Более двадцати вёрст нужно было пройти, пошёл по дороге к тетке Алёнке на Демидов хутор. Много чего испытал пока шёл, а передумал и того больше. Этот хутор и сейчас существует, там колхозная бригада есть. К тетке Алёнке пришёл весь грязный, уставший, голодный, конечно. В голове, рубахе и штанах вши. Встретили меня хорошо, много мы с ней пролили слез. Тетушка жила хорошо. Но на своих родителей я обиды не держал, они сами ходили в работниках: брат Ваня, сестра Маша, Паша, Наташа и Вера, они не видели такого, что пережил я. Мне судьбой написано, потому что я родился в три часа ночи, крещен тринадцатого числа. И когда дьячок записывал меня в книгу рождения, нарекал мне имя, то сказал, этот ребёнок родился под несчастливой звездой. Это мне поведал перед смертью мой крёстный отец, хорошим другом у отца был, рассказал, как меня крестили. После моих мытарств к моим родителям заявился хозяин. Отец хотел подать на него в суд, но какой может быть суд между бедным и богатым. Хозяин всех подкупил, и мы с отцом могли остаться ещё и виноватыми. Отец за меня получил пять рублей за четыре месяца, и всё. Отец мой не имел своей мастерской, он был мелкий кустарь, валял валенки и другие изделия, поэтому и приходилось ходить по найму. Работал у купчихи Клюевой по валке валенок. Шесть рублей за неделю получал. Работал на заводе французском, ныне завод «Красный Октябрь». На тачке подвозил уголь к печам и разгружал его из вагонов. Он работал с раннего утра и до поздней ночи, мы его почти и не видели дома. Но хочу сказать, что жили не так уж и плохо. Отец зарабатывал не меньше пяти-шести рублей в неделю, и нам на пятерых хватало, мы умели экономить, а продукты стоили примерно так: мука один пуд белая второго сорта стоила один рубль, размольная восемьдесят копеек пуд, мясо баранье семь-девять копеек фунт, говядина пять-семь копеек. Сахар кусковой одиннадцать копеек фунт, хлеб печеный ржаной полторы копейки, белый хлеб две-три копейки фунт, булка французская три копейки. Хлеб продавали по разным ценам, когда он был свежий, мягкий, теплый — одна цена, а когда остается на второй день, цена падала наполовину. За квартиру платили один рубль за месяц, но сами делали ремонт.
В тысяча девятьсот пятнадцатом году отца взяли на войну, а в октябре шестнадцатого года он погиб под Краковом. Нас с братом отдали в детский дом. Там нас учили грамоте, где окончил пять классов начальной школы. Помню, в двадцать первом году всех детей из Ленинска эвакуировали в город Царицын, так как был сильный голод и свирепствовал тиф, люди, в основном дети, умирали. Нас было человек сто, а то и больше. Через два месяца я заболел тифом в легкой форме. Жуткая картина часто всплывает в моей памяти, помню, как я рано утром смотрел в окно и видел страшное. Подъезжала карета, крытая брезентом с черным крестом, и бросали туда голых застывших мертвых ребятишек из сарая. Восемь-десять трупов через день, как я не попал и уцелел, просто до сих пор удивляюсь. А по умершим такой страшной смертью детишкам и сейчас пробегает по телу дрожь. Это святая, страшная правда. Но и из тех мест я умудрился сбежать, добраться до своего деда Ивана. Нелёгким был мой побег, но удался.
Мать была в Ленинске, вышла из больницы, переболела тифом. Она была активной при спасении детей, и её устроили в детдом кухаркой. Она готовила для маленьких детей. Начинала с грудничковых деток до пятилетнего возраста. Это бывший дом священника Горохова по улице Ворошилова. В те годы многие детей рожали и подкидывали в детские дома. Я пришел в Ленинск и нанялся работать к кулакам. Работал то у одного, то у другого, и каждый норовил меня обмануть. Короче, работал только за кусок хлеба. Остановился я в Житкуре, здесь и женился на Вере Ященко, прожил с ней чуть больше года, умерла от порока сердца.
В Житкуре я работал делопроизводителем в обкоме, союзе лесного и сельского хозяйства. Жил на квартире у Ивана Стеганцева. У него были три дочки и один сын. И одна из дочек, Катя, стала моей женой.
А получилось это так: Катю мать послала в погреб за капустой, огурцами. Она всё положила в большую чашку и стала вылезать по лестнице из погреба, а я как раз шёл мимо погреба. Зовёт меня:
— Вася, пожалуйста, помоги, возьми чашку с капустой, а то мне тяжело держать.
