– Давай мне Миру, – велит Владимир. – С ребенком нельзя, я буду оберегать ее.

Сначала я смотрю на Владимира как на чужого человека. Несколько десятков минут назад он взорвал дом с людьми, убив всех, кто в нем находился, а сейчас мы находимся в полиции, и ему ничего за это не будет. Не сказать, что я горевала по Назару, но реакцию Данияра никто не отменял. Фактически мой отец убил его дедушку. Плевать, какого дедушку – плохого или хорошего, факт остается фактом.

– Проходите к Багрову, у вас есть десять минут! – сообщили мне.

Вскинув взгляд, я кусаю губы и бегло осматриваю помещение. Здесь камеры. Ничего не будет. Миру придется оставить новоиспеченному дедушке.

– Осторожно, ладно? – обращаюсь к Владимиру.

– Я умею обращаться с детьми, – отвечает он мне с горечью.

Я киваю и понимаю, что наши отношения с Владимиром не будут слишком теплыми, а единственным, по кому будет скорбеть Азацкий, это его погибший сын. Уж он точно не от интрижки был рожден, это тоже факт.

Несколько минут меня ведут по длинному узкому коридору и вместе с эхом от моих шагов в такт стучало собственное сердце, так и норовя выпрыгнуть из груди. Я поправила на себе пальто. Погода менялась, приближалась весна.

А еще жутко раскалывалась голова – мучения Назара не прошли даром, и в больнице, вероятно, мне поставят неутешительный диагноз. Мигрень или другие осложнения. Жизнь не будет прежней.

– Вы собираетесь проходить?

Меня спрашивают не в первый раз, мы давно подошли к камере и передо мной распахнули железную дверь. Я скупо извиняюсь и прохожу внутрь, отрезая себе последние пути к побегу.

Как мы до такого докатились?

До свиданий в камере. До пропасти бешеной. До обид и недопониманий… по крайней мере с моей стороны они точно были, и я имела на них полное право. Как и Данияр имел право на свободу, поэтому я здесь.

– У вас десять минут!

Дверь за моей спиной захлопнулась. С бешеной силой.

А он ждал меня. Я глаза не поднимала, но чувствовала – ждал. Ему сказали, что жена придет. И он очень ждал.

Широкие шаги по направлению ко мне стали спусковым крючком. Я отшатнулась, когда он прикоснулся ко мне.

Доля секунды. И большая пропасть.

– Насть, – его голос был низким, хриплым. Страшным.

– Не надо.

– Настя, – повторил он настойчиво.

– Нет! – процедила я и резко подняла взгляд. – Назар, скорее всего, мертв. И я все помню. Все, Данияр.

– Я знаю, – ответил он. – Я все знаю, Настя. Мои люди сели вам с Азацким на хвост сразу же, как обнаружили тебя. Я немного не успел. Он перехватил вас раньше.

Немного.

На одну ночь, как минимум. Когда меня мучили тем нашим видео...

Немного!..

– Тебе плохо, – озвучивает он мои мысли.

– Я пришла сюда не за этим. Мне нужны ответы, Данияр.

– Спрашивай.

Его глаза такие спокойные, но с темной поволокой. Данияр понимает, что его положение шаткое, но во мне отчего-то уверен. Уверен, потому что помнит мое обещание – быть рядом. Быть женой, быть плечом, не отступать. Но это было до.

– Мое обещание в прошлом, – заявила я уверенно.

– Вот как? – тихое уточнение. – Где наша дочь, ты оставила ее с Азацким?

Данияр больше не делает попыток приблизиться, он даже отошел, позволяя мне дышать свободнее.

Но и из камеры я едва ли выйду раньше десяти положенных минут. Я это четко понимала.

– Именно. Вижу, что ты все знаешь, тогда начнем с начала, – спокойно произношу я. – Ты мне изменял?

Данияр сощурился, но не думал долго. Сразу понял, о каком видео идет речь.

– Нет.

Не это я хотела услышать.

Я хотела объяснений, но Данияр мне их не давал. Держал на цепи, дозировал информацию, неосознанно делал мне хуже. Я хотела большего.

– Ты можешь объяснить?

– Я не вижу смысла объяснять подделанное видео, на которое ты повелась, сбежав из дома почти год назад.

Данияр разозлился. Разумеется.

Это резко проявилось: в комнате поднялся густой воздух.

