«Так значит, вся ваша вражда и ненависть выдумка?» – наобум выпалила, ожидая ответа. – «После всех этих легенд, после обрядов и даже той битвы на озере. Ты не ненавидишь его. Правда в том, что ты не смог жить без него»

«Это ничего не значит» – в отстранённом злом голосе с трудом узнавался её добрый верный друг. Яромир не хотел быть здесь. Что-то и в нём поменялось. – «Во всём вина Шерт. И даже с той связью, я смог исполнить свой долг, смог убить его. Не тебе судить меня»

Прежде чем успела возразить, задать ещё один неудобный вопрос, виски прошибло болью. Зажмурившись, Элина схватилась за подоконник.

«Ты ведь не хочешь, чтобы всё закончилось вот так?» – тело само по себе двинулось вперёд. – «Не хочешь подвести остальных. Подвести меня»

«Нет»

«Тогда не лезь куда не просят. У нас уже есть план. Мы знаем, что случится. Так прекращай искать лёгкие пути и заниматься ерундой»

Ставя окончательную точку в разговоре, Яромир отпустил её и исчез – зарылся в далёкие-далёкие дебри разума. Элина осела на пол. Тело обуяла дрожь. Почему? Что сделала не так? Кто знал, что он может так – владеть ею и распоряжаться? Чего ещё не знала? В один момент не очнётся ли на коленях перед молебнем, принеся в жертву весь мир и себя?

Хотелось верить – просто случай. Хотелось верить – встал не с той ноги. Но в сердце проросли первые зёрна сомнений. Предчувствие. Здесь скрывалось нечто большее.

– Говорил же, не сидеть на холоде. Заболеешь.

Плеч коснулось нечто тёплое и тяжёлое. Шерстяной плед. Вскинув голову, она встретилась с внимательными чёрными глазами. Демьян.

– Спасибо, – встала и укуталась теплее, но затем приглашающе протянула кусочек. – Я думала, все спят.

Не долго раздумывая, он накинул плед и себе на плечи. Они стояли бок о бок, и Элина чувствовала исходящий от него жар – неужели и правда настолько замёрзла? Или до того отвыкла от прикосновений?

– Так и есть.

– Но ты не спишь.

– А я просто чувствую, когда тебе очень хочешь слечь с простудой, и всячески стараюсь этому воспрепятствовать.

Элина улыбнулась этой притворной строгости «заботливой мамочки».

– На самом деле я закаленная, – отчасти, это уже стало правдой. – Никакой холод не берёт.

– Ну-ну, – он скрестил руки, – может тогда пойдём в проруби покупаемся?

– Мне кажется одного раза было предостаточно, – протянула несмело.

– Вот уж точно!

Пустые разговоры заполняли тишину и какую-то новую неловкость между ними.

– Кошмар приснился?

– Вроде того, – Элина потёрла горло. – Надеюсь, я не кричала.

– Что там было?

– Я умерла. Нет, точнее не я. Он. Сначала убил Далемира, а потом, не выдержав, подставился под медвежьи клыки и ушёл следом. Глупее Ромео и Джульетты.

Пока она неискренне веселилась, Демьян лишь наблюдал. Элина кожей чувствовала. Не трудно догадаться в чём причина. Потому и спросила, не желая оттягивать:

– Наверно странно теперь разговаривать со мной. После всех бредней о Богах и героях.

Он встрепенулся, пойманный врасплох. Бахрома под его пальцами завязывалась в мелкие узелки.

– Я верю тебе. Правда! – от её скептицизма вдруг распалился сильнее: – На самом деле, прости, но я видел кое-что: касающееся тебя и того будущего. Всех нас. Пусть видения и туманы. Кто разберёт, о чём Дивия шепчет на ухо? Не умеет она говорить прямо: один загадки да ребусы. Но думаешь, отпустил бы тебя в ту ночь? Да сразу бы привязал к батарее и рядом сел сторожить!

– Я бы очень и очень сопротивлялась…

– Уж поверь, но ради твоего блага, готов всем пожертвовать. Даже нашей дружбой.

Элина не понимала: благодарной быть или, наоборот, пугаться. Стало вдруг жарко тесниться вдвоём под одним одеялом.

– Чего точно мне не надо, так это жертв. Их и так было слишком много, – голос дрогнул, и она отвернулась, пряча лицо. – Разве стою того?

– Эля…

– Прости, – помотала головой, ища силы на улыбку. – Так меня легко разжалобить стало, не смешно ведь даже!