Я подскочил и сказал шутливо:
— Помогу, если пойдешь за меня замуж.
— Пойду, — согласилась она, и я взял чашку. Получается, что я ей в погребе предложение сделал. С Катей повенчались в церкви в январе двадцать седьмого года, а зарегистрировались через год, так как ей тогда не было и семнадцати лет. Некоторое время я работал в магазине казначеем, затем работником прилавка. Родители Катины одного возраста, её мать была замужем второй раз. Первый муж работал ночным сторожем у кассы правления, и был убит ночью, а касса-сейф с деньгами была похищена.
У нас с Катей родился первый сын Леша, второй сын родился в Ленинске. Потом родились две дочки-погодки. Одна прожила десять месяцев, вторая год, умерли от дизентерии и ангины. В сороковом году девятнадцатого января родилась дочка Лида в селе Житкуре. Сейчас этого села не существует. Не могу вычеркнуть из памяти самый тяжёлый тридцать третий год, произошла коллективизация. Люди умирали с голоду. Ели всё: собак, павших животных. Из трав — болотные корешки, лебеду, подорожник, горчичную макуху, жмых. Была большая смертность детей, стариков, свирепствовала спекуляция всевозможными продуктами.
На базаре продавали вареные щи, бульоны из картофельной кожуры, тут и оладьи из горчичного жмыха и просяной шелухи, блинчики и пышки из корешков лебеды и других травяных примесей. Холодец в основном готовили из голов и ножек собак и павших животных. Голод заставлял употреблять в пищу всю эту гадость. Моя семья от этого была избавлена, да и многим мы помогали, детям-сиротам и старикам. Я был противником, чтобы наживаться за счёт людей, которые попали в такую беду. Моё детство прошло в недоедании и в бедственном состоянии. Моя мама, я и жена делились последним куском хлеба. Перед народом мы чисты совестью. Нельзя не упомянуть, как мы работали в совхозе «Красный Октябрь» в эти страшные годы. Совхоз выкармливал свиней, занимался бахчеводством и выращивал ячмень и пшеницу, держали молочных коров сто голов. Я в этом совхозе работал фуражиром на свиноферме. Катя — свинаркой. Вот тут мы ели хорошо. Свиней кормили добротными продуктами: кукурузой, рыбой свежей и соленой, привозили из столовых завода «Красный Октябрь». Вспоминается такой эпизод, когда были скошены пшеница и ячмень, а косили косилками, конечно, была потеря колосков в поле. По полю ходили наши животные. Сюда же приходили из города многие женщины и дети, собирали колоски, и у нас была организована легкая кавалерия, в том числе и я. Однажды мы на поле поймали женщину и двух детей с сумочками, в них были собраны колоски. У женщины чуть больше килограмма, а у детей совсем понемногу. Было такое постановление: за каждый килограмм зерна или колоска давали три-семь лет, как за воровство социалистической собственности. И вот эта женщина попала под это постановление, а что животные ходили по полю, это ничего, какое было жестокое время.
В сорок первом меня призвали в армию. Семья осталась без кормильца. Мать-старушка, жена и двое ребятишек, маленькая Лидочка и десятилетний Павлик. И никакого запаса продуктов питания. Очень тяжело было семье. Я был зачислен в двадцатую горнострелковую дивизию радистом. За короткий период сдружился с ребятами, и мы стали как одна семья. Наша дивизия прописана к сорок четвёртой Приморской армии, однажды нас по тревоге погрузили в вагоны и повезли к морю — Каспийскому. Вся наша дивизия высадилась в лесу, провели проверку и сказали, будет учебная тактическая подготовка в горных условиях, так как наша дивизия называлась горнострелковая. Тут мы и начали двигаться по горам и перевалам. Всем бойцам выдали продукты питания на 10 дней сухим пайком. Я попал в штаб батальона, и мы передвигались в автобусе. Дорога по перевалам была одна. Тыловые и хозяйственные части остались далеко позади, дней семь мы ничего не знали, думали, ученье идёт, а потом поднялись на высоту более тысячи метров над уровнем моря. Тут мы догадались, что идём к иранской границе. Наша дивизия была многонациональная. В ней были грузины, армяне, азербайджанцы, ингуши, абхазцы, русские и киргизы. В начале августа мы подошли к границе Ирана. Иран очень жаркая страна, там много овощей: дыни, арбузы, виноград, абрикосы — всего полно.
