Мирослав появляется как раз в этот момент. Он легко справляется с тем, чтобы сбросить звонок, а еще прямо при мне кидает номер тети Кати в черный список. Не спрашиваю ничего, потому что а какой смысл?

— Нечего тебе нервы портить, — говорит он, закидывая мой телефон в мою сумку. — Если есть вопросы — пусть мне звонит. Номер мой есть.

— Вы мой секретарь? — выдавливаю из себя улыбку.

— Я твой жених, забыла? — он усмехается, но в этой усмешке нет ни капли издевки. На самом деле он снова продолжает мне помогать, пока я в очередной раз какая-то просто беспомощная. Мне уже жутко стыдно перед ним, но он поднимает меня за талию и в таком положении ведет к выходу. За нами идет Еська, как всегда работающая до последнего, и, равняясь с нами, говорит Мирославу:

— Мир, ты запри ее завтра дома, пожалуйста, потому что сама она себя пожалеть не додумается, а ты пожалей. Ладно?

— Обещаю жалеть, — улыбается Мирослав, а я стараюсь просто сохранить свой естественный цвет лица.

На улице Есю встречает ее муж Демид, они здороваются с Мирославом, спрашивают друг у друга о делах, а я… а я всё это время так и стою прижатая к нему, потому что от не отпускает меня. Неловко? Просто жуть как! Чувствую себя лишней, но потом Еська щипает меня за запястье и подмигивает, намекая, что надо чуть проще ко всему отнестись, и я и правда стараюсь расслабиться.

А потом Мирослав Сергеевич закрывает автосервис и снова как настоящий джентльмен открывает мне дверь машины и только потом усаживается сам.

И меня тут же окатывает восхитительным ароматом. Это не тот запах, от которого у меня может проявиться аллергия, это… Это просто что-то волшебное.

— А чем так пахнет, — втягиваю запах носом и закрываю глаза от удовольствия.

— Это круассаны из кафешек Демида, заехал взял. Ты как-то давно говорила, что любишь. Любишь же?

Люблю же? Да обожаю! Круассаны с вишневой начинкой — это лучшее, что придумало человечество, правда.

И мне просто невероятно льстит, что он запомнил… Когда я говорила-то хоть об этом? Наверное когда-то давным давно и то вскользь, а он запомнил… Это так мило. Мне от этого его обнять хочется. И я снова не понимаю, что с моим настроением сегодня.

Пытаюсь вспомнить, какой день цикла и потом понимаю, что у меня, кажется, овуляция. Ох, ясно… Вот что за желание его обнять, не так понятые слова Еськи и все остальное. Не было бы у меня на лице уродливого синяка, который я пыталась скрыть все утро, наверняка бы еще и чувствовала себя божественно красивой. А так, увы…

— Нет ничего лучше круассанов, — отвечаю ему. — Спасибо.

— Что на ужин заказать? Что ты любишь?

— Мирослав Сергеевич… — хочу ему напомнить, что мне, вообще-то, очень и очень неловко от всего этого, но он меня перебивает, не давая договорить.

— Принцесса, когда я спрошу, ловко тебе или нет, то ты обязательно ответишь на этот вопрос, хорошо? Сейчас я спросил, что заказать на ужин. Скажи хотя бы, какую кухню, я сам выберу.

— Хочу роллы, — признаюсь ему, и слышу тихое “ну слава богу”. Усмехаюсь от этого, а потом вижу как он быстро заказывает роллы, лапшу и еще кучу всего, пока мы стоим в пробке на выезде из города.

Ужасная ситуация вынудила меня оказаться с Мирославом и жить у него, но как же мне всё-таки повезло… Я просто вспоминаю, что часто могла не ужинать только бы не пересекаться с тетей Катей и ее мужем лишний раз дома, поэтому просто сидела в своей комнате не высовываясь. А тут… как будто бы другой мир. Спрашивает о моих предпочтениях, заказывает, круассаны вот опять же… Почему родные люди относятся ко мне раз в сто хуже, чем абсолютно чужой мне человек?

Сонечка падает в объятия Мишки как только переступает ворота. Он слышит ее, несется, а она распахивает руки так радостно, словно не она с утра еще боялась его даже коснуться.

Я сначала пугаюсь, что этот медведь прыгнет на нее со всей любовью и завалит на землю, но он, видимо, соображает, насколько Сонечка меньше, и по-джентельменски сдерживается, прыгая не на нее, а рядом с ней.

