— Так, — встав перед ними кивает Игнат. — Настя, на тебе наш старый приятель. Мешок с него не снимать. Сергей, Анатолий, берёте молодняк и ведёте. Антонина Васильевна, вы в центре прикрываете нас. Андрей, Эдуард, вперёд. Игорь, Отто, держитесь ближе ко мне.
Все выстраиваются в указанный порядок. Солдаты проверяют оружие и странные приборы на поясах. Двое впереди подходят к сетке и кусачками вырезают проход.
И тут я, замечаю, что от каждой перекушенной проволоки по забору проходят волны боли и ярости. Трава у забора вянет и засыхает. Ужаса нагоняет то, что из перекушенной колючки льётся кровь. Ну и странностей только добавляется…
Машины… Те что стоят ближе к изгороди и уже хорошо так проржавели, сейчас рассыпаются. Новые мгновенно покрываются ржавчиной. Колёса с хлопками лопаются… В лесу начинается движение. Что-то огромное, сотрясая землю своими шагами тяжело дыша уходит в сторону.
— Спокойно, — улыбается Игнат. — Я здесь не впервые. Точно могу сказать — всё хорошо.
— Боюсь спросить что будет когда станет плохо? — поводя плечами спрашиваю. — Что здесь вообще было? Это.
— Это прилегающий к подземному бункеру полигон, — кивает Отто. — В конце сороковых, в этих местах советские учёные исследовали одарённых. То есть таких как мы. А вот это всё, последствия десятков тысяч смертей и неправильного использования арданиума. Хочешь жить, не отходи от нас.
— Может… Может на руки меня возьмёшь? — кое-как сглотнув бормочу. — Я не шучу. Страшно мне. Даже не так… Я в ужасе.
На руки меня никто не берёт, бойцы заканчивают с сеткой и идут в лес. Остальные не отстают… Для профилактики получаю в спину прикладом. Плюю в рожу поднявшему на меня руку солдату. Получаю в зубы и отхожу к Игнату.
Начинаем шествие. Вскоре выходим на широкую тропу, но движение никто не ускоряет, наоборот, все становятся осторожнее. Смотрят на бормочущую молитвы старуху и стараются держаться как можно ближе к ней. А вокруг…
Лес в неестественно ярком лунном свете выглядит ужасающе. Страшные корявые деревья на стволах которых можно различить ужасные человеческие лица. Причём лица эти живые. Глаза внимательно следят за нами. Губы растягиваются в злобных улыбках. Ветви двигаются, раскачиваются. Идти туда не хочется от слова совсем. Мне кажется, что это место не должно существовать. Оно как нарыв в котором собрано всё самое худшее. Отсюда хочется бежать…
Хоть сбежать хочется не только мне, но и всем, группа движется дальше. И дальше, словно дополняя эту картину находится техника. Огромные бульдозеры, проржавевшие и заросшие вьюнками. Вертолёт лежащий на боку, разорванный на две части. Танки словно кислотой растворённые, а после изуродованные кем-то огромным и невероятно сильным. Потому как вмятины на бортах, разорванные и отброшенные в стороны траки, согнутые стволы пушек, на это намекают.
Из земли возвышаются куски бетона с торчащей из них разорванной и скрученной арматурой.
— Жесть, — созерцая всё это выдыхаю. — Что за бойня здесь была?
— Попытка скрыть следы своих преступлений, — ухмыляется Отто. — Советы просто выжгли это место, разровняли бульдозерами и залили бетоном. Поставили воинскую часть, согнали технику и специалистов. Часть простояла неделю. Потом это место уничтожило всё. Остались только бункер и церковь. Но ты же слышал эту легенду?
— Это правда… Ух… Страшно. Игнат, я надеюсь ты знаешь куда тащишь нас?
— Естественно. А теперь заткнись, внимательнее смотри под ноги и слушай. Если думаешь что советы все из себя добродетели, то вот тебе доказательство того что это далеко не так. Здесь были замучены десятки тысяч. И ты…
— Как-то не убедительно. Зря стараешься.
— Кхем… Нда, мозги тебе знатно промыли. Ничего, поживёшь в нормальном обществе, среди нормальных людей, быстро в норму придёшь.
