Они всё ещё как будто сомневались и не хотели ей верить.

– Не всем важна красота, знаешь? «Влюбляются не в лица, не в фигуры». Барби с обложек едва ли чего-то стоят, если в них нет характера и ума.

– Тем более! Ни того, ни другого у меня не имеется.

Поняв, что разговор зашёл куда-то не туда, и от её рефлексии ребятам неловко, она нарочито радостно и легкомысленно воскликнула, хлопнув в ладоши:

– Ладно, давайте начнём. Вы вообще знакомы с бальными танцами? Может уже был опыт или?..

– Нет, – получил единогласный ответ.

Это всё усложняло. Сначала, Элина постаралась на словах объяснить главные принципы, основы основ, но попытка, похоже, имела сомнительный успех – двое бездумно уставились, хлопая ресницами. Не быть ей учителем – кто вообще разобрал бы запинающуюся, усложнённую и перескакивающую с темы на тему речь? Поэтому Элина решила показывать всё на практике – им и ей легче.

– Вальс считается одним из простейших танцев, главное никуда не врезаться и следить за ногами. Хотя это зависит в большей степени от того, кто ведёт, но да ладно…Начинать нужно с вашей стойки: спину прямо, руки вот так, – показала сначала Диме, потом Авелин. – Такт «раз-два-три», думаю, вам знаком? Уже что-то, хорошо. Чтобы начать шаги, лучше представьте на полу квадрат и как бы наступайте на его углы. Давайте попробуем.

По глупости она поставила их вместе и собиралась стоять в стороне, советуя лишь что да как сделать. Но уже с первого кривого шага поняла – страдания только начинаются.

Музыка в зале крутилась на повторе, сменившись, дай Боги, раза три, и потому от Шуберта не только разболелась голова, но и появилось навязчивое желание разбить граммофон вместе с пластинкой.

С Димой шло у них пусть медленно, но гладко: он постоянно смотрел под ноги, зато держался уверенно, и ошибался, только если Элина начинала болтать. Старался, и видно всё для той особой девушки. Авелин же…Была типичной Авелин: энтузиазмом не горела и лишь забавлялась. Из-за того, что Элине пришлось взять на себя непривычную роль ведущего, шутки и подначки так и сыпались с двух сторон.

– Что-то мой партнёр не удался. Ему не хватает мужественности, – озорная улыбка сияла на лице, – Может, нам следует поменяться?

Та вдруг перехватила её руки и в самом деле заняла позицию ведущего. Элина закатила глаза, ища успокоения.

– Ну а что? Почему я не могу быть главной? Почему обязательно кому-то подчиняться?

– Потому что мужчина ведёт, а женщина следует за ним. Такие правила.

– И кто их выдумал? Глупое общество! Вот захочу и буду так делать, и что?

Сразу видено человека, не выросшего на глазах у кучи людей и не имеющего понятия, как отхождение от общепринятого даже, казалось бы, в мелочах, раз и навсегда способно загубить не только карьеру и авторитет, но и всю оставшуюся жизнь.

– Ничего, будет лишь молчаливое порицание. Ты, конечно, можешь сделать это где угодно, но только не на светских вечерах и официальных мероприятиях. А бал, думаю, как раз к этому и относится. Хотя возможно, раз в этом мире пытаются ценить индивидуальность и самобытность, такое допускают.

– Мне кажется или звучит так, словно ты не против учить и меня «мужским вещам»?

– Ладно-ладно, – сдалась, не желая спорить, – но с условием, что и про «женские вещи» не забудешь… А ведь мы просто говорили о танцах!

И вот когда Виолетта Демидовна совершала свой последний обход, их труды были оценены по достоинству. Авелин и Дима отлично справились, пусть и совсем не сочетались как пара ни внешне, ни тем более внутренне.

Похвала, смех и болтовня доносились со всех сторон, и на доброй ноте занятие готово было вот-вот закончиться, как Виолетта Демидовна вдруг вернулась на сцену:

– Мои дорогие, хочу ещё раз сказать, какие вы все молодцы! Что в ученических буднях может быть лучше, чем танцы, веселье и дни, наполненные любовью к другим и к себе! Давайте последний раз закрепим результат, проведём, так сказать, пробный бал – всего один танец. Приглашайте друг друга, покажите всё, чему научились! Может даже, это ваш шанс признаться кому-то в любви? Не знаю, не знаю, но я иду ставить музыку! А вы не мешкайте!

