И вновь он не дал ей договорить, сказав нечто, заставившее брови девушки поползти вверх. Естественно, хозяин Трона уже понял, кто вышел на связь, но вот предсказывать, что именно им было сказано, не брался. И в голову Лины тоже не лез, опасаясь навредить медленно восстанавливающемуся разуму.

Благо, — а благо ли? — уже в следующее мгновение протяжный гудок, изданный динамиком, оповестил всех присутствующих о завершении разговора

— Отец. — Цесаревна поджала губы. — Звонил Артур. И он сказал, что вернётся через несколько дней. А пока ему нужно время, чтобы подумать… и что-то доделать.

«Значит, всё-таки будет сам выбивать остатки культистов по всему миру? Или он и правда решил отдохнуть? Ранен, но не хочет показываться нам, считая себя уязвимым? Последний вариант особенно плох, ведь это прямое свидетельство его к нам недоверия…». — Даже доли мгновения не прошло, а в голове Императора уже выстроилось просто немыслимое число самых разных вариантов. — «Хотя я бы поступил аналогичным образом. Доверять только самому себе, ибо все остальные — люди едва знакомые. Плохо, но варианты найдутся. Нужно озадачиться подготовкой всего того, что он может запросить по возвращении. Или потребовать…».

— Превосходно. — Тайный совет такой реакции хоть и удивился, но виду не подал. Впрочем, Император и так видел все эмоции своих ближайших товарищей, разделивших с ним нелёгкую долю управления гегемонией. — Пусть хуже, чем нам хотелось бы, но точно лучше, чем могло бы быть. И в связи с этим обстоятельством я считаю необходимым обговорить несколько моментов касательно ваших взаимоотношений с Артуром. Как только представится возможность, вы должны лично с ним познакомиться. Вопросы?..

Вопросов, конечно же, ни у кого не возникло.

Не после той демонстрации, что невольно устроил Артур Геслер, чуть менее, чем за шесть часов перевернувший с ног на голову все внешние и внутренние политические расклады. И пока ещё сложно было сказать, чем именно всё это аукнется Российской Империи: величайшим благом в истории, или же неминуемым крахом…

Солнце, море, белый песок — и не единого человека в радиусе нескольких сотен километров. Я специально выбрал такой остров, рядом с которым «в моменте» не было ни кораблей, ни лодок, ни самолётов. И не прогадал, ведь даже по пробуждении, — а проспал я заметно больше суток, — поблизости всё ещё никого не было. Так, на границе пары сотен километров болтался круизный лайнер, а вдвое дальше летел по своим делам гражданский самолёт, но сюда, вроде бы, никто из них заглядывать не собирался.

Да и не наблюдал я признаков цивилизации, что в моём случае было несомненным плюсом. Где ещё я мог бы спокойно подлечиться и в деталях осмыслить механизм аккумулирования, усиления, ослабления и самопроецирования эмоций? Только там, где изначально не было никого сколь-нибудь разумного, мартышки да дельфины не в счёт. Эмоциональный вакуум ощущался очень странно и необычно, но, стоит сказать, привык я к нему быстро, почти моментально. Думалось легко, отвлекаться было не на что, а позывы разума и тела сортировать получалось просто по щелчку пальцев. Купаясь в тёплой водичке, — предварительно очистив округу от медуз и недружелюбно настроенных рыб, в телах которых я разглядел инструменты доставки отравы вовне, — я вполне себе получал удовольствие, но… по-другому, не так, как обычно.

Не существовало больше неясностей в отношении того, отчего вдруг я чего-то захотел. Купание — потребность разума заполнить нишу неизведанного, — на море я не бывал вовсе, — а непреодолимое желание снять рубашку и подставиться солнечным лучам — это необходимость для правильного функционирования организма. Дышал, моргал, балансировал и шевелился я тоже вполне себе осознанно. Не так, что б контролировать абсолютно всё, но так, чтобы отчётливо понимать смысл и механизм всех этих подсознательных для обычного человека действий.

Всё было просто и понятно настолько, насколько вообще могло быть.

