— Пробивают навылет любой линейный корабль….

— Это по-нашему, — заинтересовался я. — И сколько имеется готовых орудий?

— На полигоне всего три. Но, на заводах есть вся необходимая оснастка, для их производства.

— Пермских?

— Никак нет, Олонецких!

— Это близко, — задумался я. — Александр Васильевич, ты помнится, обещал узнать, в какой срок и какие большие пушки они могут изготовить?

— Самые мощные, — подсказал Баумгарт, — 68 фунтовые. Такие же, как на черноморских линкорах. Вес орудия сто восемьдесят четыре пуда, калибр восемь дюймов. Еще есть береговые, трехпудовые. Калибр десять и три четверти дюйма. Вес 390 пудов.

— Не нравится быть адъютантом? — немного невежливо перебил я офицера.

— Это большая честь, — развел руками тот. — Но хочется настоящего дела.

— Хорошо, я попрошу кузена о командировке.

Георг Мекленбургский и впрямь был женат на моей двоюродной сестре Екатерине Михайловне, а потому числился членом семьи. Надо сказать, что человеком он был не совсем дурным, а вот генералом весьма посредственным. Русского языка не знал, и знать не хотел, отчего все бумаги в подчиненных ему частях постоянно приходилось переводить на немецкий.

Впрочем, этим на Руси-матушке никого не удивишь. Низкопоклонство перед Западом не вчера появилось. Но в высшем свете столицы быстро заметили, что герцог при всей своей любви к роскоши и красивой жизни весьма прижимист, а вот этого русские аристократы уже не прощали.

Услышав мое пожелание «срочно», Александр Васильевич слегка поморщился, но перечить не стал. Кажется, ему не очень нравилось, что вокруг меня появляются все новые люди, которые имеют наглость обращаться к великому князю через его голову.

— Ты что-то хотел сказать? — поинтересовался я, когда мы вернулись к саням.

— Константин Николаевич, — решился Головнин. — Не хотел вас беспокоить, но…

— Да говори уже!

— Только искреннее и нелицемерное беспокойство о деле, заставляет меня…

— Рожай!!!

— Путилов, — выдавил из себя секретарь.

— А с ним, что не так?

— Тратит деньги! — воскликнул он, но видя, что великий князь ничуть не проникся, добавил. — Совершенно бесконтрольно и без ведения необходимых бумаг!!

— Что ты имеешь в виду?

— Помните, вы распорядились дать ему вексель на двести тысяч?

— Ну?

— Он в тот же день, пришел с ним в казначейство и потребовал выдачи наличных. Серебром!

— И что с того? Хотя погоди, он, что на телеге приехал?

Дело в том, что серебряный рубль весит что-то около двадцати граммов. Стало быть, 200 тысяч — это почти четыре тонны. Тут, пожалуй, одним возом не обойдешься. [1]

— Вот именно! — скорбно поджал губы чиновник. — Но это еще не все. Он не берет ни с кого расписок, не требует поручительств. Воля ваша, но я сильно опасаюсь, за судьбу выданных ему средств.

— А знаешь, что, — махнул рукой я. — Давай-ка наведаемся к нему.

Еще одним итогом первого месяца моего пребывания в теле великого князя Константина стало усвоение, хотя и не совсем полное, но по моему скромному мнению вполне достаточное, его памяти и навыков. В числе бонусов оказалось сразу несколько иностранных языков, верховая езда, фехтование, стрельба и управление парусными кораблями. Добавьте к этому знание деталей придворного распорядка, навыки обращения с многочисленными приборами за столом и выпивания с офицерами в экипажах или на кораблях традиционного «чая», после которого человек не подготовленный запросто может войти в запой и уже не вернуться. Плюс, изысканная и спору нет стильная метода курить, которой я, к счастью, почти не пользуюсь и напротив очень востребованное умение носить мундир с тем гвардейским шиком, которому практически нельзя научиться.