— Вы похитили меня…
— Не похитили, а спасли, — строго смотрит на меня Игнат. — Тебя ожидало… Твоя судьба уже решена. В лучшем случае тебе светила роль бычка производителя. Лечил бы видных людей и производил себе подобных. В худшем… Тебя бы разобрали в лаборатории. А там…
— А там это где? — улыбаясь спрашиваю.
— В Америке…
— Оу.
— Страна свободы, — разводит руками Игнат. — Получишь дом, нормальную работу. Свободу. Там ты всё будешь решать сам. А не как здесь, где за тебя уже всё решили. Там ты сможешь воплотить все свои мечты. А здесь… Здесь у тебя в кровати три агента КГБ. Грибочкина твоя, просто исследование проводит, её к тебе приставили. Четверо из шести — подставные. Там такого не будет. Пошли, через несколько часов, для тебя начнётся новая жизнь.
Идём дальше… В этот бред, откровенно не верю. Не верю настолько, что даже сомнения не закрадываются. Я знаю кто из моих в КГБ, а кто исследования проводит. А они не знают нихрена. Про Нестерову, про то что я говорю на немецком. Про запечатление. Это грёбаные шестёрки, к тому же тупые. А бешеная бабка, несмотря на то что поехавшая, меня вообще боится. И знает. В единственном глазу старухи, читается лютая ненависть ко мне.
Вопрос в том, откуда меня все знают? Я реинкарнация кого-то? Или… Пока не до размышлений.
Через пару километров пейзаж полностью меняется. Разбитой техники и бетонных обломков больше нет. Есть мёртвый лес, даже без намёка на траву, кусты и опавшие листья. Абсолютно голая пепельного цвета земля. Белые, с виду костяные деревья возвышаются и тихо скрипя покачиваются от чего кора трескается, а из трещин льётся кровь. Но самое страшное, что в лесу начинается движение. Голоса на грани слышимости, постукивания, болезненные стоны. Кто-то или что-то явно не рад незваным гостям и с радостью бы всех порвал, но к счастью, бормотание старухи держит неведомых существ на расстоянии и не даёт подойти ближе. Сама же старуха, как я понимаю, на пределе. Как собственно и вся группа. Страх нарастает, однако останавливаться никто не собирается, потому как все понимают что это место надо пройти как можно быстрее, иначе… Иначе случится что-то по-настоящему ужасное.
Ещё через километр тропа сворачивает в ложбину к небольшому ручью, идёт по берегу, а потом вверх. Лес теперь обычный лес. По крайней мере с виду так кажется. Деревья, кусты, трава. Но спокойней от этого не становится. В кустах, на деревьях, в глубине леса, в высокой траве кто-то есть. И это не глюки, и не разыгравшееся от страха воображение. Кусты ходят ходуном, из них доносятся голоса, в высокой траве кто-то ползает. По ветвям деревьев роняя вниз листья и куски коры кто-то прыгает. Все они ждут. Ожидают когда кто-нибудь сглупит, отойдёт или отстанет от группы.
Сама же группа… Все понимают что шаг вправо, шаг влево приведёт к смерти, поэтому встают плотнее и идут за двумя бойцами.
Подъём по руслу ручья приводит нас к небольшому родничку. Поток мутноватой, светящейся синим воды выбивается откуда-то из-под напоминающей стену скалы, и бодро бежит вниз. Идиллическая картина, которую портит давящее ощущение теперь уже настоящей угрозы. Не какой-то определённой, понятной, а как будто некто рассматривает нас, словно ползущих по полу тараканов. Равнодушно-брезгливо, даже не оценивая, а прикидывая, стоят ли они затрат усилий на своё уничтожение.
Это я чувствую и понимаю, от чего по-настоящему боюсь. Страх отдаётся горечью полыни на языке, жжёт нос запахом испорченных яблок, крови и сгоревшей плоти. Вызывает чудовищные спазмы желудка… Но вместе с этим я замечаю, что это не всё. Каким-то образом, пока не понятно каким, я понимаю что ужас только начинается и самые страшные обитатели этого леса только просыпаются.
