— Их лучше не отвлекать, Артур. — Как и ожидалось, Лина в меня не поверила, и поспешила перехватить на полпути, до того, как я бы влез в деловые переговоры.

— Честно? Я и не собирался. Просто решил проверить, считаешь ли ты меня благоразумным человеком, или те слова про шута были абсолютно искренними… — Девочка насупилась и едва удержалась от того, чтобы стукнуть меня кулачком. Ну да, тут вам не там — помашешь руками, и вот нас уже заочно обвенчали.

— Раз уж ты заговорил о шутах… — Цесаревна придирчиво оглядела моё одеяние, и как бы мимолётом коснулась ткани. — Ты зачем хороший костюм испортил? Это же работа Бауэра?..

— Его самого. И не испортил, а избавил от деталей, которым не положено быть на одежде простолюдина. — Поправляю девушку, мягко беря её под локоток и отводя в сторону от, по сути, дорожки, ведущей ото входа в центр зала, ибо занимать её дольше необходимого считалось дурным тоном. И цесаревна это поняла, самую малость заалев. — Почему даже тут сдерживаешься?

В мановение ока Лина «расправила» разум, бросив на меня недовольный взгляд. При этом в эмоциях она не смогла скрыть слабенькую, задушенную её собственными руками благодарность.

— Иногда забываюсь, спасибо. Слышала, что на месте твоего разлома случилась мясорубка?

— Такое бывает, если во главе миссии ставить чрезмерно амбициозного и импульсивного человека. Он не мог не понимать, что первое использование экспериментальной установки может повлечь за собой и не такое. — Даже я, что б их тут, до последнего боялся лишний раз коснуться чего-то не слишком понятного! Опасался, видишь ли, спровоцировать катаклизм! А тут учёные умы с кучей степеней и красивых титулов просто берут и творят дичь, ставя под удар жизни доверившихся им солдат. — Я решительно не понимаю, для чего нужно было экспериментировать с разломом таких размеров, и именно тогда, когда он и так терял стабильность.

Цесаревна пожала плечами, среди массы предложенных служанкой напитков выбрав яблочный пунш.

— Установку начали разрабатывать почти тридцать лет назад, и занимался этим ещё отец профессора Воробьёва. То, что сделал его сын, конечно, неприемлемо, но я понимаю его мотивы.

— Его хотя бы накажут?

— Отправят трудиться под начало другого, более адекватного специалиста, работающего в той же области, скорее всего. Казнить или отлучать от науки такого человека было бы слишком расточительно. — Печальный, хоть и ожидаемый итог. — Но давай не будем о грустном, ладно?

Как будто в наших обстоятельствах есть хоть что-то весёлое…

— Если брать темы повеселее, то у разлома я пересёкся со знакомой по академии, девушкой, которая меня, собственно, и нашла. Благо, маска и костюм сделали свою работу, а я особо не выделялся, чтобы у неё появились основания пытаться рассмотреть во мне кого-то знакомого. — Звукоизоляцию я нам уже обеспечил, и потому не опасался донести что-то до не тех ушей. Как известно, в вакууме звуки не распространяются, а с воздухом я управлялся диво как хорошо и незаметно. Даже Пси — и той практически не следил, так, на уровне погрешности. — Но сам факт… Владимир об этом, случайно, не знал?

— Я свечку не держала… — Мою «защиту от прослушивания» пересёк сам упомянутый всуе цесаревич, разбавивший нашу не особо разговорчивую компанию. — Да вот, у него и спроси.

— Спроси что? — Поинтересовался Владимир Романов, первым делом убедившийся в том, что я его сестру не обижаю и вообще веду себя цивильно. М-да, тут уже не синдром старшего брата, а синдромище.

— Да вот, говорил о том, не специально ли ты меня отправил именно туда, где, во-первых, испытывали экспериментальные научные приблуды, а во-вторых присутствовала Белёвская, перед которой мне было крайне нежелательно светиться. Я из-за этого даже разговоры разговаривать опасался, так, наблюдал со стороны, да и только…

Да, я нагло врал, но неистовое желание проверить цесаревича на совестливость оказалось сильнее меня.

