– Я говорил им, что после всего тебе вряд ли захочется устраивать ночёвки.
Из темноты выплыл силуэт Севериана. На плечи накинутое полотенце намекало, что он тоже недавно выбрался из душа. Не до конца застёгнутая рубашка и мешковатые штаны оттенков небесно-голубого точно использовались для сна – выйди он так в люди, подумали б, что спятил. На открытых теперь предплечьях расползлось несколько синяков.
Не только ей, всем им досталось.
– Не знаю, что хуже сейчас: остаться в одиночестве или в толпе людей, – и, прежде чем успела обдумать, предупредила: – Я собираюсь всё им рассказать.
– Всё?
– Да. О нас, о Богах. О конце света.
Всякая расслабленность исчезла. Его лицо сделалось холодным и непроницаемым вновь. Резко схватив её за руку, Севериан утянул подальше от других. Они затаились у окна на лестничном пролёте. Серебристая луна одарила их фигуры потусторонним светом.
– О чём ты думаешь? Объясни. Я совсем не понимаю.
– Добро пожаловать в клуб, – криво усмехнулась, вспоминая, как сама умоляла его научиться говорить мысли вслух. Но долго притворяться не смогла. – Если бы я хоть что-то знала и понимала…Просто надоело разбираться со всем одной.
– И ты выбрала их?
– А кого ещё? Императора, директрису? Они давным-давно в курсе, но ведут свою игру. Не нужен им новый мир без Скарядия. Без власти.
– Сама придумала?
До этого избегая его взгляда, смотря куда угодно: в окно, под ноги, сейчас она вскинула голову. Вместо ожидаемой насмешки, любимых им ненависти и неодобрения, разглядела тревогу. Пусть не признаваемую и прячущуюся, но тревогу.
– Времени осталось мало. А я запуталась. Полностью. Всё, что было до этого – ложь. Директрисой созданные декорации, лишь бы избавиться от нас, – быстро исправилась, – нет, даже не так. Пока что мы должны жить, должны вновь воссоздать Тысячелетнее солнце. А там уже всё равно.
– Ты сходишь с ума. Не знаешь, что говоришь.
– Так и есть! – до тошноты устала от его упёртости. – А сейчас хочу просто хоть кого-то посвятить в эту тайну и перестать влачить ношу одной.
Ловить с него нечего. Сколько уже было ссор, выяснений кто прав, кто виноват? Каждый оставался при своём. Сам мир сулил им, намекал идти разными дорогами.
– Но ты не одна, – когда уже собиралась уходить, раздалось вдруг тихое и спокойное над ухом. – У тебя есть хотя бы я.
Элине хотелось смеяться – что за ужасная шутка, не достойная даже помидор и тухлых яиц? Но настойчивые руки, остановившие её, пытались доказать что-то априори фантастическое. Что-то наравне с Дедом Морозом и новогодними чудесами.
– И о чём мы здесь шушукаемся?
От неожиданности подскочили, так что едва не столкнулись лбами. На второй этаж поднялся Демьян, наспех запахнутый в массивную парку. С улицы раскрасневшийся он грел мочки ушей пальцами.
– А ты, как всегда, крадёшься? Не боишься получить в глаз?
Демьян поравнялся с ними, не впечатлённый угрозами. Окинув взглядом с ног до головы, задержавшись на синяке у неё под глазом, он просто схватил обоих за руки и потянул в комнату.
– Давайте всем свои секретики расскажите, – и под нос буркнул: – С мокрой головой под самым сквозняком! Страх совсем потеряли.
Элину пробило на улыбку, до того глупыми показались эти слова, эта забота. После похода на полунощные земли и нескольких дней в беспросветном мраке и холоде, какой смысл уже бояться?
Комната встретила теплом, запахом корицы и пряностей. Не ошиблись ли они случаем дверью и не попали в индийскую лавку? Куча гирлянд и фонарей разгоняли тьму. Во-первых, когда они успели их достать, а во-вторых, откуда? Точно за это время кого-то ограбили.
– Мы уже заждались!
Едва порог переступили, как тут же получили по кружке чего-то горячего и терпкого. Элина присела куда-то меж подушек, раскиданных по полу, и постаралась не замечать все вскользь или открыто кидаемые на неё взгляды.
– Что это? – спросила, лишь бы прервать неприятную тишину.
Янтарная жидкость в стакане мерцала и переливалась, белёсый пар витал над чашкой.
