Был я подарком очень доволен. И с одной стороны на него восхищенно посмотрел, и с другой. Провёл рукой по материалу: наощупь ледяной.
Постучал немного.
– Кончай дурью маяться.
Найти теург-инженера сейчас – что-то из разряда фантастики, но для моих дел и базовых характеристик кирасы достаточно.
Вряд ли у воронья будет что-то чем они смогут ее пробить. Как я уже наблюдал – военных “приспособ”, которые быстро меня успокоили бы, они не демонстрировали. Да и как говорила Астра – первая когорта большей частью слабаки. Видимо Марко набирал в неё, ориентируясь не на силу, а на совсем другие качества: верность там, умение не задавать лишние вопросы, склонность к странным решением и политическая слепота. Сила же всю жизнь в армии скапливалась: в резервных полках и на фортах; так людей всю дорогу воспитывали. Если ты хочешь в вороньё свинтить значит, брат или сестра, что-то с тобой серьезно не так. А что касается Кшатрийца – кираса даже от его Поражения защитит, некро-стрела не пробьёт. По крайней мере, не должна. Как оно там на деле получится – уже совсем другой вопрос.
Скинул пальто и бронежилет. Нацепил на себя элементы, закрепив боковыми частями. Алтарь сразу интегрировался в броню.
Проверил аптечку – пустая. Защелкнул крепежи – и доспех издал громкий и радостный, технологичный свист. Приветливо похлопал его по грудной части. А дальше принялся за инвентаризацию остального.
В одном из металлических ящиков нашёл пару толстых пачек банкнот. Пересчитал – пять тысяч крон. Судя по кровавым мазкам, сюда лазили и здесь лишь малая часть . Насколько помню в такие схроны наши старшие, отец и дед, заряжали от пятидесяти до сотни тысяч. Хорошо, что Лео оставил хотя бы это – додумался.
Стряхнул со стола медицинский мусор. Поморщился от звона инструментов и ампул.
Положил в центр пачки. Сам себе кивнул.
Модульный карабин "Эхо" достал из шкафа. Забрал оружейный ремень с нижней полки (там же боеприпасы и магазины лежали) прикрепил. Положил его сбоку от денег.
У "Эха" меньше скорострельность, чем у моего вороньего старичка, но сам по себе новенький удобнее, компактнее и мощнее. А еще под него здесь же патроны были: четыре магазина стандартных и пятый особый. Проверил; зеленая маркировка, отщелкнул патрон.
Так и есть боеприпасы сделаны на основе пустышки-болотника. Отлично. Теперь не нужно будет в ребят-скитов с бронекожей по двадцать тысяч раз попадать.
– Просто праздник какой-то, – радовался Принц.
– И не говори.
Еще и отдельно коробка на сотню стандартных внизу стояла. Но она пока пусть лежит, брать не буду. Лишнего с собой таскать не хотелось.
Открыл еще один ящик: там свернутая трубой медицинская сумка и десяток аптечных коробок. Забрал первое и единицу второго и скинул к остальному на столе.
В следующем лежала только одна вещь.
У меня дернулся глаз.
Перстень с пауком Уртов.
Старый остался во Дворце с оторванным пальцем.
Забрал, надел.
Вытащил из следующего контейнера, битком забитого провизией, два сухпайка и минералку в пластике, швырнул к остальному добру.
Открыл самый дальний ящик, и Принц довольно заурчал. Каплевидная граната, сделанная на основе кровавика. Забрал. Вообще гранат, судя по пустым слотам должно было быть десять штук. Но кровавые следы лапищ говорили о том, что Лео нормально себя взрывными средствами обеспечил.
Интересно, в какой период времени он вообще здесь появлялся?
Сложно понять.
Зарядил в аптечку две ампулы стимуляторов и две обезболивающего.
– Наубиваемся вдоволь, – вполне искренне радовался Принц. – Жить станет лучше, жить станет веселее. Улыбнись, Судия. Улыбнись, Клинок.
***
Лицо и шея его иссечены рваными шрамами, от вида которых у меня волоски на руках дыбом вставали – розовые ленты на болезненно-бледной коже.
Глаза тусклые совсем. Взгляд больше не горел – привычную лисью хитринку в них разглядеть не мог: одна сплошная смертельная серьезность.
