Арчи быстро просмотрел листы и ахнул.

— Матерь божья! Да это прямо бомба!

— Мне надо, чтобы до конца недели интервью попало на главные полосы всех ведущих газет. И не подставься. А это… — я положил на стол солидную пачку немецких марок. — На обеспечение.

— Сделаю! — уверенно пообещал корреспондент, аккуратно прибрав деньги в карман. — Не сомневайся Мишель.

— Не сомневаюсь.

Я действительно не сомневался. Как бы это странно не звучало, в наше время свобода слова совсем не пустое место. Газетчики вцепятся в эту сенсацию, как волчья стая и мигом разнесут по миру. И далеко не всем смогут закрыть ротик, даже если сильно постараются.

Конфуз, однако, господа островные обезьяны, конфуз. Отмоетесь нескоро. И уж точно надолго забудете о провокациях.

Уже светало, так что затягивать с эксфильтрацией не стоило. Мы погрузили вещи в шлюпку и переправились на другой берег озера, где нас уже ждал экипаж. А еще через несколько часов благополучно прибыли в маленькое шале в горах.

Ну что могу сказать…

Да, все получилось грязно и коряво. Засветился я где только мог и как только мог. Впрочем, как всегда. Но своего тоже добился: остался в живых, сорвал провокацию и здорово подгадил его величеству, мать его так. Теперь осталось встретится с Рузвельтом и домой.

А Уинни…

Уинстона я убью.

Еще до того, как вернусь в Африку.

Швейцарская Ривьера. Женевское озеро. Монтре.

27 июня 1903 года. 09:00

Очередным прибежищем нам стало маленькое шале высоко в горах, почти на границе с Францией. Двухэтажное, сложенное из дикого камня и крытое замшелой черепицей, совсем небольшое, очень уютное и оснащенное всем необходимым для жизни. Даже водопровод есть, отведенный из ручья, каминная зала, ванная комната, оружейная и конюшня с лошадками для конных прогулок. Виды — шикарные — открывается панорама всего Женевского озера и сам Монтре. Дичина прямо под окнами бегает — в общем, жить можно. Стоп…

Из зарослей дикого шиповника неожиданно высунулась кабанья башка. А если точнее, рыло молодого кабанчика, скорее всего, прошлогоднего помета, с еще маленькими клыками.

К счастью, меня он не чуял, я стоял от него в нескольких десятков шагах, с подветренной стороны.

Зверюга подозрительно покосилась по сторонам, и принялась спокойно пастись, подрывая рылом землю и аппетитно чавкая.

Я немного полюбовался зверем, а потом плавно вскинул карабин Маузера, который нашелся в арсенале пансиона.

Пенек прицела походил по туше и устроился прямо на лопатке зверя.

Стеганул резкий выстрел — в то же мгновение раздался тупой звук удара пули.

Кабан взвизгнул, рванул с места в прыжке, но уже через десяток метров сунулся рылом в землю и повалился на бок.

Я прислушался — к счастью шума остального стада не было слышно — скорее всего, пятачок отбился от сородичей или просто решил погулять в одиночестве.

Добивать не понадобилось — к тому времени, как я к нему подошел, все уже было закончено. Через несколько минут поросенок уже висел на сучке с перерезанным гордом, для того, чтобы стекла кровь, а я отхлебнул пару глотков из фляги и присел на замшелый валун перекурить.

Так, о чем это я?

Арцыбашев сдал нас с рук на руки молодому улыбчивому парню, представившемуся Пьером, смотрителем пансиона. Говорит он исключительно на французском языке, а живет в маленьком домике рядом с шале. Ведет себя очень услужливо и почти не показывается на глаза, но каждый день на журнальном столике регулярно появляется свежая пресса, а на леднике свежее молоко, сметана и творог. Хлеб печет тоже он, причем великолепный. Словом, замечательный управляющий.

В Пьере ничего не выдает офицера, однако, я абсолютно уверен, что он русский и имеет непосредственное отношение к тому же ведомству, что и Арцыбашев. Просто не может не иметь. Ну кто ж меня без надзора оставит.