– Глинтвейн, – поднял бокал на манер тоста Измагард, а потом, отхлебнув прилично, добавил: – та ещё бурда получилась.
– Его ведь Аделина готовила, – поддакнула Десма.
Та пробурчала что-то в ответ, но пусть и маленькая, эта шутка разогнала мрачную атмосферу. Элине было странно видеть их всех вместе, с таким рвением поддерживающих мир и спокойствие. Но ещё страннее оказалось увидеть не в той привычной форме или одетых по писку здешней моды, а в уютных и растянутых пижамах. К ночевке никто очевидно не готовился заранее – спонтанность идеи прощупывалась в неловких переглядываниях и сонных лицах, в ассорти из чужих одеял и кружек.
Они собрались ради неё, ради них четверых. Потому что переживали, боялись? Так сложно было вновь оказаться на виду, в шумной компании пусть и близких, пусть и знакомых, но непредсказуемых людей. Что в их головах? Элина перестала понимать.
Одно знала точно – ей придётся всё разрушить.
Ей придётся сказать. Но для этого нужен ещё один человек.
– Я сейчас приду.
Элина резко подскочила, не обращая внимания на недоумённые взгляды и летящие в спину вопросы. Нужная дверь находилась совсем рядом, пройди два шага и вот. Стараясь стучать тихо и одновременно с этим настойчиво, Элина выдохнула. Ладошки вспотели. Серьёзно? После всего пережитого продолжает нервничать по таким пустякам?
Из тёмной щели выглянули злые-злые глаза. Шкала стыда стремительно заполнялась, и пока не стало совсем невмоготу, Элина выпалила:
– Можно увидеть Авелин?
Соседка проскрипела нечто нецензурное и уплыла обратно. Прошла минута. Две. На этот раз дверь распахнулась широко, а на пороге объявилась та, что была ей так нужна.
– Я…Мне…В общем…
Где же все заготовленные речи? Стоило увидеть, и язык онемел. Авелин же словно призрака увидела: схватила за плечо и крепко стиснула, желая удостовериться в её материальности.
– Ты жива?
Такой категоричный, полный недоверия вопрос и вовсе выбил Элину из колеи. Вспомнив о старых привычках, она растянула губы в притворной оборонительной улыбке.
– Пока что вроде да. А ты не рада? – но не позволила себе скатиться в глупые обиды. – Мне надо многое рассказать. Ребята собрались у нас в комнате, и я хочу, чтобы ты тоже услышала всё.
Авелин отстранилась и сложила руки на груди. Всем видом давала понять: затея ей не нравилась. Но всякие желания не были сейчас важны. Куда важнее оставались Дима и Денис.
– Ладно.
Легко согласившись, Авелин продолжала искать пути отступления и, завернувшись в халат, шагала намерено медленно. К общему сожалению, тянуть вечно было невозможно.
– Всё будет хорошо, – не понятно кого успокаивала: себя или её.
Стоило зайти и их окружила тишина. Элина глубоко вдохнула, ища силы расхлебать заваренную кашу. Авелин пристроилась на её кровать, предварительно согнав бесстыдно развалившегося Измагарда, который от неожиданности даже возмущаться не стал.
– Я хочу рассказать всем вам нечто важное. В такое сложно поверить, да наверно я сама бы не поверила и назвала сумасшедшей. Но, честно, мне надоело хранить эту тайну, если смысла в этом давно нет. Да и никогда не было как будто.
Они смотрели, едва ли не разинув рты, заинтригованные и скептичные – какой такой страшный скелет спрятала в шкафу? Ей-то что скрывать, пай-девочке?
– Начну от противного. Того как попала на полунощные земли, и что там было…
Элина точно не владела ораторским искусством, но сейчас старалась вычленить из головы все важные события, всё, что успело случиться за эти полгода – от пропавшего барьера на Осениннах до маленькой девочки на алтаре. Рассказ занял больше времени, чем могла подумать. Жизнь оказалась бесконечной чередой чужих замыслов, божьих помыслов и предназначений. За всем этим блеском, кто же разглядит суть? Кто разглядит её? И вот когда подвела точку сегодняшним разговором с директрисой, когда избавилась от этой ноши, она сдулась словно шарик. Привалилась к стене и сложила руки, готовясь выслушать всех и каждого: их сомнения, упрёки, насмешки.