Поглощая мили, наш воздушный корабль беззвучно несся над землей. Мы говорили, говорили и никак не могли остановиться. Я очень много нового узнал о своей жене, заодно выяснив причину такой ненависти к британцам. Оказывается, дедушка, практически воспитавший Пенни, потерял всю свою семью во время англо-датской войны. И позаботился, чтобы внучка с младенческого возраста возненавидела англов. Да и ее родители по той же причине не пылали особой любовью к островитянам.

Я же, в свою очередь рассказывая о себе, умудрился отделаться общими фразами о прошлом, более-менее подробно рассказав только о своей настоящей жизни. И очень жалел, что не могу рассказать правду.

А потом, закутавшись в толстые пледы, мы пили шампанское и молча смотрели на фантастический закат, заревом разлившийся над темными силуэтами Драконовых гор.

И нам было удивительно хорошо друг с другом. Даже без слов.

Южная Африка. Наталь. Окрестности реки Тугела

25 июня 1900 года. 07:00

Ночную вахту отстоял сам, после полуночи отправив Пенни спать. Благополучно отстоял. В том смысле, что мы не сверзились на землю и продолжали находиться в воздухе на высоте около полумили. А в остальном… А в остальном я положительных моментов не нахожу. Совсем.

Всю ночь нас тащило черт знает куда. Между прочим – с довольно приличной скоростью. В два ночи сошел с ума компас, затем несколько раз менялся ветер, в завершение землю затянуло дымкой, а небо – облаками, по совокупности напрочь лишив возможности ориентироваться. В итоге к семи утра у меня полностью исчезло представление о том, где мы сейчас находимся. Зараза!

– А что это он? – Пенни зябко поежилась, закуталась в пончо и постучала ноготком по компасу.

– Магнитные бури или аномалия какая… – Я набулькал в стакан виски и отпил глоток. – В общем-то ничего страшного. Сейчас солнце взойдет, и можно будет определиться на местности. Питермариецбург мы пролетели точно, значит, находимся где-то около Колензо. Или Эсткорта. Или Ледисмита… или…

– Ты рядом, – Пенни прижалась ко мне, – и мне все равно, где мы… – Она отстранилась, уперлась руками в бортик корзины, выпятила попку и, повернув голову ко мне, лукаво улыбнулась: – Милый, насколько я понимаю, у нас начался медовый месяц? Нет?

– Угу… – Все ненужные мысли сразу улетели из головы. – Медовый… И ты медовая…

Знаете, заниматься любовью, дрожа от холода в утлой корзине на высоте километра, – это чертовски экзотично! Но восхитительно. Решено: заведу себе дома монгольфьер. Для любовных утех.

– Ух ты! – вдруг восхищенно ахнула Пенни, не отводя глаз от грандиозной панорамы Большого Уступа. – Красиво-о-о!!! Ну же… не останавливайся!

– Не останавливаюсь… – Я дотянулся до планшета, раскрыл его и взглянул на карту. – Что у нас тут?..

– Это же хребет Монт-о-Сурс! – Пенни показала рукой на теряющуюся в облаках гряду острых гор, похожих на зубы дракона. – Колензо мы уже пролетели, Ледисмит остался в той стороне. А мы над Тугелой. Вот, видишь? Ой-ой… да, да… вот так хорошо…

Внизу, местами полностью утопая в зелени и петляя среди холмов, протекала река, похожая с высоты на серебристую змейку, зачем-то изогнувшуюся почти правильным зигзагом.

– Вижу. – Я прикинул расстояние по карте. – Это получается, нас за ночь протянуло где-то на миль семьдесят-восемьдесят. Если так пойдет, мы завтра к вечеру окажемся в Блумфонтейне.

– Вот! – Пенелопа гордо хмыкнула. – А ты ругался! Видишь, как хорошо я придумала. В будущем только на воздушных шарах будут летать. Быстро и удобно. Ну же, милый… Не отвлекайся….

– Будут, будут, – я отбросил планшетку, и опять взялся за талию Пенни, – и не только на них.

На некоторое время мы опять выпали из действительности, а когда пришли в себя, громадный, ужасный в своей величественности амфитеатр Дракенсберга уже закрыл собой всю видимость.

Ветер усилился, стал беспорядочно бросать шар в разные стороны и неожиданно потащил его прямо на горы.

– Мама… – Пенелопа как завороженная уставилась на острые скалы.

– Сидеть! – Я силой усадил ее на скамейку, пристегнул, а сам нажал ручку подачи смеси.

