— Если не верить нашим защитникам, то кому вообще верить, верно? — Елецкий нервно хихикнул, сделав шаг в сторону. — Благодарю за беседу, господин Геслер, но на этом я, пожалуй, вас оставлю.
— Благодарность взаимна, господин Елецкий. — Трусам — скатертью дорожка. Хотя мне-то легко говорить, особенно после того, как я осознал собственную способность к выживанию хоть в геенне огненной.
Разного рода всё ещё оставалась единственным, чего я по-настоящему опасался, и эту проблему это нужно было срочно решать. Решено: ночью проштудирую всё, что у меня есть на тему применения биокинеза в деле определения подозрительных веществ. Ну и с тем, как можно применить теле-, пиро- и гидрокинез в черте своего тела для отделения и выведения отравы. Если получится таким образом фильтровать кровь, — слышал что-то про её очистку через выведение вовне тела, — то всё станет ещё проще. Главное — определить яд, а всё остальное, с моим контролем и «вечностью», заключённой в минуте, приложится. Но это, конечно же, самый минимум, ибо идеальным вариантом станет способность регенерировать или хотя бы заново выращивать повреждённые органы… и нервы. Потеря подвижности мне не грозит до тех пор, пока я нахожусь в сознании, чего не скажешь о ситуации, когда некий токсин или физическое воздействие заденет нервы или, скажем, печень. Я пока не был уверен в том, что повреждение нервной системы не срубит на корню мои псионические способности, а проверять было боязно. С одной стороны — действительность с моей «заморозкой», где тело вообще не играло никакой роли, а с другой — настоящая и ощутимая усталость, близкая к нервному истощению после чрезмерно активной работы с псионикой и разумом в течение всех суток. Притом манипуляции с разумом напрягали тело в большей степени, нежели теле-, крио-, пиро- и прочие кинезы.
Не было бы этих загадок — я бы уже удавился со скуки, наверное.
— А ты неплохо держишься, Артур. — Хмыкнула Лина, подошедшая ко мне сразу после того, как отвалился очередной желающий со мной поболтать. Очень, очень печальная ситуация… для цесаревны, которая искала моей компании только и исключительно потому, что здесь больше не было никого, с кем она могла бы нормально поговорить. Единственная подруга была вынуждена остаться где-то там, чтобы не ставить под удар маскировку Лины, а Владимира поглотило чудовище под названием «дела», отпинаться от которого у цесаревича было шансов меньше, чем у меня — отбиться от бесконечных девиц, стремящихся отведать комиссарского тела. — Скажи, тебе не тяжело постоянно думать в ускоренном состоянии? Не скучно? И как ты это выдерживаешь?..
Я хмыкнул, даже не став сдерживать полноценную улыбку. Хорошо, что я успел обезопасить наш разговор, ведь даже слушок об ускорении мысли может дорого мне обойтись в итоге.
— Я, конечно, успел закрыть нас от прослушки, но перед обсуждением таких вещей лучше как-нибудь намекать…
— А ты разве не устанавливаешь такую защиту моментально? — Хиро прищурилась девушка, будто пытаясь рассмотреть что-то в моих глазах.
— Все ошибаются, и не всегда из-за собственной расхлябанности или неожиданности. Любого можно опоить, отравить или просто вымотать, доведя до состояния нестояния… — Подумала Лина совсем не о том, но какие её годы. — Да и к хорошему быстро привыкаешь. Задумаешься, заговоришь не о том и не там, и случится… что-нибудь.
— Такими нотациями ты напоминаешь мне отца… — Покачала головой «принцесса», поправляя причёску. Волосы с рыжим отливом контрастировали на фоне тёмного с фиолетовыми элементами платья, как бы акцентируя внимание на природной красоте девушки. По крайней мере, так это, наверное, задумывалось стилистами, без услуг которых особа императорских кровей наверняка не обходилась. — Он тоже считает, что столпом наших жизней должна быть постоянная бдительность. Но на вопрос о том, как так жить, не отвечает…
— Просто твой отец здраво смотрит на реалии окружающего нас мира. Это обычный человек может, с оговорками, не видеть в каждом втором врага просто потому, что у него нечего отнимать. Но стоит только завладеть чем-то, что недоступно окружающим — как те начнут вольно и невольно размышлять о том, как бы это что-то отнять. — Я не был большим знатоком душ человеческих, но за эти объективные дни увидел столько эмоций и мыслей, что иной на моём месте уже просто и незатейливо начал бы истреблять бесперспективный вид, по недоразумению считающийся разумным. Но так как я был умнее табуретки, то принял во внимание установившуюся, так скажем, неприкосновенность чужого внутреннего мира. — На твоём месте я бы почаще прислушивался к жизненному опыту куда более мудрого человека.