А потом Принцесса усаживается прямо в траву на колени и обнимает Миху как большую мягкую игрушку, а тот только и счастлив побыть с ней рядом, даже хвостом виляет, как будто он не медведь, а пудель обычный.

— Принцесса, земля еще холодная.

— Меня Мишка греет, — улыбается она и зарывается в его густую длинную шерсть еще сильнее, крепко обнимая. В этих жестах столько нежности, что мне каким-то странным порывом хочется к ним присоединиться и обниматься втроем.

Только Соня вряд ли оценит, да и что за порывы вдруг странные?

Она продолжает обнимать моего пса, а мне эта картина правда душу греет. Миха очень мало людей принимает, а особенно так быстро. Дёму с Еськой любит, тут вопросов нет, а остальных, кого он не хочет сожрать, по пальцам пересчитать можно.

Миха — мой личный индикатор хороших или плохих людей. Потому что если он человека не принимает — лучше дел с ним не иметь. Вот как с сестрицей моей. Она та еще стерва, на самом деле, и Миша ее не любит. А к Сонечке он даже теплее, чем ко мне относится. Влюбился сразу же, буквально по щелчку. Такого с ним еще никогда не было, но глупо будет отрицать, что меня это не радует.

Радует, конечно. Принцесса столько ужасов пережила, что ей хочется дарить только хорошие эмоции. И если Миша ей их дарит — я тольок рад.

А он, походу, и правда дарит. Потому что Принцесса вообще от него отлипать не хочет. Воркует с ним, вообще не боится уже. Он такой здоровый рядом с ней маленькой, что она легко на нем кататься как на лошади сможет. Или лечь на него сверху, как на кровать, пока он сам валяется.

Любуюсь ими еще пару минут, иду встречать курьера, и всё-таки решаюсь утащить Соню в дом. Еще правда довольно прохладно вечерами, чтобы вот так беспечно на земле на коленках стоять. Во-вторых, ей надо отдохнуть обязательно. Из-за эмоционального переутомления она никакая, как бы с температурой не свалилась. Ну и в-третьих… Я сегодня купил ей хорошую мазь от синяков. Обещали, что она хорошая. Вручу ей, надеюсь, что поможет и ее красивое личико больше никакие гематомы не будут украшать. Они ее не портят, конечно, но зачем они ей нужны?

— Пошли, Принцесса, уже даже ужин привезли, — говорю ей и подаю ей руку.

— Он очень теплый, — говорит она, закрывая глаза.

Этой девочке не хватает ласки? Чёрт, вот я бестолочь, как сразу не понял-то. Ей не хватает всего этого, потому что кто бы ей это давал? В тех условиях, в которых она жила, такого точно не дождаться было. А теперь она нашл это в Мишке и сама дарит ему ласку, получая и от него взамен. Точно… Так и есть!

Мне снова становится не по себе. Потому что я хоть убейте меня, но не понимаю, какого черта эти люди позволяли себе в отношении Сони…

Мне внезапно хочется ей подарить всю нежность мира, только бы показать, что она ее достойна, вообще-то, просто раньше рядом не было нужных людей. Но я ведь тоже не тот нужный человек, нет? Просто начальник…

— Идем, Принцесса, правда, ты можешь заболеть.

— Ладно, — соглашается она, вмиг теряя всё хорошее настроение. Чмокает довольного Миху в нос и принимает мою руку, поднимаясь. — Ваша взяла.

— Сонь, — говорю ей внезапно прилетевшую в голову мысль, пока сам ее не обдумал и не передумал все это говорить. — А давай на “ты”?

— А? — она разворачивается так резко, что врезается в мою грудь. Я только успеваю подхватить ее за талию, чтобы она не упала. — Ой…

— Говорю, давай на “ты”, — повторяю предложение, не отпуская ее от себя. Ловлю на мысли, что не хочу отпускать. Чёрт знает что в душе творится, но не хочу. Она такая маленькая, напуганная, хочется ее согреть, обнять, защитить от всего мира. Чтобы стереть в ее воспоминаниях все несправедливости этого мира.

— Мирослав Сергеевич… Это как? — спрашивает, поднимая на меня свои огромные ясные глаза.

— Это вот точно так же, только без “Сергеевич”, — посмеиваюсь, глядя на нее сверху. Мы когда так близко стоим, то разница в росте особенно сильно ощущается, хотя она и не сумасшедше огромная. Стандартная. Принцесса на голову ниже, когда на каблуках.