Русское же судьба происходит не от власти богатства над желаниями человека, не от рабства жадности, но от слов судить, суждение, обсуждение. Судьбу, вернее, события, свидетельствующие о продвижении на Пути, Идущему хочется обсудить, чтобы продвигаться ещё быстрее, обсуждение же возможно только с собеседником, в особом смысле этого слова, поэтому кратчайший Путь пролегает в метанации.

Ни в одном другом живом языке мира слова, подобного русскому судьба (в смысле—«материал для обсуждения», теория жизни), нет. Можно, конечно, подумать, что эта особенность — случайность, дескать, чего только на свете не случается (случайно). Но если учесть, что русский — язык метанации последнего времени, то всё приобретает монолитную целостность.

К сожалению, слово судьба затёрто так же, как слова любовь, случай или талан: в массовом сознании все они ассоциируются с чем-то противоположным, — ей, толпе, и так присущим. От судьбы не уйдёшь (тяжёлый вздох) — типичный пример. Любовь зла, полюбишь и козла. Иначе говоря, всякий раз, когда встречаешься со словом «любовь» или «судьба», приходится размышлять, что же именно подразумевал говорящий, в которую из сторон на перепутье жизни он обращён…

Судьба — это радость. Радость возрастания по кратчайшему Пути, который и обеспечивает вмешательство Провидения.

Судьба — это возможность в предложенных Провидением обстоятельствах всегда делать правильный выбор.

Судьба — результат, впрочем, нам, в отличие от Бога, понятный до конца лишь при последнем ударе резца.

Судьбу не предрекают. Ибо предрекать её нет ни малейшего смысла. К планиде, звезде, доле судьба не имеет ни малейшего отношения.

Приемлемые для толпы высказывания о судьбе — явно психотерапевтического свойства. Планида, дескать, такая, рок, понимаешь, настиг, эх, случай не представился — всё это из лексикона самооправдывающихся к смерти.

«Достигнет пределов власти» — это не предречение судьбы (хотя так может показаться — здесь простое совпадение, наподобие того случая с известными словами первосвященника Каиафы: «Лучше одному человеку умереть за народ» — см. Иоан. 18:14). А оракул всего лишь о назначении (об Убийстве). Ничтожном, как у Наполеона, Гитлера или ещё какого-нибудь Александра Македонского. И раб в Пилате исполнил позорное своё назначение.

Был у раба и удел: чтобы покинуть колоннаду, он переодевался не в кого-нибудь, а в купца из Понта.

Была и доля — не случайно заглядывался в сторону торговой площади, а выбравшись из дворца, предпочитал не случайный квартал «любви».

Была и участь — ею определялась форма легионного значка, который столь долго маячил перед глазами офицера; так же определялась и география мест, где он побывал в составе легиона; родись Пилат всего несколькими годами позже или раньше, — пейзажи представали бы перед его взором другие. Раб участи в колоннаде размышлять не мог, а мог только таиться.

Была, видимо, и планида, но что-то про это говорить скучно.

Была и звезда (или рок?) — патрицианка в жёнах, покои во дворце, а иначе бы его запинали ещё прежде исполнения им своего назначения.

Но это всё плоть.

А ведь было у Пилата и предназначение.

И, что чрезвычайно важно для постижения личности Пилата, оно было напрямую связано с дарованным емуталаном.

Архивных свидетельств о характере талана Пилата, видимо, не сохранилось. Но талан не уничтожить, можно уничтожить лишь о нём свидетельства.

А талан у Копьеносца был.

Может быть, он… писал?

И, что весьма вероятно и закономерно, — под псевдонимом? Или в переложении других? (Об этом подробнее в главе «Тайна Первоисточника».)

Это закономерно: ведь Копьеносец был под особым прицелом иерархически структурированной стаи: само его имя было толкованием Евангелия, и поэтому он был обречён ими или на псевдоним, или на помощь людей, которые бы взялись его труд сохранить — переписав якобы из благородных популяризаторских соображений (об этом подробнее в главе «„Сто первый” аргумент в пользу Пилата»). Ему было не выйти из своего укрытия: толпа «верующих», и без того с трудом сдерживаемая апостолами (вникните в цель написания всех соборных посланий Нового Завета!), его бы растерзала. К пустынным местам Пилат был приговорён — стаей.

Одиночество, судьба, талан деятельного человека…

Тогда открывается и предназначение!

У Пилата оно заключалось в литературном апостольстве.

В написании Протоевангелия.

Первоисточника сохранившихся канонических субъевангелий.

Мы докажем это утверждение позже.

Жизнь того, кто отказывает единственному защитнику Иисуса в судьбе, талане и предназначении, будет скуднее: ибо утрачиваются целые пласты знания. Не о Пилате — о фундаментальных закономерностях жизни, о Логосе.

Вернее, муть начинает скрывать глубину самого главного из логосов — теорию жизни.

Предназначение Пилата, — и этому посвящён весь «КАТАРСИС-3», — открыть нам эту глубину, ибо он её постиг. И Пилат Случай, безусловно, не упустил.

О самом в жизни, пожалуй, главном — о судьбе, её сущности, о вплетающихся в неё доле, участи, уделе, о роке, о странностях распределения «удач» и «неудач», которые суть понятия относительные, о случайностях и Случае, о соединении всех этих понятий в логос теории жизни, — об этом во многих, если не всех, народах размышляли, размышляют и будут размышлять — избранные.

Размышлял об этом и Пилат.

Великий парадокс пары «мастер — Маргарита»: не будь мастер автором романа именно о Понтии Пилате, он бы для Маргариты не существовал.

А чего, спрашивается, Маргарита «вцепилась» в роман мастера? Не в самого мастера, как может показаться из размышления над коммерческим названием шедевра Булгакова, а именно — в Роман мастера?

Мысль непривычная, однако легко доказуемая.

Мастер на уровне интуиции на этот счёт не заблуждался: он Маргариту к своему роману… ревновал!

В этом он признаётся ночью в доме откровенных разговоров Иванушке Бездомному. Вернее, «исповедуется», поскольку пытающийся скрыться от Маргариты мастер видит в Бездомном возможность исполнения светлого слоя своих мечтаний.

Поэтому более точное название шедевра Булгакова (с коммерческой точки зрения ну совершенно невозможное): «Тайный смысл романа мастера и вечная Маргарита».

Почему творческое подсознание Булгакова, представляя нам сокровенную Маргариту (женщины любят играть роли, поэтому поступки любой из них характеризуют скорее её игру, но редко душу; позволяющую добраться до подноготной правды деталь надо ещё выявить), отметило следующие важнейшие её черты, коих суть всего лишь две:

— Маргарита — ведьма. Более того, королева на Великом шабаше, всепланетном, созываемом лишь один раз в год;

— Маргарита — потомок одной из французских королев (Коровьев называет её прямо: королева Марго).

— …Да и потом вы сами — королевской крови.

— Почему королевской крови? — испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву.

— Ах, королева, — игриво трещал Коровьев, — вопросы крови — самые сложные вопросы в мире! И если бы расспросить некоторых прабабушек и в особенности тех из них, что пользовались репутацией смиренниц, удивительнейшие тайны открылись бы, уважаемая Маргарита Николаевна. Я ничуть не погрешу, если, говоря об этом, упомяну о причудливо тасуемой колоде карт. Есть вещи, в которых совершенно недействительны ни сословные перегородки, ни даже границы между государствами. Намекну: одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что её прелестную прапрапраправнучку я по прошествии многих лет буду вести под руку в Москве по бальным залам…