Он вдруг схватил её ладони и заставил повернуться к себе. Плед сполз с плеч, осел на полу.

– Если хочешь плакать, плачь. Не надо стыдиться. И тем более ждать какого-то подходящего повода.

– О, не говори этого. Нет.

– Ты не доверяешь мне?

– Не в этом дело, – до чего же жалкая. – Просто сколько уже раз ты видел меня не то что в плохом, а в самом убогом из убогих состояний? То я в слезах и истерике, то в крови и шрамах… Любому надоест спасать принцессу, пять раз на дню попадающую в лапы дракона. Что вообще подумать можно?

– Что ты живая и настоящая? Эля, ну что за глупости, – он коснулся её щеки, едва-едва, совсем невесомо, ведь у самого дрожали руки. – Меня бы не было здесь, если что-то не нравилось. Если бы ты не нравилась. Я ведь упрямый прямолинейный баран, как помнишь.

Элина не сдержала смешка. Своих слов назад не брала. Сие сравнение всё ещё было самым точным.

– Всё ведь строится на доверии: я тем более не хочу, чтобы ты пряталась и переживала о том, как выглядишь передо мной. Не надо притворства.

– Да разве…

Вдруг что-то с глухим стуком рухнуло. Они тут же обернулись и сразу наткнулись на Севериана, застывшего в проёме и сжимавшего в руках горшок с (). Пойман с поличным прямо на месте преступления. Погодите, он что подслушивал?!..

– И чем ты там занят? – Демьян сложил руки на груди.

– Стою.

– Это я вижу. Но вряд ли тебе срочно потребовалось полить цветочки. В четыре-то утра.

– А почему нет? Может, уснуть не мог, всё думал о них?

В конце концов Северина вернул горшок на подоконник и подошёл к ним, заглядывая в окно. Молчание затянулось. Элина не знала куда себя деть. Сама не понимала, почему нервничает, почему щёки горят. Что успело так сильно поменяться?

Теребя плед, она всё-таки накинула его и на плечи Севериана, вышедшего на балкон в тоненькой рубашке. Он вздрогнул. Посмотрел как-то странно, не разберёшь, и быстро отвернулся.

– А я говорил, что лучше молчать обо всём. Проблем меньше.

Элина неопределённо помотала головой, уставшая от одной и той же шарманки.

– Вроде бы обсуждали уже…

– И какие же проблемы появились? – вклинился Дёма.

Севериан окинул его снисходительным взглядом и стал загибать пальцы:

– Как минимум гиперопека. Излишнее волнение и внимание. Поиск виноватых. Все лезут в дела, в которых ничего не смыслят и никак помочь не могут. И которые их не касаются.

– И разве это плохо? Забота – плохо? Не всем же как тебе упиваться одиночеством. Чего так трясёшься попросить помощи?

Элина ответила за себя сама, ставя точку в бесконечном споре с Северианом:

– Я старалась справляться в одиночку, – выставила запястья на обозрение, – и вот куда меня это привело.

Атмосфера переменилась. Знала, что использует запрещённый приём, но проверенный и работоспособный. Ночь обожгла холодом, и окно пришлось закрыть.

– Это ты такая – вечно ко всему чувствительная и принимающая близко к сердцу, – выдал в конце концов Севериан, предусмотрительно отвернувшись. – Упадёшь сразу, если никто не подставит руку. Но мне и до этого было хорошо и комфортно. Теперь же одни вопросы с пристрастием!

– О, ну конечно! Тебе самому ещё не надоело?

– Что?

– Во всём обвинять других.

Попытка исправить усугубила положение. Взъерошенные и горячечные оба никак не могли отпустить обиды.

– Давайте не будем о плохом, – завела примирительное, и потянула обоих в комнату, – и пойдём лучше спать. Давно пора оставить эту ночь, всю эту неделю позади.

***

Её возвращение Академия встретила тихо. А скорее вообще никак. Оказывается, для всех Элина отсутствовала по «семейным обстоятельствам». Но какие могут быть семейные обстоятельства у потерянной? Только вот подвоха никто не усмотрел. Или, правильнее сказать, не хотел усматривать. Никому не важны подробности. Правда – тем более, ведь даже в узких кругах ничего не афишировали, не разглашали. Так Аглая Авдеевна завуалировано передала угрозу директрисы: «Всяк много болтающий, не отыщет ни языка своего, ни головы. Верно, Левицкая? Кто это сказал?»