Я было стал её вырывать.

— Нет, — настоял он.

И опять её поцеловал!

— Это люди могут не понимать, — сказал он, — но мы, цыгане, сразу видим, что за человек. Приходи! Мы тебя величать будем! Да, величать. Приходи. В любое время.

И поцеловал мне руку в третий раз!

Я очень жалею, что не поговорил с ним и в тот раз. Более того, я, чтобы прервать эту тягостную для меня сцену, отговорился, а с горячим хлебом и вовсе возвращался дальней дорогой.

А на следующий день Цыганский Барон умер.

Я потом спрашивал у специалистов по цыганской культуре: что это было? Почему Барон перед смертью дал мне троекратное целование? Да ещё руки? Да и в присутствии многих, в том числе и старшего сына? Известно, что предсмертное состояние особенное — может быть, с этим связано? Или это было своеобразное завещание?

Я расспрашивал многих: что бы это могло значить? Мне верить отказывались — дескать, этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Как такое возможно? Цыган, к тому же барон! Нет, невозможно.

Но это было.

Запомнилось слово «величать». Я его, как и мы все, знал по фильмам с участием коммерческих цыганских хоров — этим словом предварялся специальный обряд. Но так ли уж это коммерческое слово в устах умирающего?

Величать. Велечать? Велечать…

Года за два до смерти Цыганского Барона, в Болграде же, уроженец этого города художник Александр Коростылёв предложил мне позировать для картины. Я поначалу подумал, что он выбрал меня потому, что в той компании, где мы познакомились, все пили, а я один — нет. И не курил. И именно этим — особенный. Я ещё тогда не разобрался, что Саша и есть один из редких настоящих художников, отличающийся от сонма художников обыкновенных, в лучшем случае рисующих «похоже» и вызубривших по учебникам систему символов… Но Саша — это нечто большее…

Я Саше позировал. Это было не утомительно, потому что я тогда работал над книгой «Подноготная любви»*, в которой восстанавливал, уверен, некоторые забытые истины, в частности о взаимоотношениях мужчины и женщины. Я сидел и размышлял. Откуда ко мне приходили нигде более не проговариваемые идеи?.. А потом, увидев холст, удивился. На фоне древнего храмового сооружения (зиккурата) на меня смотрел жрец бога Солнца! Да ещё весь в сиянии солнечно-жёлтых и рыже-красных лучей.

* «КАТАРСИС: Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея». (Примеч. ред.)

Картина так и была названа: «Жрец». В 1996–1997 годах она висела в Болградской картинной галерее. Потом городу не повезло — автор подарил холст мне. При этом он сказал:

— Знаю, что у тебя её увидят существенно больше людей…

Интересно, что и Коростылёв, подобно цыганскому барону, не прочёл ни одной из моих книг и перед предложением позировать не разговаривал.

«Величать», «Жрец бога Солнца»?..

Уверен, Цыганский Барон не видел «Жреца». Интересна была бы его реакция: ведь полевые цыгане — последние среди нас солнцепоклонники…

Уже после «Жреца», но ещё прежде смерти Цыганского Барона, я начал писать роман «Понтий Пилат». Написал первую главу, а потом работу оставил почти на год.

Начало у «Понтия Пилата» вышло странное, даже для меня самого непонятное: наместник Пилат, перед тем как тайно выйти из Иродова дворца, переодевшись в купца-понтийца, в колоннаде дворца, столь напоминающей храмовую, проделывал странные манипуляции с Солнцем. Причём воспринимал себя как жреца, хотя и не понимал, что означают его действия.

И я тоже не понимал, чт`о пишу. И это прекрасно, потому что у писателей тогда что-то получается, когда они не ведают, что творят.

Не так ли и в этом случае?

Кем был Пилат между наместником и понтийцем-купцом? Жрецом бога Солнца? Или жрецом противоположного начала? Или — антижрецом? Смысл глубокий, но какой?

«Величать», «Жрец бога Солнца», Понтий Пилат в колоннаде Иродова дворца — почему всё это ко мне притягивается?.. Именно ко мне?

