Начал я писать чуть больше семи лет назад*.
* Сейчас — в 2002 г. — уже двенадцать. (А.М.)
И началось всё именно с коленопреклонения.
Прежде всего, я всерьёз задумался: раз каждый обращённый к Богу непременно получает от Него особенный дар, путь реализации которого Господь будет благословлять как-то особенно, то соответствует ли моя до сих пор деятельность этому дару? Иными словами, каков мой талант?
Я пытался изучить теорию вопроса о таланте (именно о таланте, а не просто даре), а именно методику его выявления по Библии, молился, но ответа не получал.
Естественно, я кинулся расспрашивать о «методике выявления» разве что не всякого, кто мне в то время в церкви казался хоть мало-мальски духовным человеком. Однако, к моему удивлению, выяснилось, что ни один из опрошенных ответа от Бога о своём предназначении не получал, да ответа, собственно, и не испрашивал — за руководство к действию принимая просьбу-распоряжение вышестоящего в церковной иерархии.
Впрочем, одну ценную мысль мне, действительно, подсказали. Я понял, что до сих пор я не получал ответа на молитву, видимо, потому, что не был готов принять любой ответ. Подсказка заключалась, собственно, в рассказе о некоем «стародавнем» (времён Хрущёва) пасторе общины то ли в Караганде, то ли где-то рядом, который составил список: по вертикали стояли фамилии членов общины, а против каждой был записан его дар (талант?). И, как мне рассказали, в одной графе стояло: дар писать письма.
Не знаю почему, но меня тогда нисколько не взволновала возможная обязанность ухаживать за парализованными (тем более, что в этом организованном столичной общиной служении я уже участвовал), быть книгоношей или что-нибудь вроде того, но всё время писать письма … Я тогда с ужасом думал: а вдруг? Всю жизнь?!..
Отметив свой ужас по поводу Божьего предельно благожелательного ответа, — а только Он лучше всего меня знает, и потому Его ответ для меня благо, — я понял, почему сам ответа до сих пор не получал!
Готовность к любому ответу и есть, очевидно, одно из основных условий получения его в молитве.
И хотя интонация просьбы в молитве мне мешала — у всеведущего ли самопожертвенного Бога что-либо выпрашивать?! — тем не менее я месяца через два обдумываний-приготовлений вновь преклонил колена…
Кстати, происходило это зимой в Заокском, в пустой учебной аудитории тогда ещё только-только покинутого отделочниками здания первого корпуса семинарии. Работал я тогда разные строительные работы, но в последний приезд по большей части отливал в подвале из цветного бетона подоконники для строившегося многоквартирного здания для преподавателей…
Отдохнув после работы, я в который уже раз преклонил колена.
— Тыдолжен писать, стать писателем, — был немедленный ответ.
Поистине, ответ был странен!
Если не сказать неприемлем (рассуждая по-человечески). Отец — геофизик и вулканолог, мать — петрограф, да и вообще вся родня со всех сторон — естественники, сектор наук о Земле, с гуманитарными науками ни у кого из них ничего общего. Так же и у меня филологических увлечений не было не только в школе, но и затем в вузе — разумеется, техническом. Более того, с филологией и литературой я всегда был, мягко выражаясь, не в ладах, вплоть до переэкзаменовки по русскому языку после девятого класса.
И через десять лет ничего не изменилось. Когда я принёс первый вариант своей диссертации научному руководителю (д. х. н. Перченко), он, прочитав её, вызвал меня в кабинет и долго так — с сожалением — рассматривал. Потом спросил:
— Ты русский?
— Русский, — удивился странному вопросу я. — А что такое?
Некоторое время он молчал, а потом с особыми интонациями произнёс:
— Твоя — говори, моя понимай — нету.
— Что-что? — изумление моё достигло последней степени.
— Так в Уссурийской тайге на русском изъяснялся охотник Дерсу Узала. Но он был то ли кореец, то ли японец, словом, русский язык для него — нечто чуждое. Но для тебя-то русский, казалось бы, родной клапан?!..