Я опускаю глаза, не зная, как спрашивать о другом. О том, что больше всего разъедало душу и мысли. Та ночь с кинопоказом от Назара была жуткая, кадры невозможно забыть. Ни кадры, ни собственные воспоминания.

Сделав несколько широких шагов, Данияр все-таки оказывается рядом. Его руки собственнически обхватывают мое лицо, а губы скользят по виску.

А в моей голове то видео.

Тот день, когда я поняла, насколько он силен, а я – беззащитна.

– Не трожь… Что ты с нами сделал?! В тот день после свадьбы… – мучительно простонала я.

– Я могу извиниться сотни раз, но едва ли это уйдет из твоей памяти.

– Я все помню, Данияр. А даже если постараюсь забыть, то видео будет всплывать. Он показывал его мне. Десятки раз крутил. Я всю ночь смотрела. И вспоминала, вспоминала…

Я зажмуриваюсь.

Вот и сказала об этом. Вслух. Действительно мясорубка, самая настоящая.

– Я считал, ты мне изменила.

– Это не оправдание.

– Мне жаль.

Жаль.

Я не уверена. Данияр уже показал себя в истинном обличии, когда решил, что я его собственность и что со мной можно делать все, что угодно.

– Насть, это ничего не меняет. Ты моя жена. У нас ребенок. Все наладится.

Я качаю головой. Безумие. Полное безумие! Дикая мясорубка, а не любовная история.

Данияр стискивает зубы, вминает меня в свое тело. Я с трудом упираюсь ему в грудь и отхожу на безопасное расстояние. Признаю, что я его боюсь. Даже теперь, когда за моей спиной есть защитник.

– Последний вопрос. Павел и Виктория – мое приемные родители?

Я тяжело дышу и смотрю на него пытливо.

Данияр впивается в меня невидящим взглядом. Понимает: солгать больше не получится. Я больше не всецело его. Я могу уйти.

Это не нравится Данияру. Назар был прав, мой муж очень хочет владеть мною единолично.

– Да, это так. И я знал про Азацкого, Настя.

Сердце разбивается вдребезги.

Все лгали. Все. Все меня поимели, не иначе.

– Давно? – шепчу одними губами. – Давно ты знал?

– Нет, Насть.

– Врешь…

– Совру только в том, что рад связям с Азацким, – вспылил Данияр в ответ. – В остальном я честен с тобой. Я не такой ублюдок, каким ты меня нарисовала.

Мы оба замолкаем, тяжело дыша.

Я не знаю, кому верить, но решаю доверять лишь своим ощущениям. Правда в любом случае вскроется, с такой репутацией Данияру бессмысленно лгать.

– Узнал недавно, когда провожал твоих родителей в аэропорт. Твой отец отвел меня в сторону и признался, что ты приемная дочь. Он решил, что это может помочь делу с Назаром, от них все равно толку нет.

Вот, чего отец каялся мне в тайне от матери.

Не только из-за весны той проклятой, но и из-за тайны с приемным ребенком. Я была им неродная, и отца терзала эта тайна.

– Я начал искать, но Назар быстрее подсуетился. Назар действительно мертв?

Я киваю, наблюдая за его реакцией.

Кровная война счастья не приносит, но Азацкий решил за всех нас. Он уничтожил моего мучителя.

Дверь отворяется с громким скрипом. Нас оповещают, что остается одна минута, но этого недостаточно, чтобы сердце перестало истекать кровью.

Кусая губы, я смотрю на Данияра. Обросший, но все такой же суровый. Безумно сильный, высокий, красивый. У меня от этого мужчины маленькая принцесса. Я не смогу ей сказать, что в свое время оставила ее отца в тюрьме. Данияр выберется, уверена, но для этого пройдут годы. И тогда между нами не только пропасть, но еще и бездна ненависти разовьется. Ни за что в жизни этого допустить нельзя.

Минуя Данияра, я присаживаюсь за стол и беру ручку с листочком. Здесь есть все необходимое. Уверена, даже Данияр живет здесь в щадящих условиях, иначе быть не может – у него много связей, просто у Назара на тот момент их оказалось больше.

– Продиктуй номер твоего адвоката. Я свяжусь с ним и на следующей неделе выступлю на суде в твою защиту. Назара больше нет, обвинений тоже. Мое слово станет законом.

Тяжелые шаги – символ приближения.