Всё, кроме псионики, сложные аспекты которой походя осмыслению как не поддавались раньше, так не поддавались и сейчас. Пространство, разум и единая псионика — вот элементы одной головоломки, которую я упрямо пытался разгадать. С разумом было проще всего: обильный опыт изучения чужих мозгов, — и экспериментов с ними, не стану скрывать, — открыл передо мной достаточно много интересных фактов, образовавших подробную, претендующую на звание истины в последней инстанции картину, подтверждающую теорию эволюции людей в сторону становления энергетической формой жизни, которой мясной мешок нужен постольку-поскольку. Механизмы, связывающие мозг и энергетическую часть разума, в моём случае часть основную, наконец-то стали более-менее понятны, а процесс отказа от собственно мозга — задачей, имеющей подробное теоретическое решение.

Правда, на себе и сходу я это проворачивать без нужды не буду, а возникновение такой нужды маловероятно. Как-никак, для этого нужно привести мою бренную тушку в непригодное для восстановления состояние, что, как показала практика, задача нетривиальная. В ядерном огне я не мру, от радиации закрываюсь… отравление под вопросом, но и тут, вроде как, механизмы страховки я выработал. Проверка еды и питья на предмет неучтённых добавок — лёгкая, хоть и муторная задача. Фильтрация воздуха вокруг тоже стала для меня нормой: ни вдохнуть какую дрянь, ни к коже её пропустить не получится, разве что с псионом шестого ранга, вооружённым баллончиком с химикатами, повстречаюсь. Такой мастодонт может и извернуться… как-нибудь, не будем недооценивать сильнейших псионов планеты. О моей живучести говорить не буду: на крысах отработано, теоретически применимо, и всё тут.

Но вернёмся к нашим баранам, а именно тому, что с этими знаниями и бесценным опытом я оказался в шаге от совершенно нового состояния бытия, которого, предположительно, достигли жители «мёртвых» миров, наполненных Пси.

И тут имелись некоторые… моментики, так скажем.

Во-первых, шаг этот виделся мне очень-очень длинным, ибо требовалось ни много, ни мало, а сознательно подготовить разум и себя к отпочковыванию от телесной оболочки, проработав все тонкие и гладкие исключительно на бумаге моменты. Как? Нужны псионы для экспериментов. Много псионов, для очень бесчеловечных экспериментов. Культистов отлавливать по всему миру, что ли? Как вариант. Но времени на всё нужно было просто море, а это значит, что данный вопрос пока откладывается в дальний угол до завершения предварительных работ или нисхождения на мою больную голову какого-то озарения из ноосферы, не иначе.

Во-вторых, что с этими самыми жителями мёртвых миров? Где они? На ином плане бытия? Или бороздят просторы космоса «на своих двоих», а родные миры просто побросали? Или, всё же, они погибли, не успев адаптироваться, а механизм «эволюции» можно считать бракованным?

Последний вариант был вполне себе реален, ведь на нашей планете, например, фон Пси растёт вполне уверенно, в то время как рост возможностей псионов как будто бы замедляется. Между первым и последним поколением — пропасть, но между предпоследним и последним разница намного меньше. И даже сильнейшие телепаты, насколько я мог судить, в познании своего разума, и уж тем более в отвязке его от тел находились довольно далеко от необходимого минимума, который, напомню, минимум чисто теоретический, и может быть лишь одним из десятка шагов к достижению необходимого результата. А ведь число псионов в мире росло, темпы роста концентрации Пси увеличивались, и имелся ненулевой риск того, что люди просто не успеют доэволюционировать до нужного уровня. Я стал таким потому, что того захотела не желающая умирать ноосфера, если, конечно, можно было сказать, что она чего-то хочет.

А остальным может так не повезти: концентрация Пси вырастет, и Земля превратится в аналог одного из «мёртвых» миров, в котором разве что живучие донельзя мутанты останутся.

На данном этапе «финиш цивилизации» мне виделся чем-то очень далёким, но нельзя было исключать того, что процесс ухудшения ситуации будет форсирован из-за внешних, неконтролируемых факторов. Я видел фотографии и видеозаписи миров с той стороны, включая руины городов, местами неплохо сохранившихся. И они не выглядели ни как лютая древность, ни как нечто футуристическое. Вполне себе обычные руины обычных мегаполисов — тех самых сооружений, которые и могли бы сохраниться в веках. Собственно, тут-то и возникает вопрос: что это?