— Что такое, Сонь? — отпускает. Делает шаг назад. В голосе мелькает сталь, холодно от нее становится, неуютно. Верните мне моего теплого и нежного Ольховского, пожалуйста! С таким ничего не страшно…

— Я… — я хочу сказать ему, что мы, кажется, снова делаем что-то не то, но потом мой взгляд падает на стол позади Мирослава. На нем лежит большой букет нежнейших цветов. Просто восхитительно красивых… я даже забываю, что хотела сказать. Наверное, это ужасно некрасиво с моей стороны, черт.

— Это тебе, Принцесса, — добивает он меня. Берет букет и протягивает мне.

Я… мне сто лет никто не дарил цветы. Редкие ухажёры предпочитали вешать лапшу на уши, а больше и некому было. Папа всегда дарил, когда маленькая была.

А тут букет. Такой восхитительно красивый! И мне становится так странно внутри. Мигом весь мир переворачивается с ног на голову и обратно, только вот в этом “обратно” ничего привычного уже нет совсем.

Все по-новому. Хотя, казалось бы, просто букет. Но вот совсем непросто… ни капли простого!

Для кого-то цветы — это обыденность, кто-то выбрасывает букеты, кто-то устаёт от них. Но не я… А еще я знаю Мирослава. И он вряд ли разбрасывается букетами просто так.

Именно поэтому мои слова о том, что мы делаем что-то не то, так и остаются невысказанными. Потому что “то”, ещё как “то”!

И я плачу, как дурочка последняя, не могу удержать рвущиеся наружу слезы, и просто реву, утыкаясь носом в букет.

— Сонечка, что с тобой происходит? — спрашивает меня. Отбирает букет, возвращает его на стол. Тянется к плите, выключает ее, потому что горелый блин уже неприятно пахнет на всю кухню, а потом обнимает меня и позволяет реветь уже ему в грудь. Поглаживает по спине, и я как дурочка последняя плачу от этого только сильнее!

— Мирослав Се…

— Назовёшь по отчеству, дам по жопе, честное слово, Сонь! — рычит он. — Пойдем.

Тянет меня в гостиную, на тот самый диван, прости Господи…

— Там цветы! Нужно в воду, завянут!

— Я тебе еще подарю, — говорит так просто, что я снова теряю дар речи и как кукла иду следом, усаживаясь на диван около него. — Рассказывай. Что такое?

— Ничего, честно!

— Принцесса, чего ты шарахаешься от меня? Жалеешь обо всем? Не нравлюсь тебе? Мне Мишка сказал, что ты сбежать собиралась. Что мне делать с тобой?

У него в голосе столько отчаяния, что я понятие не имею, что со всем этим делать.

Ну потому что нравится же! И даже очень… Как он может не нравится? Я же не слепая. И не окончательно дурочка, вроде бы.

Что делать со мной? Мне так отчаянно хочется крикнуть: “люби меня, пожалуйста, и никогда-никогда-никогда не отпускай”, но… Но разве я имею право?

Да и страшно. Очень. Я поломанная изнутри, не так просто все это, как может показаться.

— Просто все так быстро, — признаюсь ему, доверяю. Открываю душу. — Стремительно очень. Еще вчера вы мой начальник, а сегодня цветы, и еще то, что было вчера, и вообще…

— Понял, — кивает сразу. Обнимает за плечи, притягивает к себе. Пахнет так… — Это единственное, что смущает? Как тебе моя кандидатура? — он посмеивается, а я снова краснею. Как, как… что за вопросы вообще?!

— Мирослав Сер…

— Давай так, — перебивает меня, — если смущает скорость — я притормаживаю. Никакого секса до отношений. Идем мелкими шагами, да?

— Да…

— Первый шаг: обращайся ко мне на “ты”, пожалуйста, — он хитро подмигивает, потом встаёт с дивана и уходит наверх, оборачиваясь на лестнице: — я переоденусь, прокормишь блинчиками? Там уцелело пару штук, я видел.

Вздыхаю. Надо пробовать… — Конечно, Мир. Спускайся, я накрою.

Ну, всё. Я окончательно влип. По самые уши, если не глубже.

Я уже улыбаюсь как идиот, или еще пока нет?

Помню, как странно себя вел Демид, когда у них с Есей всё по новой закрутилось. Как придурок, честное слово. Сиял как начищенная монета.

Я уже такой? Или еще пока похож на человека?