— Анастасия-то там откуда? — Вскинул брови парень, тут же нахмурившись. — Что-то я не припомню…

— Не та Белёвская. — Я покачал головой. — Хельга. Она первой меня подобрала в городе, когда я сразу после пробуждения делал кассу общепитам и столовым всего района…

— Как это? — Неожиданно заинтересовалась Лина. — Только не говори мне, что ты в первый же день освоил проецирование!

— Во-первых, не освоил, а воспользовался. — Начал я менторским тоном. — Во-вторых, не в первый день, а в первый час! И это было не столько проецирование, сколько принудительная кормёжка моими желаниями всех причастных и непричастных.

— Дали варвару дубину… — Пробурчала девушка с лёгким оттенком зависти.

Владимир только покивал с подозрительной ухмылкой. Ему-то я об этом уже рассказывал.

— Между прочим, это был не худший вариант. Мало ли, о чём бы я мог тогда думать… — Несмотря на задорное начало, продолжать я не стал. Во-первых, сам передумал, а во-вторых цесаревич так на меня посмотрел, что аж страшно стало. — Сейчас я, чисто теоретически, могу накрыть весь город. Но и сам буду светиться как та люстра…

Произведение хрустального искусства нависало над гостями всей своей многокилограммовой громадой, пробуждая надежду на то, что в её случае при установке озаботились качественным крепежом.

— Мы уже поняли, что ты весь из себя сверхпсион. Давайте лучше к делам нашим скорбным, а?..

И мы действительно перешли к краткому обсуждению дел: с кем нужно встретиться, о чём и зачем поговорить, чего и как добиться. Иными словами, мне выдавали ц/у на вечер, которым я намеревался следовать хотя бы в общих чертах.

Ну и свои планы реализовать, куда ж без этого…

— Основной своей задачей на ближайшее время я вижу учёбу, господин Елецкий, а никак не наращивание личного капитала. Потому вынужден вам отказать: времени, к сожалению, на всё просто не хватает. — Сказать, что неблизкий, но всё же родственник рода Романовых внешне расстроился — значит не сказать ничего. Держать лицо, да и лицедействовать тоже, он умел прекрасно. Лучше, чем кто-либо из тех, с кем мне пока довелось поговорить. Он не переигрывал и хорошо подмечал, на что обращает внимание собеседник, дабы обернуть чужую внимательность себе не пользу. От телепатов у него тоже была припасена защита, для меня, впрочем, переставшая быть преградой.

Всё, что не «пустота» Синицына и Марины подле цесаревны, для меня ни разу не препятствие.

— Жаль, очень жаль. Вы и сейчас, и в дальнейшем могли бы ко всеобщей выгоде поспособствовать укреплению имени нашего холдинга на международном рынке. Ваше имя и способности улучшили бы наше положение…

— Не в последнюю очередь, господин Елецкий, мы смогли встретиться здесь как раз по причине, из-за которой моё участие в работе ваших кампаний привело бы к очень нежелательным последствиям. — Я дождался, пока парень нахмурится, а как бы случайно оказавшиеся поблизости дворяне прислушаются. Да, я действительно хотел одним выстрелом покончить с этим «зайцем» раз и навсегда, чтобы в ближайшие месяцы точно не возвращаться к этому вопросу. — Сейчас я — это мишень для противников Трона. И я уверен в том, что всё, с чем я буду связан, попадёт под удар. Может, нанесут его не пулями и псионикой, но вам вряд ли понравится делить со мной последствия.

Думал Елецкий, истинный наследник своего отца и присущих ему около-либеральных движений, недолго.

— Это… имеет смысл, господин Геслер. Не то, чтобы я не хотел протянуть вам руку помощи, но так можно случайно помешать государственным структурам. Они ведь озаботились вашей защитой?..

— Бесспорно. — Я кивнул, отметив, что здесь и сейчас парнишку волновало то, что он оказался со мной в одном зале на границе центральных и срединных районов Москвы. — Не уверен, что даже самого Императора на прогулках охраняют так же, как сейчас этот дворец. Ни вам, ни другим гостям нечего опасаться.

Кроме какой-нибудь ядрёной бомбы компактных размеров, которая может оказаться в подвалах дворца по той же случайности, по которой спецы-самоубийцы оказались в Москве, сменив цель с псиона шестого ранга на такого скромного меня.