Шар стал набирать высоту, но какими-то судорожными мелкими рывками, будто удерживаемый чьей-то гигантской рукой.

– Все будет хорошо, милая! – проорал я Пенни, перекрикивая рев ветра в оснастке.

Но сам в этом был не особо уверен – нас быстро затягивало в заполненный облаками водяной пыли громадный каньон, В котором с множества уступов падал гигантский водопад, разбиваясь внизу об острые скалы.

«Водопад Тугела… – в голове неожиданно стали всплывать обрывочные сведения из туристической памятки, еще той, из моей первой жизни, – второй по высоте водопад планеты. Представляет собой пять каскадов, высота наибольшего составляет четыреста одиннадцать метров… Сука! Ведь угробимся…»

Шар постепенно уходил вверх, но очень медленно, явно недостаточно, чтобы вовремя подняться выше края амфитеатра.

– Давай, давай, мать твою! – Толком не соображая что делать, я до предела выкрутил вентиль подачи водорода в верхнюю сферу. – Ну же, сука долбаная!!!

Шар дернулся, рывком приподнялся, внезапно вильнул в сторону и, пронесшись сотню метров вдоль отвесной стенки, словно в невесомости замер над небольшим плато, закрытым от водопада одним из кряжей.

Меня будто под зад пнули.

– Трави! – сунул я шнур спуска горячего воздуха в руки Пенни, сбросил якорь, потом второй, съехал по тросу и, подхватив массивную «кошку», закинул ее в развилку толстой кряжистой акации. А затем, пробежав несколько метров, закрепил следующий якорь, уже за другое дерево.

И грохнулся на колени, как-то мгновенно лишившись сил. Дождался, пока голова прекратит кружиться, поднял взгляд и не поверил своим глазам – шар неподвижно застыл в паре метров над землей. Судя по неподвижности веток деревьев и травы, здесь царил полный штиль.

– Пенни…

В ответ не последовало ни звука.

– Милая, сбрось лестницу…

И в этот раз не услышав голоса жены, я в приступе паники уцепился за якорный трос и в мгновение ока взобрался обратно.

– Пенни… – и осекся.

Пенелопа забилась в угол и, сжавшись в комочек, смотрела мимо меня невидящим взглядом.

– Любовь моя, – я быстро погасил горелку, а потом осторожно расстегнул на Пенни привязной ремень, – все уже закончилось.

– Что… – шевеля побелевшими губами, почти беззвучно прошептала Пенелопа. – Что это было?..

– Точно не знаю. Возможно, в этом каньоне область пониженного давления или какие-нибудь возмущения воздушных потоков. Наверняка что-то подобное, потому что шар сюда затянуло словно пылесосом, – ляпнул я первое, что пришло в голову.

На самом деле мне сейчас было плевать, каким образом мы оказались на плато. Не услышав голос жены, я перепугался едва не до смерти, а когда увидел ее целой и невредимой, чуть не получил инфаркт – уже от радости. Да-да, тот самый суровый и ужасный Майкл Игл, он же Капитан Железный Хрен, а заодно враг Британской империи номер один, вот прямо сейчас готов прыгать от радости, как какой-нибудь сопливый мальчишка.

– Ч-чем? – стуча зубами переспросила Пенни. – Пы-ле-со-сом?

– Эта такая машина. Потом объясню. – Я выхватил бутылку виски из ящика, зубами вырвал пробку и поднес горлышко к губам жены. – Ну! Большой глоток! Во-от. Стоп-стоп, а этот уже лишний…

– И ничего не лишний! – возмущенно пискнула порозовевшая Пенни. – И вообще, я ни капельки не испугалась. Разве что совсем чуть-чуть… – Она попыталась приподняться, но покачнулась и шлепнулась назад. – Ой… что-то голова кружится…

– Это скоро пройдет. – Я протянул ей руку. – А вот я действительно испугался.

– Не говори глупостей! – Пенни встала и ткнула меня пальчиком в грудь. – Ты не можешь перепугаться, потому что бесстрашный герой… – и добавила слегка заплетающимся языком: – Мой бесстрашный герой. Ну и… где это мы?

Я оглянулся. Плато, а скорее даже уступ на склоне, метров сто пятьдесят в длину и около сорока в ширину. Рощица акаций, трава почти по пояс, несколько ручейков петляют среди беспорядочно наваленных обломков скал, водопада отсюда не видно, но слышно. Большего пока сказать не могу. И высоко, мать его…