…Марина ещё не проснулась. Тёща спросила, почему я такой весёлый. Я рассказал про «ви гофно». Тёща вздохнула и сочувственно улыбнулась…

Говорят, если свадьба – в дождь, это к счастью.

Возможно, именно на дождь, на проливной ливень уповал Алекс, говоря о хорошей погоде в день предстоящего бракосочетания.

Однако к вечеру подморозило, и вместо дождя пошёл снег.

В зале было тепло, уютно. Пахло свежезаваренным кофе, колбасой и майонезом. Праздничный стол был составлен буквой «П».

Ровно в пять ансамбль уже стоял на сцене.

«Раз-раз-раз, раз-два-три-четыре-пять – вышел-зайчик-погулять», – проверял микрофоны Электрошурка.

Гости ещё не пришли, зал был пуст, Манюня дорезала на кухне сыр, поглядывая через широко распахнутую дверь, как бы лабушня не слямзила чего со стола.

«Раз… Раз… Раз… Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету… Добавь ревера, убери чуть высоких. К любым чертям с матерями катись… Убери низких, а высоких добавь… С-с… С-с… С-с матерями катись!.. Катись! Тись! Тись!.. Нет, это до хера… К чертям катись… Вот так», – продолжал выделываться в микрофон Электрошурка.

С минуты на минуту должны были приехать молодые. Я спустился вниз, в предбанник.

Вскоре в предбаннике появился Диоген.

– Видел сегодня Накипелова, тебе от него привет, – сказал он, не глядя на меня, и закурил.

– Спасибо, Олег, я тронут, – был мой ответ.

– Он тоже сваливает…

– Куда?

– В Израиль…

Я промолчал.

Диоген, усмехаясь, тихонько пропел – на мотив пугачихиного «До свиданья, лето»:

На улице загудели клаксоны. Я выскочил в своём велюровом пиджачке на мороз – встречать молодожёнов.

Автомобильный кортеж возглавляла чёрная «Чайка» с обручальными кольцами на крыше и куклой на капоте. Нацепив взволнованную улыбку, я распахнул дверцу «Чайки». Рядом с шофером сидела расфуфыренная мужиковатая баба с лакированной сумочкой через плечо. На заднем сидении поёживалась прилизанная орлица в подвенечном платье, с тяжёлым, свинцовой спелости, кадыком.

Жениха в брачной карете не было.

– Здравствуйте, я Сева, ваш тамада, – обратился я к невесте.

– Усуся, – представилась та.

– Извините, но сегодня у нас Ингрид, – заметил я на всякий случай.

– Усуся, – нетерпеливо повторила невеста.

– Вы уверены, что попали куда надо? Сегодняшнюю невесту зовут Ингрид, – продолжал я гнуть свою линию.

– Я тобі людською мовою кажу: усуся! Терпіти більше не можу. Де тут у вас сральня? – с этими словами ясновидящая сунула мне свой букетик и начала выбираться из машины.

Я проводил её до туалета. По дороге поинтересовался, где Алекс.

– A бiс його маму знае, – ответила прорицательница. – Зараз, мабуть, приїде…

Вскоре появился Алекс. Он приехал на украшенном лентами автобусе, со своими гостями.

Мы возлабали, как положено, Мендельсона.

Гости расселись.

Одной паре не хватило места.

Воистину, кто успел – тот и съел.

«У, говноеды! – шепнула мне Манюня на ходу, ковыляя за ещё одной вазой для цветов. – Заказали ровно на 102 человека. Нет, чтоб заказать на 110 – вдруг припрётся ещё кто-нибудь».

…Что сделал бы ты, дорогой читатель, на месте хозяев?

Придвинул к столу ещё пару стульев? Или тряхнул мошной и велел накрыть дополнительную поляну – на случай, если подтянется сверхплановая родня?

…Пока неустроенная супружеская пара – Галина Семёновна и Артемий Петрович – ждала положительного решения вопроса, между сватами вспыхнула дискуссия.

«Було ж домовлено – по п’ятдесят одній людині з кожного боку! У нас усі – ті, шо треба. Нікого лишнього. Це ви позвали біс зна скільки. Так шо з охвіциантками домовлюйтеся самі!» – выговаривал свахе папа жениха.