— Уже наприслушивалась, как видишь. — Демонстративно разведённые руки ни о чём сами по себе не говорили, но вот слегка «приотпущенные» эмоции… Ей было больно от одиночества, сглаживаемого лишь семьёй и одной-единственной подругой. Были такие люди, которым хватало компании верной собаки, а были те, кому и десятка друзей недостаточно. «Линнет» относилась к таким, но из-за некогда принятого решения, неверного решения, не получила желаемого. Она наверняка хотела найти в академии друзей и знакомых, которые будут видеть в ней человека, но что в итоге? А в итоге она сама закрылась ото всех из-за попыток замаскировать разум при помощи методики, которая в перспективе оказала на неё угнетающее воздействие.
— И тем не менее, выход из этой ситуации есть. И даже не один…
— Замени я Линнет открыто, и это вызовет ненужные пересуды в обществе. Замени тайно — и останется вероятность раскрытия секрета, а это поставит под удар не только мою репутацию, но и репутацию отца и брата. Нет выхода, который устраивал бы всех…
— Мне кажется, что ты слегка переоцениваешь собственное влияние на репутацию семьи. Максимум, чего стоит ждать в случае открытой «замены Линнет» — это появление новой сплетни, которую будут обсасывать в ближайшие месяц-два. — Мгновение — и я понял, что мои слова девушку совсем не убедили. — Перед этим балом я изучил целую прорву информации об аристократии: досье, новостные сводки, отчёты вашей же разведки… И знаешь что? За последние десятилетия ни разу, Лина, ни разу «проступки» вроде твоего не приводили ни к чему действительно плохому. Потому что случайным людям вокруг, как правило, на тебя просто наплевать, будь ты хоть трижды цесаревной. Да, новость прозвучит громче, чем если бы то же самое произошло с какой-нибудь дочкой аристократа из побочной ветви княжеского рода, но влияние Трона тебе на что?
— Если я буду затыкать неугодных, то вместо затишья всё произойдёт с точностью до наоборот!
— А если подумать? — Я чуть наклонил голову, поймав взгляд цесаревны. — Ты говоришь абсолютно верно касательно попытки силой задавить слухи в зародыше. Но разве это единственный вариант?
— Предлагаешь устроить бал в честь моего раскрытия? — Фырк, казалось, проник сквозь всю мою защиту, ибо заинтересованные в нашей беседе взгляды я ощущал отовсюду. Даже радиус изолирующей звуки сферы пришлось слегка ужать, ибо нашлись господа, предпринявшие попытку подобраться поближе. Но от конкретного сближения их остановили невидимые и неслышимые, но прекрасно ощущающиеся завихрения горячего воздуха. — Я во всём этом с малых лет, и ни разу ещё никто не пытался выставить собственную ошибку за успех!
— Значит ты можешь стать первой… на своём веку. И это уж точно будет лучше смиренного уничтожения собственного разума… Ты мне доверяешь? — Неожиданный вопрос выбил цесаревну из колеи, на что она ответила вскинутой в немом вопросе бровкой. — Я могу показать тебе, что именно ты делаешь со своим разумом. На примере, так скажем.
— Ты телепат без году неделя, Артур. Сила — это ведь ещё не главное…
— По чистому времени я занимаюсь изучением своего разума дольше, чем ты. И дольше, чем твой отец тоже.
Видимо, этот аргумент стал решающим, ибо уже в следующую секунду Лина аккуратно попыталась установить телепатический контакт. Я не сопротивлялся, и даже поспособствовал, свернув некоторую часть пассивных защит разума.