Длинные светлые волосы скиталец сбрил до щетины.
Инвалидная коляска, в которой сидел, видимости здоровья ему также не прибавляла.
В груди тоска оттоптала всё невоспитанным бегемотом.
– Понравился подарок?
– Очень.
Привычная усмешка осталась. Но теперь она выглядела иначе – зловеще.
Частичный оскал.
Такая судьба.
Исхудал. На нём остатки мирмидонской формы – чёрная ткань. Правый рукав сложен и закреплен булавками; самой руки нет. Вместо ноги от колена начинался костистый протез с золотым узором теург-формул. Если бы я не знал, что это Лео – то никогда в жизни и не узнал.
Он сидел перед широкой жаровней. Указал мне на сидушку напротив.
– Ты попрощаться? – учтиво спросил, усаживаясь.
Лео презрительно фыркнул и постучал по краю жаровни.
– Сюда смотри, бестолочь, – потребовал он. – И глупости не болтай. Здесь даже глупости могут влиять на мир.
Я послушался: в жаровне ярко-желтые угли и похрустывающие от жара синеорбы. А самое странное в кучках пепла, сухо щелкая, прорастали звериные глаза. Сформировавшись до конца, они перевели взгляд в мою сторону. Услышал волчий вой; и в этот момент в лицо ударила струя приторного дыма. В горле осела тошнотворная сладость, потом появилась горечь.
Закашлялся, Лео тихонечко смеялся.
– Соберись. Дыши глубже.
Я и дышал. Протёр глаза рукавом и облокотился на спинку. Тело – смесь из усталости, взвинченных нервов и болезни.
Тяжело.
Но разум был в порядке. Горечь принесла холод ума. Состояние изменилось. Меня как будто из двух разных человеческих кусков составили. Слабая уставшая размазня и гениальный психопат, с острым как нож разумом. Жутики какие.
Обстановка с внутренностей чёрной хибары сменилась. Теперь мы в бездне – в беседке из красного дерева. Балюстрады украшали трёхглазые клыкастые черепа – символы Морка.
Лео оставался все также в инвалидном кресле. Я восседал на миниатюрном троне, пародии на Императорский. Выглядел он жалко и смешно, как вычурный детский стульчик. А у моих ступней лежали головы Тори, Бора, бармена Гоби и Астры. Внизу лезвия и колья, бурлящая плоть; а стульчик опасно хрустел под моим весом. Насмешливо поднял бровь; это что как в той арестантской загадке?
Взгляд вверх: с внутренней стороны крыши горели защитные руны. Они мигали в сложной, но повторяющейся очередности. Как танец. Или шифр. Голова разболелась. Я смотрел. Шифр превращался в золотую кляксу волка, что неслась стрелой на оленя. Чем дольше смотрел, тем сильнее стучало сердце. Волк отсекал оленю голову клешнёй. Безголовый ударял в грудину хищника клинком-копытом, разрывая зверя и превращая его в золотистый салют. Салют разлетался трёхглазыми коршунами, обрушивающимися сверху на падаль.
Я резко отводил глаза, потому что чувствовал, сердце может не выдержать следующей трансформации образов.
– Не нравится биение бездны? – смеялся Лео, кивая на изображения сверху.
– Не знаю.
Сбоку пролетел дредноут с крыльями как у стрекозы. От этого звука можно сойти с ума: смесь шума прибоя и нашествия саранчи.
В упряжке отделение хорошо вооруженных серых, управлял дредноутом мародёр, а позади псы со Слонобоями сидели.
С правой стороны – какое-то наслоение камней, кирпичей, плоти и костей. Все это образовывало многоэтажное улье жуков. Видел я двухметровые силуэты в тумане тьмы и облаках тускло-зеленых паров некро-сора.
Молочно-белая вертикальная полоса горела вдалеке, близко от центра обзора. Сконцентрировался на ней и с каждой секундой чувствовал, как напитывался спокойствием.
Полоса прорастала белыми жгутами во тьму, охватывая области вокруг, как молоко, разливающееся по черному столу. И вскоре мы сидели в бьющейся корневой белизне. Пульсирующей, скрипящей, напрягающей разум. Чувствовал давление. Мысли сбивались, сплетались одна с другой. И везде в голове ослепительно-белая патока закаченной искусственной радости.