А вот сам Александр Александрович, после того как доставил нас в пансион, сердечно попрощался, уехал обратно в город и больше не вернулся. И очень вероятно, что больше никогда не вернется. Все просто: скорее всего, он подал подробный рапорт о случившемся, после чего последовали оргвыводы по его персоне, суровость которых, целиком и полностью, теперь зависит от начальства.

Не доложить начальству он тоже не мог — это его служебный долг и грош цена подполковнику, как офицеру Генерального штаба, если бы он скрыл случившееся. В общем, учитывая то, что Британия на данный момент стратегический союзник России, а также подавляющее англофильство начальствующего состава русской армии, вплоть до самого царя-батюшки — судьба Александра Александровича весьма незавидна. В лучшем случае изгнание из корпуса Генерального штаба и ссылка в заштатный гарнизон, а в худшем… В худшем — разжалование и суд. Увы, армия зиждется на абсолютности приказа, ни больше, ни меньше, а Арцыбашев его нарушил, причем в особо извращенной форме. Я бы сам не помиловал своего, буде он учудил бы подобное. Хотя, в жизни всякое случается, так что будем надеется на лучшее.

Настаивать на своем предложение о переезде на службу в Южную Африку, я тоже не стал. Увы, ни один из действующих кадровых офицеров русской армии, оказывающих нам помощь на тех или иных основаниях, на такие предложения не согласился и после последней компании все убыли домой. Исключение составил лишь только один человек — морской лейтенант-инженер Зеленцов, но его случай особенный. Как-нибудь расскажу на досуге.

— Ладно… — я докурил пахитосу и принялся за кабана. — Так… килограмм сорок-сорок пять нажрал — значит целым тащить будет трудно. Ну что, Пятачок, будем расчленятся?

Следующий час я посвятил не особо приятному, но полезному занятию. Освежевал тушу, потом разделал на составляющие и сложив в шкуру, увязал ее бечевкой в более-менее компактный узел. После чего привязал его к короткому дрыну и потащил в пансион на плече.

Пьер копался в небольшом огородике, увидев меня он приветливо помахал рукой и поспешил навстречу.

— Поздравляю, месье Альберт! Вам помочь?

— Спасибо, я сам.

— Как вам будет угодно. Приготовить что-нибудь на ужин из вашей добычи?

— Справлюсь сам… — так же вежливо отказался я. Парень готовит просто великолепно, но сегодня мне захотелось самому что-нибудь состряпать. Для души. Чего я не делал, уже как минимум года два. Дела, мать их за ногу. Гребанные дела.

— Как вам будет угодно, — еще раз улыбнулся управляющий. — Мадам Кох на веранде, я буду здесь. Если что потребуется — позовите… — и уже уходя, добавил. — Свежие газеты в каминной комнате.

Я посидел немного на лавке у ручья, после чего отнес мясо на ледник в подвал, оставив себе только заднюю ляжку и направился на кухню.

Сначала слегка осмолил ее, убрав приставший ворс, вымыл, а потом принялся убирать с мяса пленки и сухожилия. С дичиной мороки всегда много, но результат стоит того.

Почуяв легкий запах духов рядом, коротко приказал:

— Коровье масло, чеснок, розмарин, кориандр, майоран и черный перец.

Клео немедленно все принесла и застыла рядом с опущенной головой.

— Опять ревела?

Девушка молча помотала головой.

— Не ври, глаза припухшие и красные. Ладно… — я ополоснул руки и достал из портсигара пахитосу. — Теперь слушай меня. Ты ни в чем не виновата.

— Виновата… — зло бросила Клео. — Еще и как виновата.

— Еще раз перебьешь меня — действительно станешь виноватой. На самом деле, виноват только я — так как допустил к операции неподготовленного человека. Ты отважна, находчива, великолепно стреляешь и владеешь своей спицей или как там ее, но этого мало… — я сделал короткую паузу и повторил, делая упор на каждом слове. — Ты, все равно, не готова. — И сразу смиловался, дабы поддержать девчонку. — Но, если сама захочешь, из тебя когда-нибудь, что-нибудь, да получится.

— Что-нибудь, когда-нибудь? — в глазах Клеопатры блеснули смешинки.

— Именно так.