Потому что, вроде, и не послали меня, и надежду на будущее дали. А что еще надо? Она не отказала, не сказала, что я ей не нравлюсь, а значит, все будет у нас хорошо. Надо только немного больше времени, но ожидание меня не пугает совсем.

Тем более — Соня-то рядом. А это в разы упрощает жизнь.

Она кормит меня блинчиками, как и просил, смущается вся, жмется, но улыбается. От этого понимаю, что ей больше комфортно, чем неуютно. Не хочу, чтобы ей было неудобно тут. Вообще, хочу, чтобы она себя хозяйкой чувствовала в этом доме. Ну, а что? По-моему план классный.

Чёрт… Залипаю на ней, не могу глаз отвести, а она краснеет, замечает. А я как мальчишка! Как мальчишка, который впервые в жизни красивую девчонку увидел. Разве что слюни не текут.

Соня особенная, не такая, как все. А может просто мой влюбленный мозг ее особенной рисует, не знаю. Но, кажется, что таких никогда не встречал. И даже когда думал, что влюблен — влюблен не был, судя по тому, что чувствую сейчас.

— Почему ты не ешь? — спрашиваю. Она не притронулась к ужину, только выпила кружку чая, огромную, с мою голову. Я даже не знаю, где она ее взяла, не уверен, что у меня дома были такие.

— Я не голодна, — качает головой.

— Соня, — пытаюсь быть строгим, но с ней вообще не выходит. — Надо поесть. Давай. Ты тут не для того, чтобы голодать.

— Я не хочу-у-у-у, — усмехается, но я слушать ее не собираюсь. Да и картинка в голове уже сильно милая рождается.

Обмакиваю блинчик в сгущенку и тяну через стол к губам Сонечки. Она смущается, отворачивается, но стол небольшой, поэтому я дотягиваюсь и второй рукой поворачиваю ее лицо к себе, пачкая губы сладостью.

Смеется и сдается, откусывает наконец-то.

— Шпашибо, — говорит с набитым ртом, а потом облизывает губы.

Чёрт… Я тоже хочу облизать. Очень хочу. Меня тянет к ней неистово просто, особенно когда я знаю, что она совсем не против того, чтобы я действовал в ее сторону.

Но я обещал не спешить, не давить и не торопить, а значит, буду паинькой. Хотя это и очень сложно, просто невероятно сложно, когда такая красивая девочка в одном доме находится.

— Давай еще, — тяну ей блинчик снова, она уже не упирается, откусывает. Раз, второй, постоянно облизывает губы, слизывая с тех сгущенку, а потом, на последнем укусе, случайно касается губами моих пальцев.

Твою мать…

Держаться будет сильно сложнее, чем я мог себе представить.

— Ой, — говорит она, краснеет, опускает взгляд. — Прости.

— Всё в порядке, — говорю правду. Потому что все и правда в порядке. Такой порядок мне очень-очень нравится. Я кайфую от него. Этого “порядка” у меня никогда не было, но даже когда он походит на абсолютный хаос, мне кайфово, как никогда.

Мы доедаем в тишине, Соне всё еще сложно, а я просто не понимаю пока, в каких рамках мне надо действовать. Могу ли ее обнять? Или это уже будет слишком? Мы договорились не заниматься сексом без отношений, а целоваться? Блин, сложно! Меня внезапно осенило, что я хочу всего и сразу с этой девчонкой. Хочется ее радовать и баловать, дарить счастье и улыбку на красивом лице.

Ладно. Просто надо аккуратно прощупывать границы, а там само собой наверное всё будет.

— Мне нужно покормить Мишку, — говорю ей, когда заканчиваем ужинать.

— Ой, а я тоже хочу, — улыбается сразу. У них с Мишаней связь, я даже неадекватно ревную, что даю себе подзатыльники за тупые мысли. — Мы сегодня с ним поссорились.

— Когда ты собиралась сбежать? — усмехаюсь, когда она снова краснеет. Ну что? Я же не тупой.

— Я хотела прогуляться.

— Он бы выпустил, если бы ты была без чемоданов. А так… Я запретил ему.

— Так это ты! — говорит она и округляет глаза. — Но откуда ты мог знать?

— Не трудно было догадаться, что ты захочешь убежать, а не поговорить по-взрослому.

— Это намек на то, что я еще слишком маленькая?

Нет, это намек на то, что я слишком старый для тебя, и я искренне надеюсь, что для тебя это не имеет никакого значения.