Пара разбойников пыталась добежать до своих лошадей, но не преуспели и застыли неподвижными тушками около коновязи. Волонтеры вошли в раж и теперь палили из своих винтовок, как из пулеметов, вразнобой, заглушая вопли Ла Марша, пытающегося навести порядок. В ответ никто не стрелял. Тогда будя, хватит уже.

– Прекратить огонь, мать вашу!!! Глаз на задницу натяну! – заорал я дурным голосом и с удовлетворением заметил, что пальба почти сразу стихла.

– Что теперь? – полюбопытствовал Максимов, пристроившийся рядом со мной. Надо сказать, стрелял подполковник спокойно, тщательно прицеливаясь. Хотя кого там выцеливать – все, наверное, давно на полу валяются и боятся даже голову поднять.

Я ему не ответил и крикнул в сторону дома:

– Как там тебя… Джонсон? Сдавайтесь, мать вашу! Иначе подпалим ферму.

Через минуту мне ответил угрюмый голос:

– Джонсона нет уже. Здесь Уокер. Какие гарантии?

– А я откуда знаю, какие здесь наказания за разбой? – спросил я сам у себя. – Гарантии ему давай.

– Виселица, – любезно подсказал подполковник, – или пожизненная каторга.

– Весело. – Я начал было раздумывать, как половчее соврать супостатам, но не успел. В доме поднялся ор, бахнули несколько револьверных выстрелов, а потом гулко забухала картечница с другой стороны – видимо, Штайнмайеру надоело ждать, и он решил попробовать свой артефакт в деле… М‑да… налицо разброд и шатание. Ух… лихо бьет «металлолом» – щепки так и летят.

– Сдаемся!!! Сдаемся! Не стреляйте! – перекрикивая звуки выстрелов, истошно заорали в доме. – Нас пятеро! Еще трое раненых!

Без бардака опять не обошлось – учить волонтеров и учить, вернее – пороть нещадно, сволочей. На мои сигналы фонарем группа Шнитке никак не среагировала. Пришлось послать бойца передать приказ: прекратить крушить дом из картечницы; но там недолго думая по нему пальнули, засадив по касательной пулю в бедро. Тьфу ты, позорище какое.

Итог: восемь пленных, из которых трое раненые. Двадцать новеньких карабинов Маузера, около трех тысяч патронов к ним и куча разного короткоствола с колющим и режущим хламом. С Джонсона, главаря, я снял новенький пистолет Маузера – уже завтра меньше денег потрачу. Ну и лошадки, конечно, что не может не радовать, а то у меня до сих пор шестеро на пони ездят. Смех и грех.

Допросил супостатов и быстро выяснил – они про Стромберга ничего не знают, дела с ним вел только Андерсен. Что и требовалось доказать; теперь можно без опаски их передавать властям. Оные не преминули прибыть – десяток до зубов вооруженных агентов полиции и финансового департамента. Главный, старший агент Граббе – жизнерадостный огненно-рыжий здоровяк, быстренько разобравшись в ситуации, почтительно сообщил, что завтра в полдень меня ожидает аудиенция у самого начальника департамента, при этом, возможно, будет присутствовать сам президент Стейн… Растем на глазах, ептыть!

Внезапно Андерсен оказался нам не нужен – совсем не нужен. Толстяка и его товарищей пристрелил Стромберг. Методично и спокойно, как будто заполнял какой-то финансовый документ. После чего мы с ним попрощались… по-доброму, как старые товарищи. Может, и свидимся… Последним недоработанным следом банды Андерсена оказался некий чиновник из департамента торговых связей. Но с ним разберусь завтра… или послезавтра. Дел невпроворот – сегодня еще все не переделали. Одного из банды – молоденького паренька, попавшего туда по недомыслию, я не стал отдавать в лапы правосудия. С рассветом он отведет нас в логово Джонсона в Сухих Распадках. А там найдется чем поживиться… словом, не буду забегать вперед…

Встречу с таинственными «теми, кому небезразлична судьба Республики» я перенес на завтра – едва на ногах стою, нет сил мир спасать.

Только заявился в номер гостиницы, как там нарисовалась Луиза… да не одна…

– Это Мадлен, – кокетливо представила горничная свою точную копию. – Моя сестричка. – а потом охнула: – Ой-ой… мистер Игл. Вас надо срочно помыть.

– Ну так мойте.

А что я им скажу?

Надо же, совсэм одынаковые, даже сиськами.

А Лизавета?

А что Лизавета? Пусть выздоравливает.

Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Отель «Эксельсиор»

25 февраля 1900 года. 05:00

Сквозь сон я уловил какой-то шум в коридоре и нащупал под подушкой рукоять «веблея». Что за нахрен? Кому тут…

– Герр Игл, герр Игл… – донесся из‑за двери испуганный громкий шепот портье. – Тут к вам посетитель, я его не пускаю, но… но…

– Впускай… – Я прицелился в проем двери и твердо решил выбить мозги из первого же посетителя.

– Мистер Игл, я, право слово, извиняюсь… но дело не терпит отлагательства… – донесся до меня голос подполковника Максимова. – Прошу. – Он застыл на пороге, уставившись на две очаровательных попки шоколадного цвета. Луиза и Мадлен, намаявшись за ночь, продолжали дрыхнуть без задних ног. – Пардон…

– Да ладно, чего уж тут. – Я спустил курок с боевого взвода и отправил револьвер опять под подушку. – Что там у вас стряслось?

– Михаил Александрович… мистер Алекс… – Максимов сконфуженно отвернулся. – Я, право дело, не предполагал.

– Брысь… – Я шлепнул по ближайшей округлости. – Живо. Прикажите там соорудить завтрак на две персоны. И кофе побольше. Так что случилось?

Подполковник проводил взглядом девчонок, смущенно кашлянул и спокойно, но с явными возбужденными нотками сказал:

– Генерал Кронье ночью вышел из окружения!

– Так это просто замечательно. – Я сел и… вдруг до меня наконец дошло, что я натворил. Долбаный прогрессор! Хренов попаданец!!! Ты что же это учудил? Млять, да это… Сука, да ты же… Ф‑фух… надо начать с того, что я изменил поворотную точку этой войны. После пленения генерала в реальной истории для буров наступила кардинальная черная полоса, а вернее, начало конца. Мелкие тактические успехи здесь уже не в счет. Армия как таковая рухнула – коммандо очень многих дистриктов просто разбежались по домам, посчитав, что если бог допустил пленение их кумира, то воевать уже бесполезно. И без того подавляющее преимущество британцев в живой силе превратилось в просто громадное. Немногочисленным бурским генералам стало просто не с кем воевать. Единая организационная структура разрушилась. Боевой дух упал ниже плинтуса. А теперь? Писец…

Но не это главное. Я знал эту кампанию в мельчайших подробностях, вплоть до временны́х рамок стратегии всех сражений, и исходя из этого планировал просто задержать наступление. И что теперь? А вот теперь я ни хрена не знаю, события могут развернуться по совершенно другим сценариям… Моя отсебятина может вызвать цепную реакцию просто непредсказуемых последствий. Как их предугадывать? Как теперь планировать сопротивление? Млять, я ведь просто сундук КТОФа, а не, млять, гениальный стратег!

Все же было просто: заминировать все подходы к Блумфонтейну.

– Майкл, что-то не так? – обеспокоенно поинтересовался Максимов.

– Все нормально… – Я очнулся и наконец натянул на себя кальсоны. – Просто переоцениваю ситуацию. Сейчас я на минутку отлучусь, а чуть позже, за завтраком, вы мне все подробно расскажете…

– Конечно, конечно…

Холодная вода немного привела меня в чувство, и я уже спокойно выслушал подполковника. Все случилось точно по плану: лорд Робертс, получив сообщение о том, что к Пардебергу идет большой отряд, прекратил обстрел осажденных и отвел артиллерию на отдельные позиции для встречи подступавших буров, усилив их тремя пехотными полками и кавалерийским корпусом Френча. Буры, воспользовавшись прекращением обстрела, навели мостки через русло Моддера и, бросив весь свой обоз, прорвали поредевшее кольцо. Бурские генералы Бота и Фронеманн как раз стали лагерем и ждали утра, чтобы предпринять попытки деблокирования. И тут Кронье ударил изнутри. Генералы правильно сориентировались и ударили навстречу. В жуткой неразберихе Кронье все же соединился с Ботой. Потери обеих сторон просто зашкаливали: не знаю, насколько это правда, но по некоторым сведениям, от британских полков прикрытия едва осталась пара неполных рот. Френч с кавалерией, пытаясь контратаковать, попал под огонь своей же артиллерии, которую в дальнейшем бритты сами привели в негодность, опасаясь, что она попадет в руки буров. Кронье потерял около пятисот человек убитыми, очень много раненых осталось на поле боя, но несмотря на это, все же буры одержали серьезную победу.