Кто бы мог подумать, что через полтора десятка лет даже неспециалисты будут отмечать особенную ясность стиля моих книг?
Итак, ко времени молитвы за мной не замечалось ни гуманитарных способностей, не было ни навыков, впитываемых из атмосферы семьи, ни профессионализма от образования, ни «волосатой руки» (поддержки высокопоставленной родни), что в литературе весьма важно, ни-че-го. Даже авторы, у которых есть всё вышеперечисленное, десятилетиями, а то и столетиями ждут опубликования своих книг, для большинства пишущих этот момент не настаёт никогда.
Словом, писать — по человеческому разумению — было для меня занятием явно бесперспективным.
Но ведь Отвечено: пиши.
Ну что ж, как говорится: если надо — значит, надо.
Я договорился с прорабом, что отливать цветного бетона подоконники я отныне буду только с утра и до обеда, одна из коек на чердачном этаже в комнате с круглым окном за мной сохраняется, — и сел писать.
И первая книга была о том, как я стал писателем. Вернее, действие происходит в разные эпохи, но написанное прежде всего о том, как из бетонщика стать писателем. Книга до сих пор в рукописи. Название: «Передайте привет Руфу». Ждёт, видимо, того часа, когда мои книги будут раскупать только благодаря имени и какой-нибудь издатель решится вложить в неё деньги, несмотря на странные идеи, в ней высказанные.
Время это, в особенности после публикации моей последней книги «КАТАРСИС: Подноготная любви» в одном из крупнейших российских издательств, приблизилось*.
* На момент написания этой статьи (1997 г.) вышел только «КАТАРСИС-1». (А.М.)
Чудеса и до выявления таланта, и после происходили всякие, но, повторюсь, каждый раз их предваряла молитва — непременно коленопреклонённая и с интонацией просьбы в голосе.
Вот в том-то и закавыка. Ведь если молитва необходима не Богу, а человеку — для осознания действительной потребности в просимом, — то нет необходимости непременно преклонять колена, наподобие нахрапистого пьяного попрошайки. Достаточно поразмышлять. А размышляется, как известно, лучше во время прогулки по парку или редколесью, когда шаг не быстрый и не медленный, а средний. Зачем же преклонение колен и просительная интонация? Разве ученики Христа стояли перед Иисусом на коленях, когда Он открывал им основополагающие закономерности жизни? Разве они у Него Познание выпрашивали?
Разумеется, можно предположить, что и преклонение, и интонация нужны не Богу-Сыну, но Отцу, Который Сам не догадывается, что нам нужно?
Это не так. Господь всеведущ, и Он знает не только о необходимых для созидания обстоятельствах, до которых человек в состоянии додуматься, но и о тех, до которых он додуматься не в силах.
Более того: Он прекрасно знает не только все мои подсознательные намерения, но и истинное к Нему подсознательное отношение — никакими искусными позами и наигранными извивами просительных интонаций Его не обмануть. А раз так, то Ему безразлично, преклонил ли я колена или нет, размышляю ли я в роще, где влажная земля не позволяет преклонить колена, или в каком другом месте, где всё к тому располагает.
Но, видимо, это всё-таки нужно.
Но кому?
Сомнения молиться мешали. Лучшее же разрешение от сомнений — осмысление причин и закономерностей.
Думается мне, что неподдельная молитва и проблема таланта — вещи взаимосвязанные. Такое ощущение, что обретение таланта — первая ступень на пути восхождения к Истине. Это очевидно: соединившийся с Богом становится созидателем, созидатель ищет самовыражения, он хочет созидать наиболее эффективным способом — этот путь и есть талант.
Это для невозрождённых кратчайший путь безразличен, потому они и довольствуются указаниями других людей. Молитва начинается в потребности созидания, а все прочие «молитвенные» просьбы о том, чтобы скорее пришёл троллейбус или чтобы повысили зарплату, — самообман так ничего в жизни и не понявших. Впрочем, что говорить о «здоровых», я обращаюсь к «больным».
