— Вот не надо! Не надо!

— Что — не надо?

— Обострять не надо!

— Так уже обострилось, не видишь. Я не собираюсь идти на поводу у националистов, как открытых, так и скрывающихся под личинами коммунистов. И я думаю, не поставить ли на Съезде вопрос о новом уклоне в партии — националистическом?

— Не вздумай!

— Почему

— Ты настроишь против все делегации с мест!

— Вот ты и вскрылся. Вы, Михаил Сергеевич ради фальшивого единства рядов в партии, которого к слову нет и в помине — готовы закрывать глаза на многое. И чем дальше — тем получается страшнее это самое «многое». Вы допустили, что националисты стали расти не где-то в подполье — а в самой партии. И годами закрывали на это глаза. Когда они говорили о заботе о народе, вы не уточняли — каком народе.

— Лжец!

— Это правда. И чем дальше, тем эта правда будет страшнее.

— На съезде об этом не смей!

— Что предлагаешь? Конкретно.

…

— Молчишь?

— Наверное, ты прав. С товарищем Пуго. Может и кого покруче туда надо.

— Кого? Ты видишь то же что и я, объективки мы вместе читаем. Кого? Это раньше были твёрдокаменные коммунисты, готовые ехать хоть к чёрту на рога. Сейчас ты попробуй, пошли хоть кого из Москвы на места, пусть даже в Тбилиси. Это в любом случае считается понижением, и ты заработаешь себе врага, так?

— Откуда ты взялся, слушай…

— Я?

— Ты. Ты же ни во что не веришь. Ты во всём готов найти двойное дно. Ты готов людей подозревать в чём угодно.

— Я из девяностых, Михаил Сергеевич. Те, кто пережил — другими уже не будут. А теперь представь, что таких как я — вся страна… представил? Вот так и будет. А ты говоришь — дай порулить. Порулил уже…

— Михаил Сергеевич, Политбюро собралось

Я посмотрел на часы.

— Да. Иду.

На Политбюро начали с того, что Алиев по телефону сделал доклад о происходящем, потом было время вопросов. На него стали наседать, прежде всего Громыко и Маслюков, я прекратил всё это

— Товарищи, достаточно. Прошу помнить о том, что произошедшее является нашей коллективной виной, что мы это допустили. Это не личная вина товарища Алиева, мы все должны разделить эту вину.

Конечно, Гейдар мне это не забудет… надеюсь — но я не ради его. Я хочу внедрить американские, точнее даже японские правила менеджмента согласно которым выяснение кто конкретно виноват — дурной тон. Виноваты все, по одному случаю выводов делать нельзя, и надо сосредоточиться на том как всё исправить. Конечно, если ты косячишь раз за разом, тебя уволят. Но там не принят менеджмент Кагановича: у каждой аварии есть фамилия имя и отчество.

Кто прав? Посмотрите, как живёт СССР и как живёт Япония и сделайте выводы, основанные на фактах…

— Что будем делать, товарищи? — задал я второй великий русский вопрос, после того как первый был исчерпан.

И вот тут то я понял, почему коллективное руководство хуже единоличного и почему конкретно эти люди — в руководители страны не годятся. Нет, кстати, на своём месте они могут справляться и неплохо справляться- там где они одни принимают решения. Но коллективное…

Они привыкли к осторожности. Они боятся меня. Они боятся друг друга.

Понятие «мозговой штурм» им неведомо. Увы.

Вот почему конституцию новую всё же надо будет рано или поздно принимать, и скорее всего это будет конституция похожая на американскую. Россия шла к ней без малого двести лет. Ещё Александр I был в переписке с Томасом Джефферсоном и тот по его просьбе выслал ему текст конституции США. Но Александр I оказался недостаточно решительным и неправильно расставил приоритеты. Он слишком долго после победы над Наполеоном пробыл за границей — два с лишним года, безвыездно. Эти годы были потеряны.

Что придумали. Смысла снимать первое лицо — нет, только что новое послали. Пуго никто не упрекнёт в том, что происходит — он и доехать не успел

Создать комиссию? И что это даст?

Наконец, Егор осторожно внёс предложение «передвинуть Съезд».