Впрочем, не могу не отметить, что некоторые знания показались мне излишними. Во-первых, Костя был не просто человеком глубоко верующим, но и хорошо разбирался в Священном писании и особенностях литургии, а также церковной политики. Вот прямо хоть сейчас в митрополиты! Во-вторых, следует отметить любовь к музыке и танцам. Причем ладно бы его тянуло на балы или в оперу. В конце концов как-то развлекаться надо. Но он ведь еще и сам хорошо играл на виолончели, а теперь это умение за каким-то бесом передалось мне. И что самое паршивое, иногда просто тянет схватиться за эту бандуру и водить по струнам смычком. За что караешь, Господи⁈

Так что с недавних пор катание по зимним улицам Петербурга, знакомого и родного для Константина с детства стало для меня делом понятным и даже увлекательным. Все дома и улицы знакомы, где и как проехать — известно. То же самое касалось и прогулок по бесконечным коридорам Зимнего дворца. Но даже и при всем том отыскать Николая Ивановича оказалось не самым простым делом. Для собственного кабинета в департаменте он чином не вышел, своей конторой ведущий в будущем промышленник России пока тоже не обзавелся. Поэтому все дела вел на бегу, разрываясь между министерством, верфями и заводами многочисленных контрагентов.

Помог случай. Кто-то из знакомых Головнина, шепнул моему секретарю, что Путилов собирается заключить контракт с заводом, принадлежащим генерал-адъютанту Огареву, и непременно там появится. Так, в общем и случилось, но сначала я поинтересовался Александра Васильевича, а что за человек этот Огарев.

— Прекрасный организатор, хотя и старой закалки. Прежде был в свите вашего августейшего дядюшки, Михаила Павловича, а с его смерти находится не у дел. Супруга его была фрейлиной…

— У матушки?

— Э… — замялся, чего с ним практически не случалось, секретарь. — Нет, у вашей сестры… Александры Николаевны.

Накатившие воспоминания заставили меня побледнеть и стиснуть зубы. Как я успел понять, Костя в своей прежней жизни при всех его положительных свойствах и добром, в сущности, характере, был конченым эгоистом. Нет, он почитал отца, относился с нежностью к супруге и снисходительно к братьям, но любил до сих пор только одного человека — сестру Александру или как ее называли в семье Адини.

Ей было всего девятнадцать, когда она умерла от туберкулеза, а находившийся в отъезде великий князь не смог с ней проститься…

— Простите, ваше императорское высочество…

— Все в порядке! — немного резче чем следовало, ответил я и выскочил из кареты, не дожидаясь пока форейтор откроет дверцу, и едва успел отшатнуться в сторону, от пронесшихся мимо саней.

— Смотри куда прешь! — на автомате выкрикнул в след лихачу.

— Мать-мать-мать, — привычно подхватило эхо.

— Чего изволите, ваше высокородие? — подскочил разбитной мужичок, в потрепанной одежонке.

— Где хозяин?

— Так ить…

— А это он и уехал, Константин Николаевич! — пояснил непонятно откуда появившийся Путилов.

— Что-то он быстро умчался, — усмехнулся я. — Наверное, не в духе?

— По всей видимости.

— Вы разве не должны были договариваться о контракте? — подозрительно щурясь проговорил выбравшийся из кареты Головнин.

— Не договорились! — отрезал насупившийся Николай Иванович.

— Что так?

Кажется, Путилов не хотел говорить при Головнине, но мне на их трения было плевать, а потому…

— Рассказывайте. Все равно узнаю, но уже из чужих уст.

Немного поразмыслив, Путилов не стал запираться и поведал мне весьма занимательную историю. Завод этот, как оказалось, вовсе не принадлежал Огареву, а был пожалован ему в безвозмездную аренду. Была такая практика поощрения верных людей. Обычно в аренду отдавали государственное поместье вместе с крестьянами, чтобы заслуженный генерал или чиновник мог поправить свое состояние. Но случалось и такое…

Как и следовало ожидать, генерал не стал заморачиваться модернизацией производства или обучением персонала, на предмет повышения производительности труда. Собственно он, как и большинство людей его круга даже слов таких не знал. Напротив, выкачав из доставшейся ему даром собственности все что можно он задумался о передаче завода в субаренду какому-нибудь купцу, но тут прошел слух о моих планах по строительству паровых канонерок.