А замкнул круг древний бог Велес!

Слово-то «вели(е)чать» происходит от имени бога Велеса! Точно так же, как «лелеять» происходит от имени богини любви Лели. А «яриться», «разъяриться» — от имени бога войны и весны Ярилы.

Может быть, предложение «величать» у цыган «коммерческих» ровным счётом ничего не значит, но так ли у цыганского барона, прощающегося с жизнью и завещающего что-то детям и внукам?

Странно мы, люди, устроены.

Знатоки древней мифологии говорят — всё это в нас.

А психоаналитики соглашаются.

А что—«это»?

Вообще говоря, в истории Вселенной богов Солнца не один Велес. Есть, например, Дажьбог, сын Перуна и русалки, считающийся прародителем русских. «Прародитель русских» мог бы объяснить «Жреца» Коростылёва и, может быть, даже странные в колоннаде Иродова дворца действия Понтия Пилата, но с какой стати цыгану с самостийной Украины целовать руку русскому?

А вот бог Велес, меняющийся от воплощения к воплощению — о, это разговор особый! и интереснейший! — в первой своей инкарнации, пока он ещё был богом Солнца, — другой: он ещё и бог Любви и Истины!

«Что есть истина?» — Пилат этот вопрос задаёт через тысячелетия.

А вдруг и он, наместник Иудеи, всадник, миновавший должность прокуратора, тоже нашёл ответ — пусть даже в последний день перед смертью?

— Пушкина ругает на чём свет стоит и всё время кричит: «Куролесов, бис, бис!» — говорил гость, тревожно дёргаясь. Успокоившись, он сел, сказал — А впрочем, бог с ним, — и продолжал беседу с Иваном — Так из-за чего же вы попали сюда?

— Из-за Понтия Пилата, — хмуро глянув в пол, ответил Иван.

— Как?! — забыв осторожность, крикнул гость и сам себе зажал рот рукой, — потрясающее совпадение! Умоляю, умоляю, расскажите!..

…А в первой комнате — громадная комната, четырнадцать метров, — книги, книги и печка…

М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 13 («Явление героя»)

С некоторых пор я освободился от веры в случайность событий вообще — а тем более их совпадений. Зато начал наиболее странные совпадения «случайностей» подмечать — с особым почтением.

Вообще говоря, осмысление «совпадений» — кратчайший путь к тому сокровенному слою жизни, который открывается немногим, но ценность которого неизмерима и, собственно, составляет жизнь.

То, что такие два романа, как «Мастер и Маргарита» и «Понтий Пилат» (особенные хотя бы по одному только на Понтия Пилата взгляду), не могут не быть между собой связаны, — ясно заранее. Другое дело, что связь эта, как выясняется, намного более удивительна, чем даже можно предположить.

Для взгляда поверхностного сначала был «Мастер…», а уж потом…

Здесь, собственно, и начинают громоздиться совпадения — те самые, которые не случайны.

Пристегнулись?

Что ж, не обижайтесь!

Дом, в котором написан «Понтий Пилат» (в том смысле, что именно здесь появилась отправная сцена в колоннаде Иродова дворца, которая и определила все последующие):

— старинный, дореволюционной постройки;

— московский;

— с чертовщинкой.

Взять хотя бы то, что несколько десятков лет дома не было, хотя он и был. На планы Москвы дом вернулся только в 1994 году, до этого же во всех документах вместо него был обозначен газон, якобы разбитый после сноса дома.

Что касается чертовщины уголовного оттенка, то та дьявольщина, которая происходит внутри рассматриваемой квартиры, неподвластна даже прокуратуре: далее составления бумаг с прокуратурскими печатями дело который год не движется — впрочем, это тема отдельного разговора в соответствующем месте. «Герой» — работник ДЭЗа.

Но и у Булгакова жильё мастера — во власти жулика-застройщика!

— Вы знаете, что такое — застройщики? — спросил гость у Ивана и тут же пояснил — Это немногочисленная группа жуликов, которая каким-то образом уцелела в Москве…