— … Погоди, Егор — сразу вмешался в дискуссию я — ну передвинем. Месяц, два, три, сколько? И что это даст?

— Острота ситуации спадёт — неуверенно сказал Лигачёв

— То есть, мы, коммунисты, боимся острого и откровенного разговора на Съезде. Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо.

Я немного повысил голос

— Вношу предложение, товарищи. Обязать грузинскую делегацию к съезду иметь отчёт о происходящем в союзной республике. На съезде образовать комиссию из пятнадцати — двадцати депутатов, желательно юристов для изучения отчёта. Добавить к съезду один день, провести закрытое заседание. Тема — о положении в Грузинской ССР.

Тут надо сказать, что в советской бюрократии существовали обкатанные формулировки. Я выбрал менее жёсткую. Более жёсткая — о нездоровых тенденциях или о нездоровой обстановке.

Но и эта вызвала молчание. Потом Динмухамед Кунаев осведомился

— Михаил Сергеевич, это как получается… мы судить их будем?

— Когда член партийной первичной организации ведёт себя неподобающим образом, собирается вся ячейка и спрашивает с одного из членов за неподобающее поведение, за допущенные ошибки. И коллектив помогает их исправить. Это считается правильным… но почему же мы — в итоге не можем сделать то же самое?

— Да, но… целый народ судить?

…

— Не слишком ли, Михаил Сергеевич

— Судить или нет, зависит от нас. Я полагаю, мы должны спросить. Потребовать отчёта. Как коммунисты у коммунистов. Быть коммунистами — это налагает определённые обязательства перед товарищами. Разве я не прав?

Начали голосовать. Моё предложение прошло.

— Ну ты напортачил. Ну и напортачил. Теперь смотри — голову береги. Как бы на Съезде тебя и не сняли!

— Не посмеют.

— Это ты так думаешь. Почему как по твоему Кунаев выступил? Это ведь чрезвычайное происшествие — регионал берёт голос на Политбюро — да ещё Кунаев с Казахстана. Он ведь восточный человек

— Ну просвети

— Ты решил публично грузин выпороть. Каждая из региональных делегаций будет смотреть на них, а примерять на себя. Ты думаешь, Грузия какая-то особенная? Ещё и похуже есть!

— Вот здорово, Михаил Сергеевич! То есть в Грузии убивают, громят, ширяются, в ж… долбятся, а ты говоришь, что и похуже есть. А мы точно коммунизм строим? Ошибки нет?

— Ты меня за язык не хватай!

— Упаси Бог. Вы за кого меня принимаете. Мне просто интересно — то есть вы сами понимаете что все эти лозунги — враньё.

— Это не враньё!

— А что это?

— Это агитация! Народ должен…

— Блять! Народ должен! Опять народ должен! А вы — народу должны? Хотя бы не врать для начала!

— Вот увидишь как тебя на Съезде съедят

— Подавятся

— После съезда припомнят. Ты помнишь, как Хрущёва снимали? А ведь Мжаванадзе тогда одну из ключевых ролей сыграл. За усатого отомстил, за двадцатый съезд.

— Я не Хрущ.

— А чем ты лучше?

— За мной по крайней мере милиция. Уже. Думаю что и спецназ.

— Они тебя первые и продадут.

— Посмотрим. А самое главное, Михаил Сергеевич — я в случае чего как Хрущ не сдамся, я и к народу могу обратиться. Мои речи — вон, в самиздате тискают

— Нашёл чем гордиться.

— А чего бы и не гордиться? Я — политик, Михаил Сергеевич. Понятно, что опыт у меня только… вприглядку. Но я не трус как вы все. Возьмёмся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке.

— Я…

— Народ всё видит, Михаил Сергеевич. Вы врёте, а он молчит — но на ус мотает. Но то что вы врёте — он видит и знает. Пока правда не знает, насколько. Но как только Интернет — появится — так уровень потребления Запада будет сразу виден. Будет видно, чего стоят ваши слова про загнивающий. Тут и сказочке конец.

— Посмотрим.

— А чего тут смотреть. Я не предполагаю, я — знаю. Довольствоваться малым — народ уже устал…

— Ты не говори от народа!

— А почему нет то, Михаил Сергеевич. Кто-то же — должен. И не только говорить — но и действовать.