— Тебе грустно? — вздыхает сидящая на переднем пассажирском Лена.
— Мне страшно. Из-за своей глупости, я чуть дома не остался. А если бы остался… Почему я такой идиот?
— Но ты же не остался? — глянув на меня в зеркало улыбается Таня.
— Но тем не менее. Давайте помолчим.
Настроения нет. В голове какое-то крошево из мыслей. Страх того что могло случиться. Глупые размышления на тему: а если бы. Ну и Грибочкина сжимающая мою руку.
Да и пусть сжимает. Если сломает сама же потом и вылечит. Тем более здесь с этим проблем нет. Меня за короткое время, каким-то новым способом лечения из состояния отбивной до нормального восстановили. Или…
Вырывая руку из захвата Марии Андреевны, щурясь смотрю на неё и видя слёзы в её глазах, обнимаю.
— А ты больше не стесняешься? — улыбается Лена.
— Стесьняюсь, но как-то меньше. Как-то после того что случилось, всё с ног на голову перевернулось. Та жизнь… Она осталась там, за порталом. А здесь вы. И вы особенные.
— Чем? — спрашивают все трое сразу.
— Ну например, у вас… У каждой из вас… То есть у всех вас особенный запах. И вкус… Понимаете, с вами вкусно. Вкусно всё. Целоваться, обниматься, просто быть рядом и даже ссоры, они запоминаются. До этого, извините за подробности, ничего такого со мной не происходило. Ну встретились, ну вроде бы понравились, ну расстались. Никаких эмоций. А вы… Мне сложно описать, я не романтик и красиво говорить не умею. Да и, всё же дико это. Может потому что правила, а может потому что вас теперь шестеро. Да, Маша?
— С нами тебе будет хорошо, — неожиданно серьёзно заявляет Грибочкина. — Вот смотри, три серьёзных и взрослых женщины.
— Это ты серьёзная? Маш, не преувеличивай.
— Игорь, подожди. Мы три серьёзных взрослых женщины, позаботимся о тебе. Окружим заботой, теплом, вниманием и понимаем. Оля, Женька и Маша, не дадут заскучать. Они молодые и энергичные. Правда со мной есть проблема. Большая…
— Какая?
— Я не смогу родить, — всхлипывает Маша. — Не смогу. Но я буду нянчиться с нашими детьми. Я стану самой лучшей мамочкой. Не выгоняйте меня. Я понимаю, вы считаете меня старой ущербной дурой, но я… Я… Высадите меня где-нибудь на остановке.
— Спятила? — поворачивается к ней Лена. — Нихрена! Теперь ты с нами.
— Точно, — качает головой Таня. — Мы знаем что ты его любишь. И дело тут не в запечатлении. Мы это видим. Особенно когда ты командира части в нокаут отправила.
— А чего он права качать начал? Я же объяснила, семья мы. Нам вместе держаться надо. А он упёрся и ни в какую. Но с этим ладно. Спать я где буду? С вами или… Или с вами?
— А как сама хочешь? — глядя на неё спрашиваю.
— Ну… Мы, конечно, можем лечь отдельно. Вот только я приду к вам. Ага. Сто процентов. Ласки очень хочется. Пообниматься. Ну, а если что, то можно и более серьёзное устроить.
— Посмотрим…
— Правильно, — кивает Лена. — Посмотрим фильм ужасов. Еду я уже заказала.
— А пицца будет?
— А это что? — непонимающе смотрят на меня женщины.
— Ну, такое круглое, большое. Сверху соус, сыр, колбаса. Ты в тот раз заказывала.
— Большое круглое, с колбасой, сыром и соусом, называется открытый пирог по Ленинградски, — поясняет Таня. — Мне очень нравится, особенно когда сыра побольше. Надо две заказать. Лучше три. И всем по Московской булке. Это те огромные булочки, внутри которых котлета, сыр и салат.
Вот ведь черти… Притащили и обозвали по своему. Да ну и ладно. Почему я до сих пор этого не знаю? Видимо, потому что это не так важно. Пицца, как её не обзови, хоть фур-лялёй по Антарктически, пиццей и останется. Главное что вкусно. А здесь на самом деле вкусно.
****
Дома всё как по нотам, раздельный поход в душ, получение заказа и сбор в зале на диване. Лена в своей безразмерной футболке, Таня в ничего не прикрывающем халатике. Грибочкина почти в таком же, но поскольку её нижние полушария самые выдающиеся… Выдающиеся даже на фоне Тани, прикрывает её халатик ещё меньше. А то что видно… То что видно из-под халатика, вызывает у меня обильное слюноотделение. И я даже знаю что сделаю.
Садимся, запускаем какой-то фильм, вроде бы переосмысление Чёрной дыры. Смотрим… То есть пытаемся смотреть. Грибочкина себе места найти не может, потому как с одного бока у меня Лена, с другого Таня. И, кажется, пора.
— Маш, подай, пожалуйста, вон тот кусочек.
— Вот этот? — наклоняясь к столу спрашивает Грибочкина.
— Нет, чуть дальше, — глядя на её попу киваю.
Выдыхаю, понимаю что перестарался, смотрю на Лену и ожидаю… Истерики не случается, Лена часто кивая хмыкает и показывает мне большой палец.
— Кто-нибудь подвиньтесь! — отдав мне кусок пиццы возмущается Маша. — Я тоже хочу. Вы. У вас уже всё было. А мне?
— От скромности ты не помрёшь, — ворчит Лена. — Жди. В большой семье клювом не щёлкают.
— Ну пожалуйста-а-а-а, — тянет Маша. — Некрасова, давай по хорошему, а то за попу укушу. Укусить?
— Только попробуй.
— Сама напросилась.
Громко и слегка безумно хохоча, Маша прыгает на Лену, стаскивает её на пол и уложив на живот ловко скручивает. Садится на неё. Одной рукой держит её руки, второй задирает футболку. Шлёпает Лену по заднице, наклоняется и кусает.
— Интересно с ними, — прижимаясь ко мне улыбается Таня.
— Ага. Не то слово.
После второго укуса, Лена бесится, изворачивается, скидывает с себя Грибочкину. Обхватывает руками и ногами и кусает за ухо.
— Сдаюсь! — верещит Маша.
— Ага! — отталкивая её улыбается Лена, встаёт и упирает руки в бока.
— Ага, — схватив пальцами сосок Лены и поворачивая его шипит Маша. — Ну как? Нравится.
— Дура! — кричит Лена и хватает подругу за волосы.
Рывком валит на пол, садится на неё и начинает хлестать по заднице.
— Ещё, — выпячивая попу стонет Маша. — Сильнее!
— Долбанутая, — вскакивает Лена. — Вы видели?
Хихикнув, Маша прыгает на диван, прижимается к мне и обнимает. Говорит Лене что она прощёлкала, устраивается поудобнее.
Лену это не останавливает, она подходит, садится ко мне на колени и суёт прямо под нос Грибочкиной фигу.
Хватает со стола бокал вина, пьёт и начинает ехидно улыбаться: — Я здесь главная, поняла? Так что, не выпендривайся. Сиди спокойно, подруга.