Всем бы перенять её энергичность. Неужели ещё ноги не болят?

Элина огляделась по сторонам. Нет, вряд ли кто решит подойти, а у самой просто не хватит духа. Несколько счастливчиков уже кружили по полу, довольные и ни о чём не думающие. Совсем рядом, Элина приметила вновь повторяющуюся картину: Аделина и двое первогодок-близнецов, пытавшихся завоевать её расположение.

– Выбор же очевиден, Деля! Посмотри на него и на меня! Кому понравится бледная моль, зубрила, сухарь!..

Говорил это Меркуций, старший из близнецов Зарницких: рыжий, веснушчатый и постоянно улыбающийся так, словно кто-то рядом травил анекдоты. Едва ли его можно было принять за потомка Восьми, ведь вид имел ужасно непрезентабельный: волосы как гнездо, форма помята и не достаёт пуговиц, а за ухом забытое перо. Схватив Аделину за руку, он состроил самое милое лицо: «бровки домиком, губки бантиком».

– Как будто кто-то предпочтёт утончённому и эрудированному учёному, такого хвастуна как ты, нетактичного выскочку, клоуна без грима.

Астерий – младший из братьев. Пусть те и были близнецами, идентичными, казалось бы, во всём: лице, фигуре, голосе, но помимо русых волос Астерия они кардинально отличались в манерах и отношениях. Прилизанный, серый, аккуратный и щепетильный против хаотичного, яркого и растрепанного. Удивляло, как по определению столь похожие, они намеренно подчёркивали различия.

Теперь, когда обе руки Аделины оказались в плену и две пары глаз уставились на неё в ожидании, та одним изгибом губ вопрошала: «За что мне это?». Прежде чем отстраниться в раздражении, объяснилась якобы:

– Сегодня вы особенно несносны. У меня уже голова разболелась. Никаких для вас танцев.

И не обращая внимания на извинения, обиженные и пристыженные взгляды, ушла к Аврелию. Тот танцевал с Дашей, их одноклассницей, но это не остановило праведный гнев и нарочитое пренебрежение. Подвинув нерадивую девчонку, которая легко отступилась, ведь в схватке между расположением старосты и парнем приоритеты очевидны, Аделина резво покружила в вальс, то и дело выпадая из ритма.

– Могу я пригласить Вас?

За просмотром трагикомедии в двух актах Элина не заметила, как кто-то оказался рядом. Только вот его она точно не ждала. Какая-то шутка опять? Ошибка? Что Севериану надо?

Она не стала отвечать. Пусть танцует с кем угодно, но не с ней, и смотрит на других этим холодным взглядом. Авелин и Дима, всё ещё практикующиеся рядом, покосились с любопытством. Лишь бы не надумали невесть чего.

– Не молчи, пожалуйста, – Севериан не решался подойти ближе. – Я знаю, что ты злишься и видеть меня не хочешь. Имеешь полное право, конечно, и так и будет дальше, я уйду. Но сейчас окажи мне услугу – всего один танец. Вопрос жизни и смерти.

Элина давно заметила Измагарда, подслушивающего и уверенного, что совсем не подозрительно стоит в углу «для отчуждённых». Всё стало на места, и от этого хотелось рассмеяться на весь зал.

– Иди и скажи Измагарду, пусть забирает то, на что вы поспорили. Он выиграл. Танцевать с тобой я не собираюсь.

Актёрская маска треснула удивлением, но быстро вернулась обратно.

– Неужели я так очевиден?.. Впрочем, неважно. Мы поспорили, да. И я прошу помочь, это ведь не сложно.

От бесстыдной наглости, от злой насмешки Элине хотелось ударить его, ведь сделать так же больно словами ей не под силу. Но это только в мыслях и мечтах. Сейчас она могла только скрестить руки на груди и прикусить щеку изнутри, повторяя как мантру: «успокойся».

– Смеёшься надо мной, да? Убогая неудачница для вас и не человек вовсе. Глупая, всем помогающая, наивная и доверчивая. Просто умора! – понимая, что вот-вот перейдёт черту, прикусила язык. – Уйди, пожалуйста, просто уйди. Неужели тебе мало того, что было? Не всё сказал? Так давай, говори и уходи.