… [1] Хотя, оно, кажется, уже прошло. Опять же Его величество Оскар Жан-Батистович Бернадот может и оскорбиться. Впрочем, если хорошенько подумать, пусть он опасается обидеть своих миролюбивых соседей.

У нас же всего несколько побитых канонерок, которые можно исправить, да плюс вступивший, наконец, в строй трофей. Добавьте к этому возросший при дворе аппаратный вес, слава победителя англичан… впрочем, об этом говорить пока рано. Враг вернулся!

— Что там еще?

— От военного губернатора.

— А конкретнее?

Прибывший офицер для особых поручений поведал мне занятную вещь. Но прежде следует кое-что пояснить. Если поднятые со дна моря материальные ценности принадлежали нам, то обязанность хоронить сотни всплывших утопленников ваш великий князь, сиречь я, великодушно возложил на местные власти. То есть на подчиненных военного губернатора Граббе.

Окажись на месте преемника Литке другой человек, он, вероятно, попытался возражать, но… Павел Христофорович не стал. Престарелый генерал повидал в своей жизни всякое. Некогда видный член Союза общественного благоденствия, он, тем не менее, уклонился от участия в декабрьском восстании и сумел избежать наказания. Ну разве что в крепости посидел.

Затем воевал с турками, участвовал в подавлении Польского восстания, после чего служил на Кавказе. Где прославился при штурме Ахульго [2] и зарекомендовал себя одним из самых результативных военачальников. Потом был Венгерский поход, золотое оружие за храбрость и возвращение в Петербург. Казалось бы, жизнь удалась! Сиди себе и радуйся на теплом месте.

Увы, это место оказалось «Комитетом Инвалидов» во главе с небезызвестным Политковским. Когда вскрылись хищения последнего, Граббе снова угодил в крепость, но уже не как потенциальный заговорщик, а как пособник казнокрада. Впрочем, государь на забыл о его заслугах, и дело ограничилось выговором.

Как генерал-губернатор он меня устраивал. Приказы исполнял добросовестно, куда его не просили, не лез. Если возникали проблемы, первым делом обращался ко мне…

— Один из всплывших трупов оказался одет в мундир британского адмирала.

— Вот значит, как…

— Его превосходительство просили узнать, не будет ли у вашего императорского высочества на сей счет распоряжений.

— Кто это может быть? — обернулся я к Лисянскому.

— По всей вероятности Чадс.

— Ты его знаешь, то есть знал?

— Мы встречались, когда он заведовал артиллерийской школой «Excellent» рядом с Портсмутом.

— Опознать сможешь?

— Полагаю, да.

— Отлично. В таком случае отправляйся в анатомический театр и убедись. Если точно он…

— Других адмиралов там быть не могло.

— Ну мало ли. Вдруг там камердинер в парадной ливрее? Хороши же мы будем, если предложим его тело вместо адмиральского.

— Вы хотите отдать англичанам покойного адмирала, — сообразил адъютант. — Жест доброй воли…

— Я хочу, чтобы они в ближайшее время не снялись с якоря и не удрали!

В последние дни сэра Чарльза то и дело одолевала черная меланхолия. Постоянные неудачи и неутешительные вести из Англии шаг за шагом подтачивали и без того не слишком крепкое здоровье семидесятивосьмилетнего адмирала. А теперь вот еще и эти…

Видит Бог, не так он представлял себе встречу с союзниками! Мало того, что командующий французской эскадрой шестидесятитрехлетний вице-адмирал Александр Фердинанд Парсеваль-Дешен и руководящий силами десанта пятидесятидевятилетний генерал Луи Ашиль Бараге д’Ильер сильно опоздали к началу кампании, так еще и потащили его назад к этим бесплодным скалам!

Это уж не упоминая о том, что ни вид британского флага, ни сам адмирал Нейпир не вызывали у заносчивых лягушатников ни малейшего почтения. Напрасно он уверял их в крепости русской обороны и опасностях, поджидавших неопытных мореплавателей в морских глубинах. Никто из них не захотел его услышать. Более того, высокомерные галлы не постеснялись делать намеки, порочащие честь королевского флота и его самого.

Обстановка взаимного недоверия между Лондоном и Парижем отнюдь не способствовала единодушию командующих, что напрочь исключало всякое единоначалие и, напротив, гарантировало настоящее двоевластие, когда каждая из сторон действовала сама по себе или, в лучшем случае, договариваясь друг с другом.

В другое время сэр Чарльз послал бы таких союзников ко всем чертям, но беда в том, что они были нужны ему гораздо больше, чем он готов был признать! Десять тысяч морских пехотинцев, засевших на превращенных в транспорты парусных линкорах. О, если прибавить к ним десант из англичан, с такими силами можно атаковать практически любую точку на побережье Российской империи и отплатить коварным московитам за все их подлости. Именно надежда убедить французов воевать за интересы «Туманного Альбиона» заставляла терпеть их постоянные выходки на грани грубости!

И надо сказать, у него почти получалось. Посланники нового Наполеона и сами рвались в бой, в надежде покрыть себя неувядающей славой. Жаль только, что сделать они это хотели непременно у стен Кронштадта, ничуть не доверяя рассказам британцев о неприступности русской твердыни! Что ж, пусть посмотрят, а еще лучше попробуют. Может тогда станут сговорчивее…

Однако и тут все пошло совсем не так, как хотелось бы престарелому адмиралу. Не поверившие в существование мин французы внезапно атаковали маяк с варварским названием «Толбухин» и захватили его. Англичане не принимали участие в этом налете, но ходили слухи, что русские отчаянно сопротивлялись и потому их всех без жалости перебили. Не то чтобы сэру Чарльзу было их хоть немного жаль, но ведь теперь почуявшие запах крови лягушатники и вовсе зазнаются!

«Так и случилось» — понял Нейпир, когда получил приглашение союзников посетить захваченный ими островок. Делать нечего, пришлось переодеваться в парадный мундир, потом ждать, пока разведут пары на адмиральском катере, и отправляться на встречу.

Встретившие его французы просто лучились от самодовольства, как будто их добычей оказалась не рукотворная скала в трех милях от Кронштадта, а сама русская крепость. Парсеваль-Дешен явно примерял в своих мечтах эполеты полного адмирала и командорский крест Почетного Легиона, а Бараге д’Ильер буквально ощущал тяжесть маршальского жезла.