К сверкающей его кожаной куртке была пришпилена медаль «За трудовые заслуги». Ходил папа, опираясь на массивную резную палку, какие делают на Гуцульщине.

«Ми теж нікого лішнього не звали», – не сдавалась мама невесты.

«Ой, так вже й не звали!» – съехидничал отец Алекса.

«Перевірте своїх», – продолжала стоять на своём сваха.

«Може, хтось чужий прийшов – поїсти-випити на шермака?!» – высказал предположение папа. Затем откашлялся и объявил: «Так, шановні товариші! У залі можуть бути сторонні! А ну, мої гості, встаньте! А свахини – залишайтеся сидіти! А ми зі свахою зараз подивимося».

Жениховы гости поднялась с мест.

…Есть такой способ – погулять на халяву. Человек приходит на свадьбу, садится за стол. Невеста думает, он – со стороны жениха, жених думает – со стороны невесты. Как только затевается одаривание молодых, неоднократно остограммившийся и нахававшийся деликатесов шаровик отлучается, с понтом, в туалет. И, как разбухший, отяжелевший бумеранг, не возвращается уже никогда…

Папа со свахой медленно пошли вдоль стола, высматривая чужих среди своих. Отец – среди стояльцев, сваха – среди сидельцев.

«Ці, – взвизгнула мама невесты, указывая на одетого в шерстяной пуловер мужика с пожухлой рожей и сидящую рядом, виновато улыбающуюся томноглазую кралю в мини-юбке. – Ці обидва – не мої!».

«Не твої, кажеш? Та й не мої теж…» – вздохнул папа.

И, отоварив мужика, что есть силы, по хребту своей гуцульской палицей, гаркнул: «Геть звідсіля, сучьї діти!».

Мужик втянул голову в плечи.

Краля заголосила.

Папа отоварил прихлебателя ещё разок.

«Мамо, мамо, що ж він робить?! – всполошилась Усуся. – Це ж мій вчитель! Ясновідящий Полікарп!».

Ясновидящий схватил рыдающую спутницу за руку и, беспрестанно оглядываясь, потащил на выход.

Участливо вздохнув, Галина Семёновна и Артемий Петрович проскользнули на освободившиеся места. Предшественники позаботились, чтобы тарелки Галины Семёновны и Артемия Петровича были затарены маринованными лисичками, оливье и дефицитной атлантической селёдочкой. Кроме того, в тарелке Галины Семёновны оказалась пара бутербродиков с икрой, которые успела ухватить себе краля ясновидящего.

Усуся бросилась вслед за учителем. За ней – сорвался с места свидетель.

Жених остался сидеть, тщательно рассматривая свою вилку, нож и намалёванную на тарелке красную розу – эмблему любви. Что-то явно не ладилось в только что народившейся на свет семье…

Вскоре свидетель привёл зарёванную Усусю.

Отец жениха со свахой двинулись дальше.

Из-за стола поднялись двое молодых людей в синих лавсановых костюмах и без лишних слов сквозанули на улицу.

Так или иначе, дополнительные стулья не понадобились. И даже наоборот – два места за праздничным столом оказались свободными.

Свадебное действо началось.

Я, как обычно, подошёл к столу – с саксофоном наперевес, постучал вилкой о бутылку шампусика, призывая народ к тишине (так председательствующие стучат на собраниях по графину с водой) и звонким пионерским голосом объявил: «Дорогие товарищи! Разрешите. Торжественное застолье. Посвящённое. Дню бракосочетания. Алекса и Ингрид. Считать. Открытым!».

Мы врезали первый аккорд торжественного марша.

Послышался грохот отодвигаемых стульев, все встали.

Сразу за первым аккордом последовала модуляция, и мы перешли на «Обручальное кольцо».

Я дул без микрофона, прямо в лица счастливым почитателям живой музыки (уже тогда, в конце восьмидесятых, на сценах некоторых харьковских кабаков появились фанерщики).

Пока я дул, мамаша невесты засвиристела мне прямо в ухо: «Товаришу, я вас прохаю, не треба сьогодні ніяких Алексів, ніяких Інгрід. Мою доньку звати Ларою, а молодого – не Алексом, а Володькою. Це вони собі такі собачі прізвиська для роботи узяли!».